Да, с замужеством Слава ошиблась. Сначала все шло хорошо и ничто не предвещало каких-либо неприятностей. Можно даже сказать, девушка была практически счастлива. Савва был интеллигентом до мозга костей: ни тебе скандалов, ни выяснения отношений. Вместе ходили по выставкам, читали одни и те же книжки. То, что Саввочка к себе все время прислушивался и чуть что ложился на диван то с градусником, то с грелкой, Слава воспринимала как его милые маленькие недостатки. У них же нет пока детей. Савва сам такой большой и чудесный ребенок.

Когда начались эти постоянные созвоны с его милой маман и бесконечное обсуждение ее, Славы? Может быть, они и не прекращались, но велись поначалу не в присутствии молодой жены. И полугода не прошло после замужества, как Саввочка безо всякого стеснения начал вещать по телефону, с укором поглядывая в сторону жены, что язва все-таки обострилась. Понятное дело, от такой-то пищи. А чего еще она хотела?

Слава разводила руками, расстраивалась, пыталась готовить как-то по-новому, пока не поняла: дело не в ее готовке и даже не в ней. Эти двое не могли жить друг без друга. И третий в этом их семейном сложившемся дуэте был лишним.

Что Савва имел в виду, говоря про свою язву? Вот что он имел в виду? Получалось, что Слава отравить его, что ли, хотела? В телефонных разговорах пара даже не переходила на иносказания:

– О чем ты говоришь? Котлеты? Какие котлеты? Котлеты можно есть только из твоей сковородки.

– Да зачем нам покупать сковородку? Что она туда будет складывать?

– Рыба была вчера, или мне так показалось.

Славе было обидно. Сначала она пыталась бороться, потом поняла, что это диагноз. Сама себя успокаивала: не она первая, не она последняя. Это где бывают те хорошие свекрови? Нигде! Примеры кругом сплошь отрицательные.

Саввочка поначалу говорил шепотом, через какое-то время разговоры стали громче. Слава удивленно ставила руки в боки, Саввочка разводил руками:

– Ну она же меня тоже любит!

– А я?

Саввочка вздыхал и утром записывался на очередные анализы. У Славы начали развиваться комплексы. Она плохая жена? Нужно постоянно стоять у плиты и парить эти дурацкие котлеты? И потом, ей казалось, что муж все придумывает, или фобии у него такие. Повернут человек на своем здоровье. Так ему с детства внушалось. Ах ты маленький, ах ты бедненький.

Закончились совместные походы в театры. У Саввы не было никакого желания культурно развлекаться, только одно глухое раздражение на жену. Над Славой постоянно работали – формировали устойчивый комплекс вины.

Ну сколько можно все это терпеть?! В Славе начало закипать глухое раздражение. Она, между прочим, работала! И, между прочим, на хорошей должности и с достойной зарплатой. И не имела права брать больничный. Ну и что, что простыла, кашель замучил, спина не разгибается. Разве можно всю дорогу жаловаться?

Через несколько лет совместного проживания, с бесконечными взаимными упреками, Слава настойчиво стала задавать себе вопрос: зачем они живут вместе? Она его любит? Вот этого? Вечно ноющего? С телефонной трубкой в руке? Однозначно нет! Вышла замуж за мальчика из хорошей еврейской семьи. Она же не знала, что еврейская семья в лице его мамаши прилипла к нему намертво. Если бы Слава только могла предположить, что замуж она выходит за двух человек, она бы сто раз подумала.

Но Татьяне Львовне она почему-то приглянулась сразу; видимо, ее сбила с толку рыжая копна волос, и ей показалось, что и у Славы есть еврейские корни.

– Как это чудно: Слава-Савва. Практически Руслан и Людмила! Ребятки созданы друг для друга.

Савва тоже тяготился этой женитьбой, ему вечно было неудобно перед мамой. Слава не так сказала, опять фыркнула, а главное, ухаживала за Саввочкой совершенно не по-матерински. Если бы еще их связывали дети…

Детей общих не было. Сначала Слава по этому поводу расстраивалась, потом поняла: так оно даже лучше. Как там говорят мудрые индейцы: «Нельзя ехать на мертвой лошади»?

И вот совершенно другой персонаж появился вдруг в ее жизни. Да чего уж там вдруг! Она, видимо, его искала, ждала его. Можно сказать, нагадала, наворожила. Или она не ведьма рыжая? Приняла правила игры, причем с удовольствием. Ждала новых заказов, лихорадочно выискивала маленькие приписочки, ничего вроде бы не значащие, просто знак внимания. Но оба понимали, что все не просто так, и шли навстречу чувству.

