— Вернулась… — и через мгновение: — Хочу пить и есть!

Кощей, кажется, даже не удивился тому, что Филипп оказался говорящим котом. Он щелкнул пальцами, и вокруг нас засуетились серые фигуры слуг, накрывавшие знакомый мне круглый низкий столик к завтраку. Фамильяру по моей просьбе принесли куриный бульон, на который он смотрел крайне недовольно:

— Мясо хочу! — вредничал он, видя, что царь благосклонно взирает на его капризы, пряча улыбку за кофейной чашкой.

— Ты двое суток ничего не ел, начни с жидкого, — терпеливо уговаривала любимца, но перед тем уже стояло блюдо с мелко порезанной куриной грудкой.

— Зачем ты его балуешь? — попеняла Кощею.

— Вину заглаживаю, — просто ответил тот. — Сама подкрепись и расскажи, как добыла яйцо.

— Расскажу, но прежде ответь: что ты знаешь об эпидемии клещей на левом берегу Вящей?

Царь нахмурился, пошевелил пальцами, и слуги, окружавшие помост, словно растворились среди шёлковых занавесей.

— Мне докладывали, но я не придал значения.

— Напрасно. Ими кишит лес и поля Заречья, начиная с гор и заканчивая берегами рек. Мой домовой сказал, что впервые видит такое, а он живет уже не одну сотню лет. Правда, благодаря клещам я получила яйцо — как плату за избавление от паразитов, — информировала того, кто считает себя правителем всея Дремлесья, а клещей проморгал. Рассеянный взгляд Кощея скользил по узорам ковра. «Как он так может? Мне удобнее думать, глядя в одну точку», — наблюдала я за царём, смакуя кофе. Заметив, что тот прикрыл глаза, спросила:

— Что надумал, величество?

— Спросить у тебя совета, — вперил в меня насмешливый взгляд прекрасных глаз собеседник.

Какой совет?! Даже дышать забыла, глядя на его великолепие. В голове металась одно: «О прекраснейший из прекрасных! Позволь любоваться тобой вечно!» Ай! Кошачьи когти отрезвили и дали возможность на вдохе скинуть с себя чары. Суккубий сын!

— Кощеюшка, ты мог бы не тратить на меня свое обаяние. Стара я уже для таких забав, — процедила сквозь зубы, восстанавливая дыхание.

— Прости, по привычке вышло. Натура такая. Больше не буду, — приложив ладонь к груди и склонив голову в легком поклоне, пообещал полудемон.

— Проехали! — отмахнулась я, думая о создавшейся ситуации.

— Что? Куда поехали? — опешил собеседник, окончательно освобождая меня от морока страстной влюблённости.

— Говорю, что надо искать, кому это выгодно. Скажи, в Луморье клещи есть?

— Есть, наверное. Мне не докладывали.

— Сколько времени надо, чтобы уточнить?

— К обеду будем знать. Ты отдохни пока, я скоро вернусь, — Кощей набросил капюшон и исчез за занавесками.

Оставшись одна, я съела аппетитный кусочек пахлавы, плавающей в медовом сиропе, запила остывшим кофе, забралась с ногами поглубже на помост и откинулась на подушки. Филипп растянулся рядом и замурчал.

Рябокура сидела у входа в пещеру, закинув ногу на ногу, элегантно опершись на кончик крыла, и нюхала ромашку.

— Хорошо, что вернулась, Агуня. Понравилась ты нам. Жаль, мало погостила, имён не узнала, сказку не послушала. Знаю, к коту спешила, поэтому не сержусь. Отдала яйцо Кощею? Скажи, чтобы поторопился — через год поздно будет. Заботу вашу в колодце старом ищите. Агуня, ты слышишь меня? Агуня…

Последние слова звучали горным эхом и постепенно удалялись. Сама курочка замерцала, как изображение в старом телевизоре с плохой антенной, и тоже исчезла. Вместе с ромашкой, камнем и скалой, увитой плющом, за которым скрывалась пещера.

— Агуня, ты слышишь меня? — прозвучало над ухом.

— Слышу, — хрипло ответила царю, присаживаясь среди подушек, на которых так сладко заснула.

Явь переплелась с дрёмой, пришлось тряхнуть головой, чтобы отделить одно от другого. В магических мирах нельзя с пренебрежением относиться к снам, видениям или знакам в кофейных чашках. На всякий случай сказала:

— Тебе курица передала, чтобы ты поторопился, ибо через год поздно будет.

Кажется, Кощей понял, о чём речь, и кивнул, не то благодаря за известие, не то соглашаясь с полученной информацией. Но речь завёл о другом:

— Вестники доложили, что клещи только в Заречье. В Луморье и Дальземье не больше, чем обычно по весне. Думаешь, наслал кто?

— Ты и сам так думаешь, — аккуратно, чтобы не задралась юбка, продвигалась я к краю подиума. — В Заречье не все приняли Финистовича, вот и творят невесть что. То князя медведю скормить хотят, то клещами народ застращать, а потом против правителя поднять недовольных. Тебе Акамир-то люб?

— Что он, девка, что ли, чтобы любым мне быть? — фыркнул Кощей. — Молодой еще, глупый. Изменился, правда, после охоты. Ты, наверное, надоумила?

— Он и сам не дурак. Только балованный немного, — ответила я и напрямую спросила: — Будешь помогать от напасти избавляться или нет?

— Найти, кто клещей наслал, просто, только не он зачинщик. Заговорщиков поймать надо, а то так и будут воду мутить.

