Заслуживают внимания еще два петербургских музыкальных кружка. Они были не столь широко известны, как салоны Виельгорских, Львова или Одоевского, но участники этих кружков не менее преданно служили искусству. Кроме того, с ними связаны события, о которых пойдет речь в дальнейшем. Это кружки В. А. Кологривова и А. И. Фитцума.

Василий Алексеевич Кологривов — виолончелист, фанатично любивший музыку и отдававший ей все силы и средства. В середине 50-х годов он жил на набережной Екатерининского канала в доме Бутырина (ныне канал Грибоедова, дом № 118). У него регулярно собирались исполнители-инструменталисты: скрипачи, виолончелисты, пианисты. Постоянно бывал у Кологривова Антон Григорьевич Рубинштейн. Кологривов выступал в салонах, на открытых концертах. Он деятельно участвовал во всем, что было связано с музыкой, приобщал к любимому искусству молодежь. Василий Алексеевич давал бесплатные уроки игры на виолончели, всячески способствовал продвижению на музыкальном поприще начинающих талантливых музыкантов. Как вспоминал позже Рубинштейн, «Кологривов трудился с полным самоотвержением, забывая личные интересы, жертвуя материальными своими средствами». Вокруг него сгруппировались люди, «которые дышали музыкой», для которых она была «альфой и омегой их существования». Кологривов проявил участие и к Балакиреву.

Александр Иванович Фитцум, инспектор Петербургского университета, был альтистом, энтузиастом квартетного исполнительства. На музыкальные «пятницы» Фитцума приходили многие любители и профессионалы. Заботясь о музыкальном развитии учащихся, он организовал студенческий симфонический оркестр, который приобрел широкую известность. На одном из концертов этого оркестра Балакирев впервые предстал перед петербургской публикой.

Введенный Улыбышевым в крупнейшие салоны и музыкальные кружки Петербурга, Балакирев вызвал всеобщий интерес, тем более что восторженные слова о его таланте, высказанные авторитетным музыкантом, ранее слышали уже многие.

Знакомство с Балакиревым не разочаровало петербургских меломанов. Этот юноша с огненными карими глазами и густой красивой бородой был действительно на редкость одарен. Он виртуозно играл на рояле, обладал тонким музыкальным слухом и феноменальной памятью. К тому же он оказался многообещающим композитором. «Большая фантазия на русские национальные напевы для фортепиано с сопровождением оркестра», «Большой русский национальный концерт», «Первый русский оригинальный квартет для двух скрипок, альта и виолончели», ряд романсов, фортепианных произведений, наконец, Фантазия на темы из оперы Глинки «Жизнь за царя» — коронный номер Балакирева-пианиста — эти пьесы составляли творческий багаж молодого музыканта. Их нельзя было назвать зрелыми. Чувствовалось, что они созданы человеком, творческие стремления которого еще не вполне определились. Тем не менее в них обращали на себя внимание забота молодого композитора о национальном, русском характере своих сочинений (это отразилось и в названиях) и то, что образцом для себя он избрал музыку Глинки.

С первых шагов зарекомендовав себя с лучшей стороны, Балакирев очень скоро получил возможность выступить публично. Уже 22 декабря 1855 года он принял участие в концерте, исполнив, как указано в афише, «соло для фортепьяно». Это было в Кронштадте, в зале Коммерческого собрания. Концерт давали известный виолончелист и дирижер К. Шуберт и скрипач К. Кламрот. Выступить вместе с ними Балакирева пригласил, очевидно, Шуберт, познакомившийся с молодым пианистом на одном из музыкальных вечеров. Возможно, что содействие оказал и Кологривов: он учился у Шуберта и сохранил с ним теплые, дружеские отношения.

Концерт прошел успешно, и Шуберт предложил Балакиреву второе выступление — на одном из университетских концертов, проходивших под его управлением.

«Музыкальные упражнения студентов императорского университета в Петербурге» преследовали скромную цель — приобщить учащуюся молодежь к музыке. Однако роль их оказалась гораздо значительнее. В симфоническом оркестре играли не только студенты, но и бывшие студенты, и любители музыки, не учившиеся в университете (в частности, из кружка А. И. Фитцума). Солистами соглашались выступать известные артисты. Каждое воскресенье в актовом зале университета звучала музыка. Слух об этом быстро распространился по Петербургу, и вскоре мест стало не хватать, хотя за вход назначили плату: мужчины за 10 концертов платили 5 рублей, женщины — 3 рубля. «Большая университетская зала всегда была полна,— отмечал современник,— билетами надо было запасаться заранее...»