Да, именно так. А потом случилась та поездка. Он предложил ей вместе съездить на завод во Франкфурте. Если честно, то все было совсем по-другому. Это Слава предложила. Прямо так и написала, что в такие вот даты собирается лететь во Франкфурт. Может, у него тоже в это время есть в этом городе дела? Написала и с замиранием сердца ждала ответа.

Ответ пришел очень быстро. К ее крайнему удивлению, господин Майер прямо ответил, что дел у него никаких во Франкфурте нет и ехать туда он именно в это время никак не планировал.

У Славы аж испарина на лбу выступила. Вот ведь старый черт! Ужас. Позор. И чего она выступила с инициативой? Что это ей привиделось? И вот ее славно припечатали. Будет ей наука. Да-да, размечталась.

А потом он позвонил буквально через полчаса, сказал, что созвонился с заводом и его там ждут. Да, в тех же самых числах.

Слава сидела слегка оглушенная и никак не могла взять в толк, что случилось? Как ко всему этому относиться? Звонок, конечно, немного исправил ей настроение, но летела она во Франкфурт, не зная, что ее ждет впереди.

Молодежь в кафе громко разговаривала, периодически раздавались взрывы смеха. Интересно, о чем? Наверняка не обсуждают директора, и это не рабочие дрязги.

Слава прислушалась. Все правильно: последний боевик с Даниэлом Крейгом, молодежное телешоу, которое идет по вторникам, открытие нового фитнес-клуба.

Немцы умеют говорить про позитивное. Как там говорил Потугин в романе Тургенева «Дым»: «Сойдется, например, десять англичан, они тотчас заговорят о подводном телеграфе, о налоге на бумагу, то есть о чем-нибудь положительном, определенном; сойдется десять немцев – и единство Германии явится на сцену; десять французов сойдется, беседа неизбежно коснется клубнички, как они там ни виляй; а сойдется десять русских, мгновенно возникнет вопрос о будущности России. Ну, и конечно, тут же, кстати, достанется и гнилому Западу. Бьет он нас на всех пунктах, этот Запад, – а гнил!»

В 1862 году написал сии строки господин Тургенев. И может, изменились те разговоры, но ненамного. И действительно, наши разговоры, среди русских – они всегда о глобальном. Всегда о возвышенном и немного о грустном. У немцев же просто весело. А среди молодежи – особенно.

Видно было, что молодые люди приходят сюда частенько, многие из посетителей знают друг друга, а уж официанты знакомы со всеми поголовно. Даже Рите молодой человек в длинном черном фартуке и в черной рубашке кивнул по-свойски и помахал рукой:

– Hallo!

Рита помахала ему в ответ.

– Вот. – Рита достала из своего огромного баула мешок с какими-то бумагами. – Вот. Доверить могу только тебе!

– Что это? – Они уже поели, допивали кофе, Слава почувствовала, что Маргарита мнется, что-то хочет сказать и никак не решается. И вот те на – сверток бумаг.

– Это письма. Моя переписка.

– С кем? С Эдиком?

– Да с каким Эдиком? Это еще там было, письма из прошлой жизни. – Рита помолчала. – Да. Вот представляешь, я же могла вывезти всего двадцать кило! Каждый шарфик был на счету, а я письма везла. Вот так вот.

– Ритка, у тебя был роман?

– Еще какой! Чуть все не бросила. Да, собственно, из этих писем все понятно. Понимаешь, Слава, я всегда знала, что должна эти письма кому-то отдать. Столько лет ждала, а сегодня ночью меня вдруг осенило. Это же ты, Славка! Я тебе должна их отдать. Можешь с ними делать что угодно, можешь роман написать, там все правда. Все по-честному. А еще все эти годы я немного жалела, что тогда моментом не воспользовалась, не бросила все к чертовой матери, не ушла к нему. Мы с ним в доме отдыха познакомились, в Кисловодске. У него семья, у меня. И так нас друг к другу потянуло, наваждение какое-то. Потом переписывались. Письма, письма, каждый день. Бегала на почту, он писал до востребования, читала, сидя где-нибудь в парке на скамеечке, на ижорском бережку. По телефону разговаривали, прятались от домашних. А потом он приехал. Без звонка. Просто приехал, чтобы увезти меня навсегда. Но я не решилась. Мой Павел. Паша. Вот так-то, подруга.