Что ей оставалось? Габриелла покорно закивала, соглашаясь с выжившей из ума старухой. Та долго и пытливо не отводила от нее взгляд.

– В лес иди, запомни, в лес. На запад, в лесную пустошь. Солнце тебя приведет.

Старуха встала и направилась к двери, но остановилась, глядя прямо перед собой.

– Живы они… все живы, – и вышла, оставив Габриеллу одну.

Сколько еще сидела так, вперив взгляд в пустоту комнаты, она не знала. Перед глазами ее мелькали давно прошедшие мгновения. Вот мама наливает им чистой воды. Отец усаживает их с братом к себе на колени и целует в макушку. Вот они с братом, обнявшись, спят на соломенном тюфяке.

Габи резко вынырнула в реальность. Звуки за стеной накатили на нее волной, оглушая. Люди суетились, собирая в замок повозки. Сколько еще времени ей осталось?

Она оглядела скудное убранство комнаты. Взять ей было нечего, да и какой смысл? Меньше, чем через сутки она будет мертва.

Взгляд ее задержался на противоположной стене, где на гвоздике висел деревянный кулон, сделанный Рафаэлем. Все, что она получила в подарок за свою короткую жизнь. И это единственное, что останется с ней до конца.

Габи неуверенно встала с пола, подошла к стене и, сняв с гвоздика кулон, надела его себе на шею. Сразу стало легче.

Оглядев свою одежду, поняла, что порвала и испачкала сарафан. Практически рассудила, что при поездке в замок в платье будет некомфортно. Из отцовой одежды остались одни штаны и рубаха, как будто ожидая, когда их наденут для столь судьбоносного случая.

Каждое движение и решение Габи были осмысленны, но внутри она ощущала пустоту, как будто лишилась чего–то важного.

Переодевшись, присела около стола, как говорила мама, на дорожку. Есть не хотелось. Плакать тоже.

Вышла из дома, только когда колокол прозвонил третий раз, возвещая, судя по закатному солнцу, о сборе в дорогу.

Габи шла на площадь, склонив голову. Она не хотела никому смотреть в лицо, не хотела видеть их глаза, не хотела ни с кем разговаривать. Ноги сами привели ее к виселицам. Она обняла себя за плечи, в страхе замерев и боясь поднять голову.

– Но это же уже случилось, – прошептал разум.

– За дело он помер, за великое дело. Его смерть – начало конца, – возник в голове голос старухи.

Габриелла оглянулась на снующих туда—сюда людей. Никто и не обратил на нее внимание. Никому и дела нет до ее горя. Траур в таком месте давно потерял весь смысл.

Габи решительно посмотрела на виселицы. Ее друзья не ожили и никуда не ушли. Сколько они будут тут висеть, устрашая жителей, неизвестно.

Рука Джека, казалось, еще сохранила едва ощутимое тепло. Габи дотронулась до окоченевших пальцев.

– Не забывай меня, – прошептала она. Ответа ей, конечно же, никто не дал. Она будет помнить его до последнего вздоха, а кто вспомнит о ней?

Когда сходила по ступенькам, заметила, как люди отводят глаза. В конце концов никто из них ничем ей не обязан.

***

Они тронулись в путь, когда уже совсем стемнело. Посланец из замка уехал сразу же после жестокого спектакля, устроенного утром, а повозки и «урожай» остались охранять с десяток вампиров. Видимо, события прошлой ночи их сильно встряхнули, напомнив, что люди все–таки жаждут отнятой свободы.

Впереди и сзади колонны ехало по паре всадников, за каждой повозкой еще по одному. И это не считая извозчиков, которые тоже были вампирами. Габи и двух маленьких девочек посадили на первую подводу. Малышки прижались к девушке, ища хоть какой–то защиты и тепла. Ночь все–таки выдалась довольно прохладной. Габи, как могла, пыталась согреть их, заботливо укрыла сеном и через немного девочки задремали. Сама же прислонилась к мешку, по—видимому, с картошкой и с любопытством оглядывала местность.

Она впервые оказалась за пределами поселения. Дорога пролегала по большей части через лес, но бывало выходила на открытые пространства. В такие минуты Габи с жадностью всматривалась вдаль, но безлунная ночь плотным покрывалом окутала раскинувшиеся поля.

