Рассказывают люди, будто давным-давно, при государе Седжоне, жил сановник по фамилии Хон, а по имени Мо.

Знатен и родовит был этот Хон. Еще юношей сдал он государственные экзамены и дослужился до Главы палаты чинов. Имя Хона гремело по всем городам и селам, и шла о нем слава как о преданном сыне и верном слуге государя.

Двое сыновей было у Хона. Старшего звали Инхён. Мать его, законная супруга[293] Хона, происходила из рода Лю. Младший сын, Кильдон, был рожден от служанки Чхунсом.

Перед рождением Кильдона приснилось отцу, будто загрохотал гром, сверкнула молния и на него ринулся с неба зеленый дракон[294] с косматой взъерошенной бородой. В испуге очнулся Хон Мо. Дивный сон, под стать сну о муравьином царстве Нанькэ! Он с радостью подумал: «Увидел во сне дракона, значит, жди дорогого сына!» — и поспешил к супруге на женскую половину.

Встала навстречу госпожа Лю. Взял он ее за яшмовые руки, хотел тут же обнять и приласкать. Но чинно молвила госпожа Лю:

— Вы солидный человек, а ведете себя как легкомысленный мальчишка!

И с этими словами отвела его руки.

Хон Мо вышел, досадуя на свою супругу. А как раз в это время принесла ему чай служанка Чхунсом. Плененный красотой девушки, Хон Мо тут же увлек ее в опочивальню. В ту пору Чхунсом было восемнадцать лет.

С этого момента она не выходила за ворота и даже не смотрела на других мужчин. Господину это пришлось по нраву, и он сделал ее наложницей. А ровно через десять лун Чхунсом родила дивного мальчика. Отец радовался и жалел, что не от законной супруги родился такой прекрасный сын.

Кильдон рос и к восьми годам всех превзошел разумом, как говорится, все схватывал на лету. Одна беда: низкое рождение запрещало мальчику называть отца отцом, а брата — братом. Если по забывчивости он позволял себе такое, ему тотчас же указывали на оплошность. Даже слуги не испытывали к нему никакого почтения.

Однажды осенью, в девятую луну, сиял на небе месяц и веял свежий ветерок — все успокаивало душу. Кильдон сидел за книгами, но вдруг оставил их со вздохом:

— Хоть и родился я мужем, следовать примеру мудрецов — Конфуция и Мэн-цзы — мне не дано. Так не лучше ли изучать науки ратные! Сделаюсь я военачальником. Падет передо мной Восток и будет завоеван Запад. Великий подвиг для государства, а Кильдону — слава... Такие подвиги достойны мужчины! Но почему я все-таки одинок?.. Есть у меня отец и брат, да не дозволено называть отца отцом, а брата — братом. Как же тут не горевать, как не печалиться!

Кильдон вышел из дому — и вот уже учится искусству фехтования.

В ту же ночь Хон Мо любовался лунным светом и вдруг увидел сына.

— Отчего тебе не спится? — спросил он.

— Я любовался лунным светом, — почтительно ответил Кильдон. — «Небо сотворило десять тысяч вещей, и самое высшее его творение — человек». Меня же никто не ценит. Так человек ли я?

— Это что еще за речи?! — рассердился отец.

А Кильдон опять:

— Вот что тревожит мою душу: я ваш сын, плоть от плоти, кровь от крови вашей, но мне не дано звать отца отцом, а брата — братом. Могу ли я называться человеком? — И слезы покатились на его платье.

Отец пожалел Кильдона, но утешать не стал, побоялся, что сын совсем осмелеет, и принялся браниться:

— В моей семье не один ты низкого происхождения. Что это за дерзости? Чтобы впредь этого не было!

Кильдон плакал, не проронив ни слова. А когда услыхал: «Ступай прочь», — ушел к себе и закручинился еще больше.

Вот и одарен-то он превыше всех, и сердцем добр, но нет душе его покоя, сон бежит от глаз.

