Неприметная дверь, скрытая в густой тени угла слева от алтаря, отворилась бесшумно, но Илзе всё же расслышала вкрадчивый шелест шлейфа. На мгновение пригрезилось даже, что то не ткань стелется по каменному полу, но чешуя змеиного хвоста.

Медленно, степенно к алтарю вышла молодая черноволосая женщина в богатом тёмно-зелёном платье. Оглядела гостей, улыбнулась, легко, очаровательно, словно давно ждала именно их, и произнесла на безупречном франском:

— Добро пожаловать в святилище Трёхликой, туманный искатель и царица змей.

Она красива, эта служительница богини и, несомненно, одна из старших жриц храма. Не так юна, как Ирис, но едва ли старше Илзе. Тонка, словно тростник у берегов реки Эф, изящна, будто статуэтка из лазурного роосского фарфора, глаза — зелень кедрового леса. Облегающее стройный стан платье роскошно, сшито по последней западной моде и меньше всего похоже на скромное одеяние жрицы беднеющего храма. На убранных в причёску чёрных волосах изукрашенный драгоценными камнями венец, в ушах тяжёлые серьги, на шее золотое ожерелье.

Вызывающе, неуместно роскошно среди этих стен, пустого зала и нагой статуи.

Единственные окна за их спинами, те, что выходят на фасад. На остальных трёх стенах окон нет и, хотя здание само по себе не слишком велико, зал явно не занимал и половины его общей площади. Разумеется, как и при всяком храме, тут есть внутренние помещения, куда не допускались посторонние, да и расположение его таково, что служительницы должны жить здесь же… только вот где?

Франский жрицы безупречен, точно у высокородной образованной фрайнэ.

И она назвала Блейка туманным. Так иногда нелюди и смески величали скрывающихся — не в Финийских землях, где мало кому приходило в голову умалчивать о своём даре без веской на то причины, но во Франской империи, Эстилии и других государствах, одобряющих преследование одарённых.

А её, Илзе, — царицей змей.

Наполовину шутливое прозвище, данное ей в тесном кругу её франских друзей и знакомых. И вне этого круга никто о прозвище не знал.

Жрица видящая вдаль?

Или читающая в умах и сердцах людей?

Или…

Жрица обошла алтарь, встала перед ними, продолжая улыбаться лёгкой скользящей улыбкой.

Ах вот оно что.

— Что ж, сестра, полагаю, ты уже поняла, что к чему.

— Сестра? — повторил Блейк.

— Змеерожденная, как я, Озара или Сагилиты, — поправила Илзе. — Но, думаю, узы, связывающие её с кланом Сагилит, несколько ближе и куда менее эфемерны, чем с кланом Чароит.

— Моя мать приходилась Стене двоюродной сестрой… так, кажется, принято говорить у людей. В свою очередь его отец и моя бабушка были единоутробными братом и сестрой. Моя бабушка, а за ней и моя мама стали жрицами Трёхликой. Когда пришёл час, я ступила на тот же путь.

— Разве служительницам богини дозволено иметь мужа и детей?

— Отчего нет? Можно даже покинуть храм, если будет на то воля жрицы, выйти замуж и жить как обычная женщина, — улыбка служительницы стала шире, взор метнулся к Блейку, изучая его с таким неприкрытым любопытством, что Илзе едва сдержалась, чтобы не зашипеть в ответ на столь явный интерес.

Вроде и понимала разумом, что они с Блейком фактически никто друг другу, бывшие любовники, только и всего, но всё одно поднималось предгрозовое недовольство, желание указать немедля, что этот мужчина — чужая территория.

Её территория.

— Тут не монашеский орден Благодатных, в который если вступил, то обратно из-под сени монастырских келий уже не выйдешь.

— Вы хорошо говорите по-франски, — заметил Блейк, окинув жрицу быстрым оценивающим взглядом.

Мать-Змея, и он туда же! Смотрит и на точеную фигуру, и на прелестное личико, ловит блеск улыбки, что появляется и исчезает с тонких губ последним лучом заходящего солнца.

— Как и на вайленском, и эргерштернском. Жизнь в Финийских землях такова, что волей-неволей приходится всякие языки узнавать. И многие среди нас изучают западные языки. Илзе изучала франский и… какой ещё?

