Вился кругом главы Ея прекрасной.

Три страшные разбойника, как звери,

Как ястреба на кротких голубей,

Кидаются на путников священных,

Застигнув их в ущельях диких скал,

И в плен берут и Мать с Ея Младенцем,

И древняго вожатая с жезлом.

Далее описывается, как плененных путников разбойники привели к своему жилищу, где жены ожидали своих мужей…

с добычей верной… Грустно

Одна из них сидела, и дитя

Пронзительно кричал в ее коленях.

И каждый крик его вонзался в сердце,

И сердце матери, как нож, пронзал.

Вдруг привели и Старца Палестины

И дивную с Младенцем дивным Мать.

И смирен был Младенец Палестины:

Он у груди, на белизне лилей,

Лежал, как день, слиянный в образ детский,

И тихо пил с млеком из персей жизнь.

И чуден был Младенец Палестины,

На бедную солому положен.

Кругом себя он все преображает:

Вдруг облит Он каким-то чудным днем,

И этот день все дивно осветляет,

Алмазами горит под ним солома,

И тень бежит далеко от него,

И светлый круг окрест его зарится,

И плавает весь в белом свете Он,

И Мать над Ним вся светом облита.

Следя за всем, в тоске недоуменья,

Разбойника угрюмая жена

Молчала… Но отбросив вдруг сомненья,

И верою и счастием полна,

Заговорила… И с своим ребенком

Пред пленницей с благоговеньем став,

Рекла: «О дивная! Скажи, кто Он?

Кто Он, невиданный, Младенец чудный?

Слеза небес иль луч, скользнувший с неба

И облаком одевшийся земным?

Мне кажется, под тонкой тканью тела

Трепещется в Нем ангел безтелесный,

И божество сквозит из человека…

Смотри Сама, что сделалось кругом

Не солнце ли сошло на землю в нем?

Как Светится! На свет сей неземной

С трудом глядят мои земные очи.

И Ты Сама – не та ли Ты Жена,

О Ней же так уже давно, давно

Предание по всем пустыням ходит,

Что прийдет к нам Жена от Иудеи

С невиданным Младенцем на руках.

И у жрецов, как говорят в народе,

И как сама я в городах видала,

Блестит Ея изображенье в храмах.

Там все Она одета чудным светом,

И вся в лучах, а на руках Младенец,

Сияющий, как твой… как твой прекрасный.

Но тот, сказали нам, родится в яслях,

А Твой? Кто ж Твой Младенец светозарный?

Кто, чудный, Он? И кто его отец?

Причастен ли он нашей смертной доле,

И нашею ль Он жизнию живет?

Что за млеко в Твоей груди Он пьет?

А грудь Твоя зарится и светлеет,

Как облако на утренних лучах.

О, ведай: сын пустынь издавна веру

В целительность имеет молока.

Еще отцы, седые патриархи,

Твердили нам, что паче всяких зелий

Здоровое врачует молоко.

Тоска и вечная тревога жизни,

И вечный зной мою спалили грудь,

И молоко уж в ней перегорело,

Мое дитя болит и голодает.

А Ты свежа, как лилия пустыни,

А Ты светла, как на небе заря,

О, верно, молоко Твое целебно!

Смотри, Младенец Твой белее дня,

А мой смугляк-ребенок умирает!

Возьми ж его, дай каплю молока,

Которое целит и оживляет.

Возьми его – дитя мое больное

И посинелые его уста

Хоть каплею из персей освежи!

Твоя млека живительная капля

Падет как Божия с небес росинка

На замирающий пустынь цветок!

Возьми ж его, несчастного младенца!

Мне видится, что Ты не то, что мы.

Мне верится, что Ты спасешь его.

Возьми ж, возьми дитя мое больное,

Спаси его! Тебя ведь просит мать,

А чувство матери тебе знакомо».

И пленница священной стороны

Взяла к себе разбойничье отродье.

Но только лишь коснулася устам

Болящего млека святая капля,

Он ожил вдруг, затихнул и расцвел,

Огонь блеснул в ланитах помертвелых,

И зарумянились уста, скругляясь,

И стал светло глядеть он по-живому.

