— Ты в порядке? — Давид заботливо склонился ко мне, и уже взял под локоть, намереваясь вывести меня из квартиры, но я беру себя в руки и утвердительно киваю.

Иду на звук голосов, и выхожу в большую комнату, которая ранее служила гостиной, а сейчас это был притон, иначе и не скажешь. Всюду около стен бутылки, на полу одеяло и подушка, в засаленной наволочке, на журнальном столике, который служил обеденным столом, открытая банка консервов, хлеб, нарезанные крупными кольцами вареная колбаса, и естественно початая бутылка водки.

— Опаньки, доча а ты квартирой не ошиблась? — я не сразу заметила пьяную мать, которая сидела в кресле около журнального столика. Я оглядела комнату и увидела отца спящего на полу, на другом одеяле.

— Нет, где Клавдия? — хозяйку квартиры я так и не нашла.

— А она тебе зачем? — мать нагло осмотрела меня и Давида, и дольше чем того требовали приличия задержала взгляд на Давиде.

— Раз спрашиваю, значит, нужна, — я не собиралась вступать в препирательства с матерью, но мне нужна Клавдия, и больше я к этот дом приходить не планировала.

Я услышала звук слива воды, и обернулась на звук. Из туалета выходила Клавдия, нетвердой походкой, пошатываясь, она направилась в нашу сторону, и мне с Давидом пришлось сделать пару шагов вглубь комнаты, чтобы пропустить ее в комнату. Клавдия плюхается во второе кресло и поднимает на меня мутный от алкоголя взгляд.

— Тебе чего? — Клавдия налила себе в граненый стакан водки и, опрокинув его в себя, схватила кусок колбасы, начала с чавканьем жевать, и нагло смерять меня взглядом.

— Я пришла поговорить на счет твоей дочери, Алисы, — я не знала с чего начать и немного замялась.

— Че, надоела уже? Вернуть хочешь? А вот не возьму, — женщина загоготала от своей шутки.

Я не знала, как продолжить разговор, и обернулась на Давида, который понял причину моей заминки.

— Клавдия, это хорошо, что вы не претендуете на ребенка, мы как раз к вам по этому поводу и пришли. Нами собран материал по лишению вас родительских прав, но мы прекрасно понимаем, что это будет долго, и хотели бы ускорить процесс, — на этих словах Давида, женщина выпрямилась в кресле и на секунду туман хмеля из ее взгляда развеялся.

— Что вы собрали? Лишить МЕНЯ родительских прав? Меня? Да я ее носила, я ее рожала, я мать! — Клавдия стукнула себя по груди, и выглядело это до ужаса комично, как из пародийного фильма, но так как это была не выдумка сценариста, а реальная жизнь, то скорее напомнила мне фильм ужаса, для одной маленькой девочке, которую она наживала жизнью.

— Вы нас плохо поняли. Вас в любом случае лишат родительских прав, но как быстро зависит уже от того, найдем мы компромисс или нет. Завтра мы идем к нотариусу, и вы в его присутствии отказываетесь от опеки, любых прав и претензий на Алису, за это вы получаете сто тысяч рублей, как только выходите из кабинета нотариуса, — Давид сухо и по существу выдал все факты Клавдии, и дал ей минуту на то, что бы обдумать его слова.

— А не обманете? — было видно, что указанная сумма разбудила жабу алчности, которая сейчас уселась на гурди у Клавдии.

— Ну, вот. А мне врала, что денег нет, — это свои пять копеек вставила уже моя мама. Я лишь отмахнулась от ее слов, внимательно смотрела на мать Алисы. Было видно, что у нее в голове сейчас идет делема, сомнения, но соблазн был слишком велик. Она внимательно посмотрела на нас и медленно кивнула.

Давид сделала шаг в ее сторону, и сунул ей бумажку с адресом нотариуса.

— Завтра в 12 дня, будем ждать вас по этому адресу. Приведите себя в надлежащий вид, и еще, если опоздаете, второй раз я не предложу, — мужчина обнял меня за талию и повел к выходу из квартиры.

Я шла как во сне, не веря, что этот ужас закончился, и мы вроде как получили согласие, полюбовно отдать нам ребенка.

