Шлепая по лужам – снова зачастил дождь, оставляя капли на рукавах ее непромокаемой куртки и делая тяжёлыми высоко собранные волосы – Жанна вышла на набережную. Светло-голубое здание Канцелярии, украшенной ровно одной башней, показалось ей знакомым: Жанна прошла вдоль него, изучая приветливо горящие окна, и свернула сразу после. На внутренних улицах было темнее, но ей не составило труда отыскать дорогу: она издалека заметила знакомую подъездную дорогу, внутренний дворик и даже то самое окно в ванной. Подпрыгивая от нетерпения, Жанна обошла дом кругом, чтобы подойти к парадному входу: улица перед домом была слишком узкой, хотя в этот час тут не было ни машин, ни прохожих – всех загнал по домам разошедшийся дождь. Жанна обхлопала карманы куртки, извлекла нагревшиеся ключи: от радостного возбуждения она не успела заметить горящие окна в доме. Не успела она сунуть ключ в широкую замочную скважину, как дверь распахнулась. Жанна оторопела: перед ней стояла незнакомка в коротком халатике, с полотенцем на голове.

– Мишель! – обратилась она, а потом вздрогнула и нахмурилась. – Ты не Мишель, это точно.

Жанна улыбнулась ей как можно более вежливо.

– Я Жанна. Это мой дом.

Незнакомка ответила ей не менее недовольной улыбкой.

– Ты, должно быть, ошиблась дверью, – недовольно процедила она. – Потому что этот дом, несомненно, принадлежит мне.

Жанна тяжело стащила с плеч огроменный рюкзак. Кажется, эта история будет не очень-то гладкой, подумалось ей. Но не отступать же на полдороги?

***

За четверть часа они успели: накричать друг на друга; обойти дом кругом дважды, чтобы свериться с табличкой; ещё немного поругаться, ища документы; позвонить адвокату (Жанна) и любовнику (Мишелю), чтоб отменить свидание; снова сверить все документы; обозвать друг друга мошенницей и воровкой; оглушительно хлюпнуть дверью – кухонной, а затем и входной. В итоге Жанна обнаружила себя сидящей на ступенях, ведущих в воду Рейны: рюкзак она забыла в доме, дождь перестал, а вот ветер усилился. Жанна с тоской вспоминалась приветливые южные улицы городка, где они жили с Джеем в последние годы: не постоянно, конечно, но достаточно долго, чтобы говорить «мой дом» и не запинаться. Все ещё тяжело дыша от злости, Жанна уставилась в воду. Мечта ведь была так близко. Может, ей и не стоило приезжать?

За ее спиной кто-то захлюпал лужами по ступеням.

– Я Анника, – раздался за спиной Жанны встревоженный голос. Она обернулась. Незнакомка, набросившая пальто на халат, протягивала ей руку. С мокрыми волосами, растерянная, она выглядела юной – гораздо младше Жанны, хотя наверняка впечатление было обманчивым.

– Сидеть под дождем тебе не поможет, – сварливо заметила она. – Мишель прислал там что-то на ужин… и твои вещи… в общем, пойдём.

В отместку за неё тон, Жанна крепко дёрнула ее ладонь своей, поднимаясь – но у красотки оказалась сильная хватка. Она ухмыльнулась, с легкостью потянув на себя рослую, костлявую Жанну, и смерила ее взглядом, брезгливо наморщив нос.

– Кстати, ванна тебе бы точно не помешала.

Жанна шумно выдохнула через нос, вырвала руку и зашагала к дому.

– Это последний год, – говорит Жанна. Мы сидим снова на том же месте. Вместо формы на нас джинсы и босоножки, и мы отстраненно смотрим, как разъезжаются блестящие родительские машины внизу. Я на год младше. Скоро Жанна закончит школу, а я останусь совсем одна. Это меня не пугает – другие девчонки меня боятся, но привязываться не станут. Просто мы с Жанной – идеальный тандем для чего угодно. Я так боюсь потерять это.

– Я пыталась поговорить с мамой…

– Я знаю.