Однажды пришел Кильдон к матери и, сетуя, сказал ей так:

— Еще в прошлой жизни предопределена мне судьба быть вашим сыном. Это для меня великая милость. Но мне придется расстаться с вами. С судьбою трудно спорить. Дорогая матушка, не беспокойтесь о недостойном сыне и берегите свое драгоценное здоровье.

Мать встревожилась:

— Низкого рождения в нашем доме не только ты, зачем же говорить столь пристрастно, надрывая мне сердце?

Сын отвечал:

— Гильсан, сын Чан Чхуна, тоже был низкого рождения. Покинув мать, ушел он в горы Унбонсан, постиг там великое учение о Пути[295], и его имя славили потомки. Я избираю ту же дорогу. А вы не горюйте и ждите, что последует дальше. Одно лишь меня беспокоит: что-то не по душе мне коксанская тетка. С каждым днем отец все больше благоволит к ней. Боюсь, не причинила бы она зла нам с вами. От нее, как от врага, так и жди беды. Обо мне же вы не беспокойтесь.

Мать совсем опечалилась.

Действительно, была у господина любимая наложница по имени Чхоран. Некогда в Коксане все знали ее как кисэн, и потому получила она прозванье коксанской тетки. Нрава она была спесивого и вздорного. Любого, кто не уступит ей, тотчас опорочит перед хозяином. Все зло в доме шло от нее. Слуги, рабы — все ее ненавидели. У нее не было детей. Поэтому, когда у Чхунсом родился сын и господину это пришлось по сердцу, Чхоран из зависти решила погубить Кильдона.

Однажды, зазвав к себе шаманку, Чхоран сказала ей:

— Не знать мне покоя до тех пор, пока не изведу мальчишку. Исполни мое желание, а за услуги я щедро тебя одарю.

— За Восточными воротами столицы живет гадалка, — посоветовала шаманка, — только глянет на человека, сразу все расскажет: что было и что будет, в чем счастье и в чем лихо. Растолкуй ей свои желанья, а потом отведи к господину. Ее пророчества так его запугают, что он сам пожелает сжить сына со света. Вот и выход, только бы удалось!

Чхоран дала ей на радостях пятьдесят лянов серебром и пригласила заходить. Шаманка ушла довольная.

На другой день Хон Мо на женской половине беседовал с супругой, госпожой Лю, о младшем сыне. Расхваливая его таланты, они сетовали, что мальчик родился от служанки.

Неожиданно в покои вошла какая-то женщина и поклонилась господину. Тот удивился:

— Кто ты? Зачем пожаловала?

— Я, недостойная, людям ворожу. Вот и к вам зашла.

Хон Мо тотчас захотел узнать, что ждет Кильдона. Его позвали и показали ворожее. Она робко проговорила:

— Я вижу, что ваш сын — необыкновенный человек, герой, каких не видел свет, но рождения он низкого... Вот будто бы и все... — И она умолкла на полуслове.

Хон Мо, заинтересовавшись, приказал:

— Ну что там, договаривай!

Ворожея, чуть помявшись, продолжала:

— Гляжу я на вашего сына: великодушен и добросердечен. В межбровье его мне ясно виден дух наших гор и рек. Внешность у него царская. Но когда он вырастет — погубит весь ваш род. Молю, подумайте об этом!

Хон Мо призадумался, но ворожее сказал:

— От судьбы не уйдешь. А о сказанном молчи! — и, вознаградив ее, отпустил.

С того дня Хон Мо поселил Кильдона в уединенном домике в горах и приказал следить за каждым его шагом.

Тоскливо было на сердце у Кильдона, да что поделаешь! И стал он изучать военные науки по «Шести планам» и «Трем тактикам»[296], астрономию и географию.

Обо всем этом Хон Мо знал и беспокоился:

— Этот негодник талантлив. Если дать окрепнуть его далеко идущим замыслам, как бы не сбылось предсказание гадалки! Что с ним тогда поделаешь?

В душу господина закрался страх.

А Чхоран тем временем за тысячу золотых наняла убийцу по имени Тхыкчэ, господину же без устали нашептывала:

— Ну и гадалка! Всех насквозь видит! Как вы решили поступить с Кильдоном? Не лучше ли от него поскорее избавиться?