Мы возвращались в гостиницу, и я почувствовала, как меня отпускает напряжение. Я понимала, что мы только в начале пути, а у меня уже начали сдавать нервы.

Пока мы ехали в машине, я слушала щебетание Алисы, что они успели с Тимуром покачаться на качелях, купить сладости и слопать их в машине, и вообще нас не было долго, и она скучала. Я улыбалась ребенку, а сама слушала ее вполуха, иногда даже невпопад кивала. Ребенок внимательно посмотрел на меня, и замолчала, я вопросительно посмотрела на нее в ответ.

— Ты грустишь, — Алиса отличалась проницательностью.

— Я устала и мне грустно, потому что моя мама меня не любит, — вот так в двух словах, я обозначила психологическую травму детства. Все прозвучало так естественно, что я даже сама удивилась.

— Меня моя тоже не любит, но теперь меня любишь ты, а я люблю тебя, — ребенок был непосредственен в своих высказываниях.

— А как же мы? — к нам повернулся Тимур с Давидом, которые слышали наш разговор. Машина как раз остановилась на светофоре и мужчины нежно нам улыбнулись.

— Куда же без вас, — я ответила им улыбкой, во мне было столько эмоций, что я расплакалась.

— Не грусти, Давид и Тимур тоже тебя любят, — девочка обняла меня, и я посмотрела на мужчин поверх ее головы.

— Я тоже их люблю, — ответила я девочке, но смотрела в этот момент на мужчин.

Я редко озвучивала и показывала свои чувства. Этому учатся в семье, на примере отношений между родителями, и родителей с ребенком. Я была лишена этих примеров, и мне порой было стыдно и неловко говорить о чувствах, будто это слабость, и я не должна ее показывать. Отогнала от себя грустные мысли и даже немного задремала, обняв Алису. Слышала, как Давид шепотом рассказывает о нашем разговоре, и Тимур задает какие-то вопросы. В конце концов, они решили как можно меньше привлекать ко всему этому процессу меня и Алису. Я даже обрадовалась, что они приняли это решение. Попросить, я бы не смогла, было бы стыдно перевались на их плечи все проблемы, связанные с Алисой, а так они вроде как все сами решили. Мне начинало нравиться, когда за меня принимают решения, тем самым сберегая мои нервы и силы.

Нас с Алисой уложили спать в старом гостиничном номере, а парни сняли соседний двухместный номер, чтобы не ютиться в одном.

Я знала, что деньги творят чудеса, но не думала, что все настолько может быть «чудесно». Давид и адвокат занимался лишением родительских прав Клавдии, а так же удочерением Алисы. Мы решили именно удочерить, а не оформлять опеку, это было решение Давида, и я с ним не спорила, так как мне этот вопрос был не принципиален.

За три дня все было решено, я сама ошарашено смотрела на документы, по которым мы были законными родителями ребенка. Как? Как такое возможно? Я расцеловала Давида и закружила в обнимашках Алису, девочка рассмеялась, так звонко, что я тоже не сдержалась и захохотала.

— Клавдия не передумает? — я отпустила ребенка, и она с Тимуром за руку вышли из номера. Мы панировали пообедать и отправляться в дорогу.

— Даже если она передумает, это уже не наши проблемы. Документы оформлены, они все настоящие, хоть и получены в рекордные сроки. Забудь о Клавдии, впереди у нас еще небольшая «проблема», — муж немного виновато посомтрел на меня.

— Что стряслось? — я не на шутку напряглась.

— Ничего критического, — мужчина взял меня под руку, и мы пошли следом за Алисой с Тимуром, которые весело что-то обсуждали. — Пришлось подключить связи отца, и соответственно отец узнал о том, что у нас здесь происходит, поэтому нас ждут на официальном представлении по приезду, — Давид выжидательно смотрел на меня, стараясь предугадать мою реакцию.

— Это должно было произойти, рано или поздно, но мне нужно с ними познакомиться, — я тяжело вздохнула, но посмотрела на Давила, и подбадривающее улыбнулась ему.

— Это еще не все, — было видно, что мужчине неприятен этот разговор.

— В общем, там будут и мои родители и родители Тимура, я не вдавался в подробности, но они что-то задумали, — я присмотрелась к мужу, он был напряжен и нервничал от предстоящей встречи не меньше меня.