Она отвечает резко. Жанна мою мать терпеть не может, и та платит ей взаимностью. Если честно, при виде Жанны у моей мамы начинают проявляться такие черты, что я тоже начала относиться к ней довольно прохладно. Она только злится – думает, это Жанна, но у меня своя голова на плечах.

– Так будет правильно, – наконец изрекает Жанна. Я с ней не спорю. Это она у нас – заводила, но я-то знаю, что на многие идеи ее вдохновила именно я. Мне это лестно, но я не расстроюсь, даже если никто не узнает. Мне нравится тихая слава. А если честно, то мне хватает и горячего признания Жанны, которое сквозит от нее во всем – в жестах, во внимательных серых глазах (они бывают разного цвета), в словах и поступках. Жанна – мое сокровище, солнце в ненастный день, но она об этом не знает, потому что вот уже несколько лет я боюсь ей в этом признаться.

– Какие планы на этот год? – она толкает мою ногу своей, на этот раз бережно, почти нежно. Мы наловчились с ней делать все осторожно – после содранных рук, сломанных костей, порванных платьев – но это не значит, что мы перестали считаться ужаснейшей катастрофой всех здешних мест и ближайшей округи.

Жанна не выносит скуки. Я, как оказалось, тоже. Когда-то мы с ней хотели украсть пиратский корабль и отправиться плавать по свету, но мир стал слишком маленьким для таких грандиозных планов, так что корабль пришлось отложить до времен получше. С тех пор я и Жанна – иногда по отдельности, но чаще всего вместе – проверяем окружающий мир на прочность.

– У меня есть план, – наконец говорит она. – Он сделает нас известными. Все в этих стенах нас запомнят. Тебе останется лишь почивать на лаврах.

Без нее мне здесь нечего будет делать, но я согласно киваю. Что бы она ни предложила – я в деле. Это будет волшебный год. Самый лучший.

– Мы разгадаем тайну Плачущей Принцессы и освободим от нее школу.

Я смотрю прямо в ее глаза. Темные озера, они скрывают такие секреты, о которых мне даже помышлять страшно. Меня это притягивает, привлекает. Я снова киваю. Я готова пойти куда угодно за ней.

Рывком проснувшись, Жанна не сразу поняла, где находится. Медленно изучив потолок, она стала осматривать стены: старые обои местами отходили от стен, и она сделала себе пометку заняться этим позже. Воспоминания вчерашнего дня нахлынули разом: подскочив, Жанна подобрала с пола брошенные джинсы, торопливо их натянула и выглянула в окно.

За окном было мрачно: ей даже показалось сначала, что она проспала до вечера. Но над тяжелыми водами Рейны бесновались чайки, резкий бриз стучался в старые, рассохшиеся окна. День только начинался, а она вчера определенно выпила слишком много вина.

Деликатный стук в дверь заставил ее рывком обернуться – но это оказалась всего лишь Анника. Заспанная, она стояла, дрожа в своем тонком халатике, и протягивала Жанне большой стакан с кофе. Жанна впустила ее внутрь.

– Мишель, – зевнула Анника, – устроил нам встречу с адвокатами в Канцелярии. Я встала пораньше, чтобы отыскать все бумаги. У тебя есть что-то еще, кроме завещания и этой старой купчей на дом?

Жанна порылась в папке с бумагами, которые пересылал ей адвокат, и покачала головой. Анника сделала глоток кофе из ее стакана.

– В Канцелярии должны быть копии всех градостроительных документов. Должно быть, кто-то ошибся адресом, и твой дом стоит где-нибудь в квартале отсюда.

Жанна покачала головой с сомнением. Она помнила и эту гостевую комнату, и эти обои, и вид на Рейну. Воспоминания были слабыми, старыми, но они были детскими – яркими, словно картинка из книжки. Жанна узнала и огромную ванную на львиных лапах, и старую плиту на кухне, которая все еще стояла здесь («Иногда топлю ее вместо камина», призналась Анника), и даже половицы на лестнице скрипели там, где она помнила.