И улыбнулся ожилой малютка,

И смурые тянул свои ручонки,

И детскою душой своей летел

К спокойному Младенцу Палестины.

«Он ожил, мой младенец полумертвый!» –

Воскликнула восторженная мать.

«Сюда, ко мне!» – Она своим кричала.

И от своих сторожевых огней

Разбойники на громкий крик жены

Сбежалися и в ужасе невольном,

Раскрыв уста, глядели долго, долго.

И пленникам: «Свободны вы! – сказали, –

Без выкупа идите с миром в путь,

Вы, чудные, хранимы небесами».

«Возьми от нас дары, – кричала мать, –

Твоя млека целительная капля

Дороже всех восточных жемчугов.

Она уж в нем, она в моем младенце,

И он воскрес и ожил от нея.

Что будет – будь! Но этой дивной капли

Не выдует и ураган степей,

Не высушит весь зной пустыни нашей.

Она уж в нем! Уж в нем свет капли,

Как дорогой на дне пучины перл.

Пускаяся в дорогу жизни бурной,

Мое дитя окрепнет и взрастет.

Но в тихие прекрасные минуты

Послышит он на сердце у себя

Заветный дар – сокровище святое –

В нем будет жить та капля световая

(Безценная жемчужина твоя),

Которую вложила Ты в него.

Как ангел сердца, как другая совесть,

Как Божий дар, как Ты сама, благая,

Она с его срастется детским сердцем,

Она его облагородит душу

И путевой его звездою станет.

И будет с ней он жить двойным стремленьем

К делам земли и к радостям небесным,

И будет в нем – нечистом и земном –

Отсвечивать залог чистейший неба.

И будет весь он двойствен и таинствен.

Я чувствую, мне будущность раскрылась,

С очей души упала пелена.

Я вся полна пророческого дара…

И вижу я величье дивной капли.

О, как блажен он будет с этой каплей!»

Разбойник, который терзался на кресте справа от Высокого Страдальца, заговорил:

Нет! – Он – не мы! Он Бог и на кресте…

Одна любовь безгрешного взвела

На этот крест!… Мы резали, мы жгли,

Губили мы ножом и мятежами,

А он учил. – И как учил?… О, нет!

Я весь Его!… Душа к Нему стремится:

Я за Него хотел бы распят быть!…

Я в Нем узнал знакомого кого-то,

Как будто жил с Ним где-то в детстве я!…

Я не могу ни вспомнить, ни забыть

Какого-то златого сновиденья:

Шатер… Пустыня… Ночь… Жена младая…

И капля дивная!!… Еще гора…

И проповедь… И прежния виденья…

О! помню я… Я живо помню что-то,

Не знаю что… Но помню что-то я!…

И, Господи!… Я верую в Тебя!…

О, Господи!… «Воспомяни меня, —

Когда, как Царь, в свое приидешь Ты Царство!!…»

«Сего же дня со мной войдешь Ты в рай!»

Сии слова легли, как жизнь, на сердце;

Но их толпа услышать не могла…

(12/25 января)

По устным преданиям, сохраняющимся в Хилендарской обители, икона Божией Матери «Млекопитательница» первоначально находилась в Лавре св. Саввы Освященного (†532), близ Иерусалима. Прп. Савва перед своей кончиной пророчески предсказал братии, что со временем Лавру посетит его соименник, царственный паломник из Сербии: «И икона Пресвятыя Богородицы «Млекопитательницы» вместе с моим посохом да будут дарованы ему от Лавры моей в благословение».

Столетия проносились над дивною Лаврой, а икона «Млекопитательница» продолжала ожидать паломника Саввы, пророчество о котором передавалось из века в век. И лишь в конце XII века в обитель для поклонения мощам своего небесного покровителя прибыл некий Савва, Царевич и архиепископ Сербский (†1237), отказавшийся ради монашеской жизни наследовать отцовский престол. Когда молодой сербский монах молился в Лавре, неподвижно стоявшая икона Богородицы «Млекопитательницы» несколько раз перед ним наклонилась, а игуменский жезл, прислоненный к гробнице преподобного, неожиданно упал. Видевшие это иноки спросили пришельца о его имени и узнали, что это был Савва.