Аудитория принялась закусывать.
Солнце припекало.
Когда будут крематории
Как оно тогда будет?
А вот как.
Купил себе просторный шкаф или пристроил к стене полку, расставил там урны или, если ты патриот, опошнянские кувшины с прахом незабвенных и дорогих твоему сердцу покойников.
Пришли, например, к тебе гости.
Пока жена готовит закуску на радиокухне, ты, не допуская того, чтобы гости разглядывали альбом, рвали переплеты и слюнявили пальцами фотографии, подводишь их к полочке и начинаешь:
– Деда Кондрата пепел. Умер тогда-то. Знаменит был тем, что мог сразу съесть два жареных индюка, был, как бы сказать, уникум. Ведь сколько стоит свет, ничего подобного не было зафиксировано. И лишь после смерти деда Кондрата знаменитая пословица «Нет хуже индюка: одного мало, а два не съешь» вновь обрела право на существование.
Отец Михайло. При жизни преобыкновенный человек, после смерти прославился на весь мир. Сгорел в крематории за две минуты, тогда как простой упокойник горит минимум двенадцать минут. Удивлялись даже крематорщики.
А покойная мама Параска, жена его, стоит и говорит, слезы платком утирая:
– Ничего дивного, люди добрые. Покойничек, царство небесное, так наспиртовался за 75 лет жизни, что я все удивляюсь, как он живьем не сгорел.
– А это макитра с прахом тетки Килины, знаменитой лебединской бубличницы. Дородная была женщина – пудов на девять. В обычную урну не вошла. Пришлось макитру покупать.
А вот малюсенький кувшинчик с прахом дяди Миколы, известного украинского пролетпоэта. Еще при жизни так измолотили его критики и профессия, что пепла почти не осталось. На кувшинчике – видите? – вылеплена эпитафия, которую он написал за две минуты до финиша:
«Жизненная закончилась история…
Небольшая очередь в крематорий –
И я умру… Оставляю вам
Горсточку пепла в икс грамм…»
……………………………………………………
Сели вы с гостями за стол, начинаете закусывать, а ваша жена вдруг:
– Знаешь, Остапчик, сегодня твой покойный папа именинник!
Вы к шкафу, урну с пеплом папаши на стол и:
– За потустороннее здоровье Михаила Кондратьевича! Ур-ра-а!
Гости чокаются с урною, и покойник принимает непосредственное участие в веселой вечеринке.
Можно даже пойти дальше: открыть крышку урны и плеснуть туда рюмку водки прямо в пепел: иллюзия участия покойника в вечеринке достигает всех ста процентов.
В наши дни это совершенно невозможно.
……………………………………………………..
Если кто из гостей намекнет, что ваша коллекция пепла родственников скромна, а его куда богаче, не отчаивайтесь. Выйти из этого не очень приятного положения довольно легко. Вы отвечаете счастливчику, что 18 урн вашей коллекции сейчас в ремонте. Красятся. Это мгновенно повысит ваши акции. А если хотите, можно вызвать и сочувствие аудитории таким правдивым способом.
Вы, вздыхая, рассказываете, что вчера в шкафу № 2 скреблась мышь и бесовский кот, бросившись на нее, начисто смахнул с полки все урны. Кокнулось 14 урн с пеплом и две пустых, купленных случайно про запас для тещи и тестя.
Со стороны гостей сочувствие безусловное и счастливчик посрамлен.
……………….……………………………………………………
Так будет.
И тогда слова, которые пишут на крестах и памятниках, – «Дорогому, незабываемому» – действительно будут иметь значение. Сейчас, например, вас перебрасывают по профлинии из Харькова в Киев. Не повезете же вы с собой могилы и, конечно, все «незабываемые» сразу становятся забытыми. А тогда – раз плюнуть. Ящик, древесные опилки или дешевая вата и – поехали деды, бабы, тети, дяди и т. д. в Киев.
Одно только страшно. Это чтоб в те прекрасные времена не было жилкризиса. А то, понимаете, в шкафу на месте урн будет спать ваша дочечка Сатира, а на полке в кабинете пристроится ваш безработный брат Юмор Кондратьевич и временно проживет три года.
