Мне до сих пор жутко хотелось отмыться от поцелуя с Норисом младшим, а с того момента прошла уже целая неделя. Мой бойфренд был очень занят делами своего братства, дрессировал новеньких, придумывал для них новые формы унижений, поэтому до меня очередь не доходила.

С отцом поговорить у меня не хватало духу, потому что о моих отношениях с Кёртисом он всегда спрашивал с хорошо знакомым нажимом. Мне ничего не оставалось делать, как говорить что всё круто, и какая у него шикарная тачка, как у принца из Саудовской Аравии. Оказалось, что обсуждать тачку – беспроигрышный вариант. Она же не виновата, что её хозяин ублюдок? Поэтому я лепетала об отделке салона, дорогущем запасном комплекте шин, крутой стереосистеме, словом, я была той, какой меня мечтал видеть отец – тупая пустышка, для влиятельного наследника Норисов. Я даже научилась хлопать глазками и подглядела у одной из девушек сестринства идиотский жест ручкой. Ещё немного и я начну капризно топать ножкой.

Чёрт. Я даже когда в Стэнфорд поступала не делала такого, а составила целую деловую презентацию для отца, объясняющую, почему он должен инвестировать в моё высшее образование, а он взял и сказал в середине моего выступления:

– Детка, тебе стоило просто попросить. Хочешь в Стэнфорд, я не против. Давай сюда свои документы.

Интересно, если бы я составила презентацию "Сто и один повод пойти с Эдом Хэндерсоном на свидание", папа бы так же отреагировал? Хах! Держи карман шире, Бет!

– Милый браслет, – папа кивнул на уродство вокруг моего запястья. – Курт подарил?

Потребовалось немало усилий, чтобы сдержать поток гневных слов, которые вертелись у меня на языке. Я лишь натуженно улыбнулась, мечтая растворить эти кандалы в кислоте, вместе с рукой.

– Всё нормально, Элизабет?

Видимо, моё состояние всё же укрылось от папы, и я сделала глубокий вдох:

– Папа, а что если Норис мне ммм не…совсем… симпатичен?

– Не будь строга к нему. Дай парню шанс. Он за тобой ухаживает, помоги ему, скажи, что тебе нравится сама. Отношения это двое людей.

Тряпка. Ты тряпка, Бет!

Так и не смогла нормально возразить отцу. Слишком живо я помнила, как всего раз сделала не по его, и меня перевели в другую школу, не слушая мольбы и слёзы. Я не готова расставаться со Стэнфордом, но сама я не потяну плату за обучение, а папа не позволит мне взять студенческий заём. У него знакомые во всех банках, они живо сдадут меня с потрохами, едва я заявлюсь у них на пороге. Может, фамилию сменить. Элизабет Хэндерсон. Звучит!

Жаль, такие подработки, чтобы покрыть обучение за семестр ещё не придумали. Остаётся только спихнуть Эда с первых позиций, чтобы забрать его стипендию. Но это почти нереально, он чёртов гений! Да и не хочу я с ним соревноваться.

Снова думаю о нём.

В итоге просто отложила разговор с отцом до лучших времён.

Но стало только хуже, когда пришёл день моего посвящения. Я почти не слушала болтовню Триш и Холли, кивала на их расспросы о Курте и слушала восхищённые вздохи, а сама украдкой поглядывала на своего хамелеона. Октябрьское солнце подсвечивало его слегка неряшливые пряди, оставляло завораживающие блики на стёклах очков. А пальцы… Красивые длинные, мысленно представляла в них не вилку, а смычок скрипки, потом моя фантазия уходила чуть дальше, и вот мы уже играем дуэтом на пианино, случайно касаясь друг друга, пока близость окончательно не сводит нас с сума, и вот уже эти самые пальцы расстёгивают пуговицы моей блузки, застёжку на лифчке…

Я слишком громко втянула остатки смузи через трубочку, что сама вздрогнула от противного звука. Девочки рассмеялись, а видение ушло, оставив после себя приятное щекочущее чувство внизу живота.

Ты нравишься мне, Эдвард Хэндерсон. Ты мне нравишься. Можно я буду звать тебя Эд?

Это же так просто сказать. Что я теряю? Только свои глупые фантазии…

– Он! – Триш ткнула пальцем в моего одногруппника, и я чуть не задохнулась от волнения.

– А?