Холодней всего было от взглядов вампиров, которые они то и дело кидали в ее сторону. Она не видела их лица, скрытые во мраке капюшонов, но прекрасно чувствовала, что жаждущие глаза оглядывают ее тело. Тот вампир, что ехал за их повозкой практически не сводил с нее глаз. В душе зародилось неприятное чувство страха. Что если они решат ей попользоваться в свое удовольствие? И почему–то, несмотря на всю омерзительность воображаемой ситуации, Габи молилась лишь о том, чтобы дети не увидели этого.

Через несколько часов они подъехали к небольшой горной речке и остановились, давая лошадям немного передохнуть. Даже зажгли несколько светильников и поставили их на землю вокруг повозок. Видимо, за тем, чтобы не потерять «урожай» из виду.

Габи не шевелилась, боясь привлечь к себе внимание. Ее обнадеживало, что вампиры заняты своими делами – кто–то повел лошадей на водопой, кто–то стоял в сторонке и переговаривался с товарищем, осматривая местность хищным взглядом. Радовал и тот факт, что вампир, который так пристально разглядывал ее весь путь, тоже куда–то ушел.

Приятно журчащая река, легкий шелест листьев деревьев действовали лучше любого снотворного. Глаза у Габи слипались. Все–таки она привыкла спать в столь позднее время. Уставшая от событий дня, согретая теплом двух маленьких тел рядом, она задремала.

Сколько прошло времени, трудно было понять. Габи распахнула глаза от щекочущего нервы пристального взгляда. Снова тот вампир. Он заметил, что она открыла глаза, и подошел вплотную к повозке. Сердце девушки на мгновение сжалось и пустилось в галоп. Дыхание участилось. Неужели все–таки решили расслабиться? Но вместо этого вампир поднял руку, в которой была зажата какая–то тряпка, и прижал к ее щеке. Все, что оставалось Габи так это замереть, смотря удивленными глазами на вампира. Точно. Ее щека. Все это время она неприятно саднила, но не настолько, чтобы обращать на нее внимание.

– Эй, Рич, – бросил вампиру один из всадников, – ты что, в добродетели решил податься?

Смешки раздались со всех сторон, вызывая у Габи двоякое чувство. С одной стороны, ей было неприятно и стыдно, а с другой, как и любая девушка, Габи мечтала о добром и храбром юноше, который сможет заступиться за нее и увезти на край света. Вот и сейчас промелькнула эта странная, несвойственная ей слабость, и мысли наполнили всевозможные картинки того, как Рич, а именно так, оказывается, звали этого вампира, спасает ее от злой участи. Габриелла даже успела отметить, что он был по—мужски красив. Высокий, широкоплечий, с сильными крепкими руками. Хотя и не удивительно, учитывая, кем и у кого он служил. Огоньки фонарей скупо освещали его лицо, скользя по щеке, высоким скулам. Разглядеть его лучше Габи не могла, но была уверена, что он соответствует идеалу любой девушки. Только вот ответ вампира, заставил ее спуститься с небес на землю.

– А ты, видимо, забыл, что ОН не любит, когда ему привозят брак.

Габриелла без пояснений поняла, кого имел в виду вампир. Видимо, это поняли и другие, раз притихли.

– Держи, – приказал ей Рич. Габи перехватила мокрую тряпку и на секунду ее пальцы встретились с пальцами вампира. Наверное, ей показалось, что он даже дернулся от этого прикосновения. В любом случае она решила, что ей стоит выбросить дурацкие мысли из головы.

***

Через некоторое время вампиры потушили фонари, снова оседлали лошадей и двинулись в путь. То ли от того, что она все–таки заснула, то ли от того, что он действительно прекратил на нее смотреть, но Габи больше не чувствовала на себе пугающего взгляда.

Разбудил ее гомон людских голосов. Повозки с конвоем заехали в поселение, которое лежало на пути к замку. Солнце уже практически встало из–за горизонта, и народ спешил на свои рабочие места. Жители, кто с недовольством, кто с жалостью посматривали на вновь прибывших.

Повозки остановились около какого–то амбара. Несколько из них стали разгружать незнакомые мужчины. Откуда–то повеяло свежим хлебом. Габи почувствовала, как сильно проголодалась, ведь не ела уже сутки. Маленькие девочки тоже встрепенулись, тихо прошептав ей, что хотят кушать. Габи ничего не оставалось, как малодушно врать им, что скоро их покормят, надо лишь немного потерпеть. Ответ девочек устроил, и они покорно прижались к ней, снова прикрывая глазки.