Если не будет жилкризиса – прекрасно все будет.
Кино на селе
– Так говорите, Гурович, у вас в селе кинематограф есть?
– А то как же! Самый разнастоящий! Каждое воскресенье такое в школе разделывает!
– Интересно?
– Очень интересно! Спасибо нашим шефам, угодили, сказать бы, народу!..
– Давно он у вас? Расскажите, пожалуйста, как же оно так случилось, что и у вас, в селе, кинематограф появился?
– С охотой…
Началось оно так…
На Вторую Пречистую ходил по селу наш исполнитель Гарасько и наказывал, чтоб в воскресенье прямо из церкви «весь народ и которые женщины шли к сельсовету на сход». Оповестили, мол, по телефону из района, что в воскресенье приедут к нам в село шефы.
– Приедут, – проказывал Гарасько, – небеспременно прямо из города на антанабиле, а потому не опаздывайте, граждане! Оно хоть и шеф, а все ж таки человек, и неудобно показывать свою полную индихвиренцию, когда человек старается, хоть и на антанабиле…
Явка, между прочим, добровольная, а потому, кто опоздает или вовсе не придет… говорить не приходится. Однословно, чтоб не жалеть ув последствии – приходите, граждане, все обязательно…
В воскресенье батюшка зараньше кончили службу, и вся общественность направилась к сельсовету встречать гостей.
Действительно, приблизительно говоря, к обедней поре приехали.
Шеф – громадный мужичара пудов на шесть, в кожанке, в очках и с ним ладненькая тоненькая дамочка в красной косынке.
Свертелся митинг.
В почетный президиум избрали деда Юхима Первака – он у нас всегда тую должность сполняить.
Поздоровавшись с общественностью, шеф попросил Гараська немедленно отыскать хозяина того поросенка, что они антанабилем на выгоне задавили.
– Потому, – сказал шеф, – хоть мы и городские, а разумеем, што поросенок не виноват. Собственность мы признаем и за поросячий инвентарь убытки бессловно выплатим. Не беспокойтесь!..
Но беспокоиться почти не пришлось – к сельсовету бежала, будто сумасшедшая, баба Палажка Совхозиха и так вопила на весь майданчик, что дед Юхим забрал себе слово и сказал шефу:
– Не иначе, дорогой товарищ из городу, поросенок Палажкин – ета активная баба зазря никагда не голосуить. Надобно побыстрей евтую ораторшу остановить, пока она не распропа…гандировала антанабильную маму и вашего, извинить, папу…
Шеф согласился, вытянул троячку, и на этом торжественная часть митинга закончилась.
Далей слово забрал шеф и говорил долго-долго, часа два.
Говорил про все понемногу: про Китай, про попов, про кооператив, про школу…
Наконец, шеф надолго заговорил про какого-то «великого немого», что придумал аппарат и сейчас говорит лучше всякого говорящего.
Что от того немого великая людям польза стала…
Что можно с помощью того немого аппарата, сидя, примером, у нас, видеть, как люди в других странах живут, как они тую жизнь строят.
Одно слово, заинтересовал нас шеф очень, так что дед Юхим снова забрал слово и сказал шефу:
– А низзя ли, дорогой докладчик из городу, митинг приостановить, потому как собрание очень довольно, хотя и не обедало… А ваша милость, не можно ли нам на село такого, хоть поганенького, немого аппарата достать, чтоб и мы корысти ущипнули и из задних в передовые с вашей помощью перебежали?..
На это шеф отвечал:
– Дорогие граждане! Не беспокойтесь и не сумлевайтесь! Мы шефнюем организованно и позаботимся о том, что и у вас в селе будет кинематограф.
Потом шефы поехали.
Народ разошелся очень довольный и еще недели три живо обсуждали… как же повезло той Палажке, что содрала трояк за шелудивое порося, которое и семигривенника не стоило…
А месяца через два привезли из города в школу аппарат, и теперь каждое воскресенье цокотит лихая чертовня и показывает…