— Целестианский, — процедила сквозь стиснутые зубы.

Потому, собственно, она и осталась во Франской империи. Добираться до Целестии было дольше, а её к тому моменту уже изрядно утомили долгие наземные переезды.

Вот так просто, по личной прихоти она оказалась там, где оказалась. Знала бы вайленский и с Аргейских островов отправилась бы прямиком в Вайленсию, а не в эту и впрямь невесть как и кем благословлённую Империю.

— Ты говоришь по-целестиански? — живо поинтересовался Блейк, словно её познания в иностранных языках были нынче важны.

— Говорю.

— Моё имя Фрия, — представилась жрица и, повернувшись, направилась к двери, из которой вышла. — Следуйте за мной.

— Куда? — спросила Илзе.

— В храм.

— Разве мы сейчас не в нём?

— Это, — жрица остановилась, взмахом руки обвела зал, — лишь часть его. Малая, открытая для всех часть.

Следовало догадаться.

Маленький двор, нарочито неказистое здание, подчёркнуто скромная обстановка — всё это маска. Наземная, доступная посторонним часть, кричащая, что этот убогий храм единственное, что осталось от некогда великого культа, надёжно скрывала подземную, куда допускался не каждый.

За дверью пряталась комнатка, столь же пустая, сумрачная, как и зал. Свет сюда проникал через два узких окна, выходящих, как прикинула Илзе, на другую сторону здания. Едва гости и жрица прошли в глубь помещения, как женщина, отделившаяся от густой тени у стены, закрыла за ними дверь. Подобно своей товарке во дворе, облачена она была в такое же длиннополое мглисто-серое одеяние, контрастирующее резко со жрицей, сверкающей, точно камни в её венце.

Фрия миновала комнату и открыла следующую дверь, ведущую в помещение меньшего размера, лишённое что каких-либо предметов обстановки, что даже окон-щелей. Последние заменяла небольшая огнёвка, надёжно укреплённая под низким потолком. Переступив порог, жрица шагнула в сторону, ожидая, пока гости пройдут к противоположной стене и остановятся в недоумении.

Странная комната. Стены тёмно-серые, как везде в этом месте, но лишь кажутся каменными. При ближайшем рассмотрении видно, что они ровные, гладкие и…

Илзе украдкой поскребла ногтем стену перед собой.

И металлические, не каменные.

По знаку жрицы женщина в сером закрыла и эту дверь, лязгнул запор, задвигаемый с той стороны. Илзе повернулась к Фрие, невозмутимо закрывающей вторую, внутреннюю, створку-решётку. Щёлкнула железная щеколда на решётке, в толще стен заскрежетал запускаемый подъёмный механизм. Комната дрогнула, пришла в движение и медленно поползла вниз.

Илзе не представляла, на какой точно глубине расположен храм, но кабина опускалась неспешно, с ленцой, и оттого казалось, будто глубина изрядная, не меньше, чем в изначальных подземных городах змеерожденных. Блейк посматривал то на жрицу, то на каменную стену, тянущуюся за решёткой, прислушивался к доносящимся из шахты звукам. Фрия из-под полуопущенных чёрных ресниц наблюдала за Блейком, и виделось в этом её неприкрытом интересе кокетство, столь же неуместное, как и это платье с блестящей вышивкой по лифу и рукавам.

Сколько Илзе себя помнила, родственниц у Стене всегда было в достатке. Возможно, говорил он и о сестре, и о племяннице, просто вот так, в обычной беседе без уточнения рода деятельности обеих, имена их ничем не отличались от имён женщин того «гарема», что обитал под крышей дома Сагилитов. Правда, накануне, рассуждая о полёте в Менад, старый змей ни словом не обмолвился, что у него в том самом храме племянница жрицей состоит. И сегодня по пути не упомянул.

Известно ли о том Озаре?

Известно. Иначе какой ей резон вовсе в престранную эту авантюру ввязываться, если только она не знает то, что скрыли от Илзе?

Другое дело, что Озара не сочла нужным сестру предупредить. И сама мысль эта тревожила.