Интереса ради провожу рукой по стеклянной витрине, в которой обычно выставлены образцы продающихся в магазине шоколадок и прочих снеков.

— Пылищи-то сколько…

Давно в этом месте уже никого не было.

— Вот невезуха… — Тоха от досады шваркает подошвой по кафельному полу. — Как же есть охота!..

— Да не ори ты, — повторяю я шепотом.

— Ладно-ладно, — отвечает он мне таким же шепотом. — И что делать будем?

— Здесь точно не останемся.

Был бы тут свет, то в принципе, можно было бы запомнить это место, как будущую ночлежку, если до темноты не найдем ничего лучше. Но входная дверь не вызывает у меня никакого доверия. Да и бежать отсюда, если что произойдет, некуда. Не хочется загонять себя в угол, в котором нет запасного выхода.

— Давай подниматься обратно. Может тут где еще магазины есть.

— Сомневаюсь я, что в них есть продукты.

Мы поднимаемся обратно.

Тоха идет первым, продолжая подсвечивать ступеньки, я иду следом. Когда мы оказываемся на улице, голубоватые предрассветные краски уже рассеиваются, уступая место обычному белому свету. Переступая порог магазина, я улавливаю сбоку какие-то движение. Но уже слишком поздно, чтобы я сумел как-то на него отреагировать.

Мне в висок упирается дуло автомата, холодное железо обжигает кожу. Я замираю на месте, не находя в себе смелости пошевелиться. У Тохи от испуга и вовсе подкашиваются ноги, и он плюхается на землю, пытаясь отползти, но его спину используют как подставку для ноги в массивных армейских бутцах.

— Это что у нас тут за мальчуганы шалят в подвале? — Вопрос задает тот, кто целится в меня. — Что-то лица мне ваши незнакомы.

В горле от напряжения пересохло.

— М-мы т-только ночью… — Голос у Тохи дрожит, он весь трясется от ужаса. — Н-ночью…с п-поезда…

Смотрю на того, кто использует Тоху как подставку. Он задумчиво смотрит в небо, потирая свой блестящий лысый череп. А потом щелкает пальцами и опускает ногу на землю, словно только что в его голове всплыла какая-то важная мысль.

— Так это вы те потеряшки! — с какой-то радостью объявляет он.

Его возглас словно приказ к отступлению. От моего виска убирают автомат.

— Меня Вано звать, — говорит лысый, представляясь. Его мерзкая ухмылка не предвещает ничего хорошего. — Топайте за нами, отведем вас в лагерь.

— Вы целы?

Задавший этот вопрос мужик, без всякого стеснения назвавшийся князем, вызывает доверие, этакий интеллигент из высших слоев общества, готовый взять тебя под свое крыло и облегчить твою жизнь всего-то за сущий пустяк: душу твою или рабский контракт. Выглядит он так, словно пришел в лагерь по делам и вот-вот собирается уйти, лишь бы не запачкаться в лежащей на земле грязи. Возраст его определить трудно, если скажу, что между тридцатью пятью и пятидесятую, то не ошибусь. Морщин на лице нет, лишь в уголках глаз, но само лицо немного осунувшееся и уставшее. Возможно, из-за этого к нему и липнет пара-тройка лет сверху. В остальном же мужик как мужик, с пыльными русыми волосами и такими же пыльно-серыми глазами.

Нас с Тохой привели к нему в кабинет — кабинет школьного директора, и усадили на два стула, до этого преспокойно стоявших у стенки возле книжного шкафа. Запах пыли щекочет мне нос, но я стараюсь оставаться невозмутимым.

— Значит, это вы те двое, что ночью отстали от группы?

Я понимаю, что следует что-то ответить на этот вопрос, но не могу выбрать тактику для общения с этим князем. Можно ли ему доверять, раз уж в лагере он главный?

— Мы отстали, когда убегали от монстров, — говорит ему Тоха.

Я киваю, подтверждая его слова. Да, так и все и было. Мы бежали, потом отстали, вот почему пришли в лагерь позже, чем остальные. Интересно, а сколько вообще людей из группы, в которой мы были, пришли в лагерь? Он сказал: «…вы те двое»…значит ли это, что все остальные благополучно прибыли сюда ночью и не досчитались лишь нас двоих?

— Вот как… Где же вы всю ночь прятались?