В программу обычно входили симфония и какая-нибудь увертюра, а между ними — сольные номера. Концерт 12 февраля 1856 года, на котором, впервые в Петербурге, выступил Балакирев, открывался Героической симфонией Бетховена, завершался увертюрой к опере «Волшебный стрелок» Вебера. Кроме Балакирева, исполнявшего первую часть своего фортепианного концерта, солистами выступили молодой артист петербургской оперы И. Сетов, певший арию из «Медеи» Пачини, и популярные солисты итальянской оперной труппы Л. Лаблаш и А. Бозио с ариями из опер Моцарта.

Музыкальный критик А. Н. Серов, оповещая читателей о предстоящем выступлении Балакирева, писал на страницах нового, только что созданного в Петербурге журнала «Музыкальный и театральный вестник»: «В этом концерте петербургская публика будет приветствовать первый дебют замечательного отечественного таланта, недавно появившегося на музыкальном поприще... Появление каждого нового деятеля на горизонте искусства очень отрадно, во сколько же отраднее, когда такой новый деятель, юный, с самыми блестящими надеждами, наш соотечественник! Истинной, глубокой радостью должны быть проникнуты сердца всех, кому дорога судьба искусства в нашей родине». Говоря о сочинениях Балакирева, Серов счел нужным «поздравить Россию с новым, чрезвычайно даровитым композитором».

И вот первый концерт в столице прошел. Позади аплодисменты, поздравления знакомых. Весьма одобрительны были и отклики критики. «Мы смело причисляем этого молодого артиста к числу самых талантливых пианистов и композиторов»,— писали «Санкт-Петербургские ведомости». Серов в «Музыкальном и театральном вестнике» вновь отметил Балакирева: «Сочинение г. Балакирева... было исполнено автором отлично и встречено всею публикою с большим, искренним сочувствием... Талант г. Балакирева — богатая находка для нашей отечественной музыки».

Милий был счастлив.

Прошло немногим больше месяца, и вновь появилась программа с именем Балакирева: «В зале ее высокопревосходительства г-жи Мятлевой, против Исаакиевского собора, в четверг, 22 марта, Милий Балакирев, пианист, будет иметь честь дать музыкальное утро». Дом Мятлевой сохранился (ныне № 9 на Исаакиевской площади).

Молодой музыкант был на этот раз основным исполнителем; он сыграл свою Фантазию на темы из оперы «Жизнь за царя», пьесы Глинки, Даргомыжского, Ласковского, собственные Ноктюрн и Скерцо и в составе ансамбля одну часть из своего Октета. Кроме него выступили В. Кологривов (при содействии которого и было организовано «музыкальное утро»), певец П. Булахов, арфист А. Цабель, скрипач И. Пиккель.

18 апреля в университете прошел большой концерт, в котором приняли участие певицы Л. Беленицыиа и М. Шиловская, виолончелист В. Кологривов, гитарист Н. Макаров, на цитре играл граф Н. Кушелев-Безбородко. Аккомпанировали А. С. Даргомыжский и М. А. Балакирев.

За несколько месяцев Балакирев достиг блестящего успеха. Его яркий и многосторонний талант был отмечен музыкальными кругами столицы.

Вскоре по приезде Балакирева в Петербург в жизни молодого музыканта произошло событие, оставившее в ней значительно более заметный след, чем первые успехи в салонах и на концертах. В один из последних дней декабря 1855 года Улыбышев повез Балакирева к М. И. Глинке.

С волнением ожидал Милий эту встречу. Он не имел возможности узнать все, что написал композитор: не все ноты удавалось достать. Но то, с чем довелось познакомиться, произвело огромное впечатление. Оперы «Жизнь за царя» и «Руслан и Людмила» (в отрывках), «Камаринская» для оркестра, другие сочинения убедили Балакирева в том, что Глинка — великий русский композитор. Того же мнения о Глинке придерживались многие авторитетные музыканты. Еще в 1836 году, после премьеры «Жизни за царя», Одоевский писал в «Северной пчеле», что «с оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе — новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки».