— Нарежь ананас. Кольцами. Без кожуры. А когда закончишь, сделай салат из помидоров, огурцов, лука и сметаны…

Бестия кивнула и метнулась к вазе с фруктами, а я сосредоточился на своей задаче — нарезал и отбил мясо, поставил на плиту сковороду, подобрал нужный температурный режим и снова полез в холодильник. А уже через несколько минут приступил к эксперименту: стал жарить любимое блюдо из прошлой жизни матушки — свиные отбивные с ананасом и сыром.

Пока стоял у плиты, захлебывался слюной и забивал себе голову, подкидывая начинающей хозяйке все новые и новые ценные указания. В результате к приходу Язвы стол на кухне оказался заставлен всякими вкусностями, в двух бокалах заискрилось вино, а в третьем — вишневый сок. Но самым серьезным раздражителем, конечно же, стал убийственный аромат мяса: Шахова учуяла его еще в прихожей, прибежала к нам и метнулась к мойке. А после того, как помыла руки, с разгона плюхнулась на свое место, схватила нож и вилку, отрезала кусочек отбивной, отправила по назначению и аж застонала от удовольствия!

Мы с Долгорукой последовали ее примеру и минут на десять выпали из реальности, отдавая должное простенькому, но чертовски вкусному блюду. Потом женщины уговорили по бокалу вина, откинулись на спинки кресел, поблагодарили за угощение и посерьезнели.

Первой заговорила Лариса Яковлевна, поймав взгляд Бестии:

— День прошел более чем плодотворно. Мы с твоим сыном отнесли тело Мстислава в криокамеру, само собой, по потайным коридорам и вырубив все камеры, так что свидетелей этого действа нет. Потом прогнали княжну Палей через Вострецова под крайне жесткую клятву Силой… Так, туплю: Баламут, Вострецов — Гранд-разумник, давно и по-настоящему верно служащий роду Долгоруких. Его стараниями фаворитка поверила в то, что покойного Императора подняли под утро сообщением о гибели Рины, что он, выслушав собеседника, сначала схватился за сердце и активировал медблок комма, а затем разозлился на себя самого заявил, что страшно виноват перед семьей, потребовал у Валентины больше никогда не путаться у него под ногами и выставил из спальни.

— Миленько… — довольно кивнула Бестия, и ее подруга переключилась на следующую тему:

— Даш, целители, пытавшиеся тебя залечить до смерти, арестованы, допрошены и казнены. Шестеро из девяти особо доверенных лиц Мстислава, занимавшихся организацией остальных покушений и прямо или косвенно замешанных в убийстве Ярины, отправились к предкам по той же схеме. А трое оставшихся попали в авиакатастрофу. Ибо были выходцами из слишком влиятельных родов, а прощать кого бы то ни было Владислав не собирался.

— Приятно слышать!

— Далее, начальник Девятого Управления получил боевую задачу и карт-бланш, так что об этом вопросе можно забыть как минимум дня на три-четыре…

— Принято. А что со сторожками?

Лариса пожала плечами:

— Убрали, конечно! Мы с Баламутом чисты, как дистиллированная вода, наши банковские счета разблокированы, а наблюдение с моей квартиры и дома в Дагомысе снято. Соответственно, Рату маскировка не нужна, а мне пока пригодится: я весь день натыкалась на знакомых, а тратить время на ерунду не хочется. Кстати, краем глаза видела сестер Нелюбиных и, честно говоря, не знаю, куда деваться — они серые от горя, по слухам, неделями не покидают своих покоев и почти не говорят.

— Слава решил, когда официально уйдет из жизни «безутешный отец»? — хмуро спросила Дарья.

— Да. В ночь с десятого на одиннадцатое. После того, как сдохнут его последние шавки.

— Значит, привезешь к нам девчонок двенадцатого. Во второй половине дня. С ночевкой. Убедительный предлог придумаешь сама.

— Сделаю.

— Что с моей легендой?

— Будет готова послезавтра утром. Само собой, под нынешнее лицо. А окончательную корректировку проведу после того, как над тобой поработает Степановна.

Бестия прищурилась:

— Останусь все той же Завадской?

— Ага. Но мастером шестой ступени со сродством к Огню и Жизни.

— Отлично. А как там Слава? Держится?

Язва поморщилась:

— В принципе, да: загрузил себя работой и весь день практически не вылезал из программы управления виртуальным «дублем» Мстислава — отвечал на звонки под его аватаркой, провел несколько сетевых совещаний и все такое. А перед тем, как я уехала, созвонился с нынешней «грелкой» и, как я поняла, намылился к ней. Чтобы отключить мозги, не употребляя алкоголь.

— Понимает, что иначе может проболтаться… — буркнула Долгорукая и виновато вздохнула: — А я, как оказалось, переоценила свои силы и чуть было не сломалась.

Шахова сообразила, к чему она клонит, буквально через мгновение:

— Рат?

— Ага.

— И как?

Этот вопрос меня здорово напряг. А Даша почему-то обрадовалась и засияла:

— Я счастлива! И хочу еще…

— Слава богу!

Это восклицание тоже напрягло, но совсем по-другому: в нем, кроме радости, прозвучало нешуточное облегчение, и это настолько сильно укололо, что я невольно сжал зубы.

Лариса Яковлевна, естественно, обратила внимание на мою реакцию, виновато улыбнулась и раскололась до донышка:

— Рат, мне было здорово. Клянусь Силой. И я обязательно как-нибудь попрошу повторить. Но моя любовь к тебе ближе к материнской, поэтому раз Даша хочет еще, то я со спокойной душой уступаю ей нагретое место!

Я озадаченно почесал затылок, пришел к выводу, что не в состоянии понять логику поведения этой личности, заставил себя считать этот монолог признаком ее самоотверженности и склонил голову в знак уважения. Хотя на самом деле пребывал в жутком раздрае:

— Ты удивительная женщина!

— Ага. Сама себе удивляюсь! — хохотнула она и шокировала снова: — Захочешь именно меня — бери, не задумываясь: я твоя и буду счастлива такому вниманию. Нет — радуй Дашу или кого-нибудь еще. А со мной просто спи, тренируйся, воюй и, конечно, перешучивайся. Ибо мне катастрофически не хватает твоего тепла…

12 августа 2112 г.

…Ближе к концу полуторачасовой аудиенции у наследника престола я более-менее разобрался в его характере и понял, по какой причине Бестия не горела желанием оставаться во дворце. Владислав ощущался… функцией, то есть, человеком, заточенным только на служении Империи, а «ненужные мелочи» типа чувств практически не проявлял. Зато в вопросах, хоть как-то связанных с делом всей своей жизни, отличался воистину невероятной въедливостью. Из-за чего мои планы рассказать о нашем пребывании в Багряной Зоне «в двух словах» с треском провалились: без пяти минут Императора Владислава Второго интересовало буквально все, так что эта часть аудиенции превратилась в вежливый, но полноценный допрос.

Впрочем, были и положительные моменты. Для начала этот мужчина не задавал личных вопросов и не требовал выворачивать душу, хотя, вне всякого сомнения, принимал во внимание каждую оговорку или «странный» взгляд. Далее, не испытывал ненависти или какого-либо негатива к общине засечников, так что интересовался нашими проблемами, предлагал варианты их решения и выяснял мое мнение отнюдь не из вежливости. Понимал, что наш взгляд на происходящее за Стеной точнее взглядов «внешников», и вникал в мои объяснения. Считал, что любая картина состоит из отдельных мелких штрихов, из-за чего уделял внимания каждому отдельно взятому. И, что самое главное, не делил население страны на дворянство и быдло, соответственно, одинаково ценил героизм представителей благородного и всех остальных сословий.

Последним я и воспользовался, намеренно описав встречу со второй группой «потеряшек» чуть подробнее, чем со всеми остальными, и заявив, что Ярина настолько впечатлилась самоотверженностью Краба и его парней, что дала слово принять участие в их судьбе.

— Как я понимаю, эта группа пограничников была приписана к девятому форту, верно? — спросил Долгорукий.

— Да, Владислав Мстиславович… — подтвердил я.

— А вы случайно не запомнили их фамилии?