Тоха начинает рассказывать ему о нашей ночевке в подъезде, а я украдкой оглядываю комнату, спиной ощущая присутствие других людей в коридоре, за дверью. Это меня напрягает, так как у них обоих я заметил пистолеты, которые, к слову, они и не пытались скрыть. На военных они не похожи, им не хватает военной выправки, выдрессированной под гнетом старших по званию. Но если они не военные, то кто тогда? И что это вообще за место? Вано сказал, что отведет нас в лагерь, и слово он сдержал, но…

— Потом нас нашел Вано и привел сюда. Так ведь, Кость?

— Да, — отвечаю я на автомате, особо не вслушиваясь в его рассказ. Вместо того чтобы позволить Тохе и дальше говорить о нас, я задаю Князю собственный вопрос: — Так что это за место такое?

— Ты задаешь правильные вопросы…эм?..

— Костя.

— Да, точно. Костя.

«Да, точно»?

Кто-то уже успел рассказать ему о нас? Интересно, кто?

— У этого города нет названия, — говорит Князь и, словно стирая с края стола пыль, проводит ладонью по столешнице, — но оно ему и не нужно. Я бы сказал, что в нем нет необходимости, ведь любые наименования нужны объектам лишь для того, чтобы занести куда-то о них информацию, верно? А об этом городе информации нет.

— Где мы?

— Под землей.

Под землей?..

— Под метро? — уточняю я.

Князь задумывается лишь на секунду.

— Да, пожалуй, часть города действительно находится под метрополитеном.

— Это тогда «Метро-2»? — спрашивает Тоха, вклиниваясь в разговор. — Я о чем-то таком слышал. О бункерах для элиты.

— Разве же это место походит на бункер? — Князь усмехается, поочередно вглядываясь в наши лица. — Нет, парни, это не бункер для элиты. Этот город…нечто иное.

— Как те монстры, которых мы видели ночью?

Взгляд Князя становится жестче. Он понимает, о чем идет речь и явно не рад тому, что мы задаем такие вопросы. С другой же стороны это значит, что мы не сумасшедшие и нам это ничего не привиделось.

— Горожане… — выдыхает он, потирая подбородок. — Одна из наших насущных проблем.

Горожане?

Если он называет их «горожанами», значит ли это, что нормальные люди в городе не живут?

— Не забивайте свои головы этой информацией. Вам обо всем позже расскажут, и в подробностях. — Он оглядывает нас с ног до головы. — Думаю, вы двое за ночь достаточно настрадались. Вам нужно отдохнуть. И поесть. Я лишь хотел взглянуть на вас и убедиться, что эта ночь закончилась для вас успешно.

Желудок Тохи издает громкий неприличный звук, а мой держится молодцом. Видимо не готов принять еду от первого встречного.

Но неужели на этом наш приветственный разговор закончится? На нас просто посмотрели и узнали, где мы провели ночь.

— Вот, я прав. — Князь улыбается, да так самодовольно, что мой инстинкт самосохранения съеживается до размера выплеванного кошаком комка шерсти. — Позже я еще обговорю с каждым из вас по-отдельности то, что вам нужно будет знать для выживания в этом месте.

Выживания?..

И почему по-отдельности?

По всей видимости, эти вопросы легко читаются по выражению моего лица, потому что Князь смотрит на меня, не отрывая взгляда. Я первый отвожу глаза в сторону, словно провинившийся школьник, попавшийся на шкодничестве учителю.

— Вы оказались не в том месте, не в то время, — добавляет Князь. — Как и многие из тех, кто живет в лагере. Вам придется с этим смириться и просто попытаться выжить.

На этом наш с ним короткий разговор заканчивается.

Князь зовет Вано.

Тот все это время стоит за дверью и ждет, когда о нем вспомнят.

— Выдай им карточки и отведи парней в столовую, пусть поедят.

Вано кивает, и мы уходим.

Взгляд Князя на своей спине я чувствую вплоть до того момента, пока здание, в котором расположен его кабинет, не исчезает за другим.

В лагере кипит жизнь. Хотя «лагерь» не совсем точное описание того, куда мы попали. Я бы сказал, что это место напоминает религиозную общину. С одним лишь нюансом — у тех, кто ест лишь выращенную им редьку и молится по часам, нет оружия. Может, потому и «лагерь»?