Она закатила глаза:

– Твоё задание – тот додик-очкарик.

– Поцеловать? Его? – прикидываюсь идиоткой. Да я заговорить-то с ним боюсь. И он не додик… Они просто его не знают!

– Ну же давай, Лиз! Вон он сидит, – вступает Холли, и я понимаю, что шансов отвертеться у меня всё меньше.

– Холли, я учусь с ним. Это Эд Хэндерсон!

Сердце к горлу подскочило, когда он повернулся на нас. Его очки ярко блеснули на солнце, и сверкнувшие за ними серые глаза бросили меня в жар, лишив всякой возможности связно мыслить и говорить.

– Боже, Лиз, ты знаешь, как зовут этого лузера?

Я уже готова плюнуть на вступление в Ита Вита Фита, но это единственная возможность для меня пожить отдельно, без папы и его вечных расспросов. Поселиться в обычной общаге он мне никогда не позволит. Только в доме сестринства. А там глядишь, найду подработку и выползу из-под его опеки, докажу, что сама чего-то да стою, что я не придаток для богатого урода.

– Он не лу… Просто активный студент, вот и запомнила…

Ненавижу себя за трусость. Я не стыжусь своих чувств к Эду, но и вступаться за него мне страшно. Не хочу, чтобы кто-то раньше него узнал о моей симпатии. Не хочу, чтобы над ней глумились или опошлили.

– Пофиг. Сделай это, и ты официально одна из нас. Уверена, лошок-Эдди не целовался никогда. Будешь его первой. На всю жизнь запомнит.

Ноги не слушаются, каблуки попадают в зазоры между плиток, а сердце почти выломало мне позвоночник.

С того раза у профессора Сэмьюэльсона мы не общались, но и тогда я ни слова не проронила, а выбежала из аудитории.

И вот я держусь за стол, чтобы не упасть в обморок. В глаза Эду посмотреть боюсь, а тупо изучаю свои ногти. Почему-то сейчас мне стыдно за свой броский маникюр, стыдно за браслет, за подруг, я не такая на самом деле! Я просто Бет, твоя застенчивая одногруппница.

– Привет, ты же Эд Хэндерсон?

Как же его взгляд и улыбка не сочетаются с нарочитым заиканием. Почему он прикидывается? Он русский шпион и шифруется под забитого ботаника?

Но я стойко держусь, даже села и ничего не опрокинула, а потом он выдыхает моё имя, и я окончательно отдаюсь во власть его голоса. Эдвард, как назло, смакует эти три буквы, а я смотрю на его губы, когда они произносят «Б», ловлю его дыхание на «Е», чувствую, как он касается языком альвеол на «Т».

Туплю, слов подобрать не могу и заикаюсь куда убедительнее, чем Эд.

Пытка именем продолжается, и я больше не могу её выдерживать, просто упираюсь в стол и тянусь к нему. Если, что пойдёт не так, я просто свалю всё на задание от сестёр, а если всё на самом деле сложится, тогда… Не знаю. Буду действовать по обстоятельствам.

Триш и Холли издают какие-то нечеловеческие звуки, и мне хочется сбежать, но дальше происходит то, чего я не ожидала.

Хэндерсон запускает эти самые умопомрачительные пальцы мне в волосы и притягивает к себе быстро, но осторожно. Даже придержал, чтобы локтем не ударилась, и в последний момент я боюсь только одного, что его губы окажутся такими же неприятными, как у Курта. Но это не так. Эд нежен и одновременно напорист, и я никак не могу соединить два это качества в своём воображении, я просто тону в ощущениях, открываюсь ему навстречу, стукаюсь о дурацкие очки, снимаю их, а для Эда – словно сигнал. Его прохладный язык скользит по моему, но совсем не гасит огонь которым охвачена моя голова и всё тело… В какой-то момент мне становится так хорошо, что я вырываюсь из его объятий, пытаюсь отдышаться, оставаться равнодушной. Хэндерсон смотрит на меня так странно, словно я должна ему на какой-то важный вопрос ответить. ЕМУ! Всезнайке дать подсказку!

Из транса меня выводит хруст под ногами. Вот растяпа, уронила его очки. Гробовая тишина. Ноздри у Эда на мгновение расширились, нежные губы превратились в кривую линию, а затем нас накрыло шквалом гадкого смеха. Кто-то громко выкрикнул: «ну ты и задница, Бейли!»