Согласно закивала, вспоминая, о ком рассказывал князь, когда отсиживался в избушке.

— Чтибор Дуда и Явил Вишняков — главные зачинщики смуты в Заречье. Хотя может статься, что за ними стоит кто-то ещё.

Кощей посмотрел куда-то мне за спину, повел бровью, и тут же послышались мягкие удаляющиеся шаги, а от движения воздуха еще сильнее заколыхались лёгкие драпировки драгоценных полотнищ

— Их убьют? — холодея от ожидаемого ответа, спросила Кощея. Сколько раз уже корила себя за длинный язык, который зачастую опережает мысли. Прикопают этих двоих, и будет меня совесть грызть всю оставшуюся жизнь.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — хмыкнул царь. — Как можно бездоказательно казнить, опираясь только на чьё-то предположение? Проверят, разберутся, отследят связи…

— Давно ты таким законопослушным стал? — спросила и прикусила язык. Ну вот опять!

Кощей щелкнул пальцами, дождался, когда материализовавшиеся серые слуги сняли с него плащ и с поклоном исчезли, забрался с ногами на возвышение, сгрёб несколько подушек под локоть и ответил:

— Надеюсь, ты знаешь, что нет абсолютно плохих и хороших людей? — я кивнула. — В большинстве своём окружающие нас поступают так, как им выгодно, а мы расцениваем их поступки относительно своей выгоды. Правители обязаны еще и учитывать интересы страны и народа, за который они ответственны. Поэтому когда одни величают царя Милостивым, другие называют его Кровавым. Ты же сама сказала, что слышала только одну версию моей истории. Хочешь продолжение?

— Да. Очень хочу!

— Лодьи — так назывались те кораблики, на которых предстояло мне переплыть море. На каждой лодке был старший — кормщик, но командовал небольшим флотом из пяти судёнышек тот рыжебородый, что позвал меня с собой, Колояр. Навстречу восходу вышли в море, и началась у меня другая жизнь. Чтобы постоянно не пользоваться заклинанием перевода, начал учить язык, вслушиваясь в незнакомую речь и повторяя слова. Выполнял мелкие поручения, которые давали мне корабельщики, делал посильную работу. Море совсем не похоже на пустыню, как мне показалось вначале. Оно полно энергии, которой щедро делилось со мной, и я стал расти. У меня прибавилась физическая сила, и я намного легче выполнял упражнения, которым научился у Йога. Мой магический резерв с лёгкостью пополнялся, и я левитировал, отрабатывая заклятие, услышанное от отца. Чтобы никому не мешать, занимался ранним утром, приветствуя первые лучи солнца, но мои попутчики, которым не хватало в пути развлечений, собирались поглазеть на любопытное зрелище. Дни шли за днями. Солнце и ветер за время плавания сравняли цвет моей смуглой кожи с цветом крепкого чёрного кофе. Мне уже казалось, что нет другой жизни, кроме как в море, на раскачивающейся под ногами палубе, но однажды к вечеру с переднего судёнышка закричали: «Земля!» Суета швартовки, объятия встречающих, разгрузка товаров, твёрдая почва под ногами — от всего этого кругом шла голова, и ещё я боялся, что опять повторится ситуация с пустынным караваном. Все разойдутся по своим делам, и я останусь один. Но Колояр приказал следовать за ним. Ночевали мы в большом гостином дворе. Сначала все пошли в баню, где, охая и ахая, долго парились, опрокидывали на себя ушаты ледяной колодезной воды, в предбаннике, отдуваясь, пили квас и снова парились. Хотели и меня веником отхлестать, но я юркнул под полок, забился в дальний угол попрохладнее, а когда все ушли, спокойно помылся и незаметно сбежал. Потом долго степенно обедали. Еды на столе было много, и вся она была мне непривычна. От любопытства хотелось пробовать каждое блюдо: квашеную капусту и мочёные яблоки, солёные грузди и огурцы, варенные в меду, пареную репу и блинчики с икрой. Уже и не упомню всего, что тогда отведал впервые. От усталости и сытости стал носом клевать прямо за столом, и ключница отвела меня спать в дальний угол на широкую лавку. Непривычная постель, шум застолья, размышления о дальнейшей судьбе не давали заснуть. Когда же сон сморил, увидал я комнату большую, в ней вдоль стен на расписных крепких лавках людей много сидит. Все богато одеты, в руках посохи, искусно украшенные резьбой и самоцветами яркими. Вошел человек, а мне из-за шапок и шуб не видно его, но все встали и поклонились в пояс. Только я прямо стою и смотрю на человека этого. Возвышается он над всеми на пять ступеней, сидя в кресле резном на подушках парчовых, и говорит: «Я царь ваш!» Потом всмотрелся в меня, руку протянул и сказал: «Запомни, я — это ты!» Тут меня будить пришли, принесли одежду новую. Шальвары белые, жилет, расшитый узорами золотыми, шапочку красную с кисточкой приказали на голову надеть. Одеваясь, всё сон свой вспоминал и удивлялся, что впервые сновидение запомнил. Но размышлять некогда было. Повёл Колояр кормщиков во дворец царский. Все с поклажей тяжёлой, один он налегке, только меня за руку ведёт. Проводили нас в зал большой, и показался он мне знакомым. Словно был уже когда-то здесь. Сели ждать царя. Тихо перешёптывались между собой, только вожак сидел молча. Потом повернулся и сказал мне: