— Коза ты, Рина. Я тебе хоть немного нравлюсь?

— Как брат? — стараюсь остановить его, взывая к морали и совести.

— Я неприхотливый. Могу быть кем угодно.

— Оказывается, ты у нас не только псих. Еще и извращенец.

— «У нас»? — Выгибает бровь, сверкнув глазищами. Руки находят цель. Пальцы с мягким нажимом мнут мои упругие половинки, которые находятся пониже поясницы.

Я подтягиваюсь на носках, отрывисто выдохнув, и Антон рывком дергает меня на себя. Кончиком носа трется о мой нос, решив, что мое подскакивание — зеленый сигнал.

— Тронешь меня — я и пожалуюсь папе, — говорю, не дыша. Боюсь. Но в этот раз себя: проклятой тяги, желания получить запретный кайф.

Антон усмехается, не отодвинувшись ни на миллиметр. Мои угрозы его лишь сильнее заводят, пробуждают азартного охотника.

И все же я кладу ладони на его твердые плечи и силюсь оттолкнуть.

— Антон, мне погано из-за Радика. Тебе — из-за Инессы. Но это не предлог сходить с рельсов. Когда все вернется на круги своя, мы не сможем смотреть друг на друга…

— Ты говори-говори, — издевается он, подхватывая меня под ягодицы и занося в комнату. — Я уже привык к твоей нескончаемой болтовне. — Укладывает меня на кровать и своим телом топит в матрасе.

Его глаза мутнеют. Пьяно бродит ими по моему лицу, а горячей ладонью гладит колено, подгибая мою ногу и ловко пробираясь к бедру. Гора напористых, задиристых мышц.

Чувствую, что он уже не подавляет меня. Лишь чуточку соблазняет, давая волю моим собственным желаниям.

— Ты пользуешься моей беззащитностью…

— Если ты беззащитная, то я вообще жертва обстоятельств, — опаляет он мои губы своим дыханием.

Кончик его языка игриво очерчивает мой рот. Меня начинает лихорадить. Лицо вспыхивает пламенем. И стыдно, и приятно.

Мои ладони чувствуют, как напрягаются мужские мышцы на плечах. Позволяю пальцам осторожно обрисовать рельефы через ткань рубашки. Начинаю воровать его сбитое дыхание и тихонько, почти украдкой выгибаться.

Наши губы соприкасаются, пронзив меня сметающим все на своем пути разрядом. Объятия Антона усиливаются. Температура его тела ощутимо повышается.

Я запускаю пальцы в его волосы, перебираю их, добровольно бросаясь на амбразуру. Размыкаю губы, подставляя их для поцелуя — нежного, легкого, шелкового.

Антон крайне аккуратен со мной, хотя я кожей чувствую, как беснуется в нем демон.

Его губы становятся требовательнее. Начинают жадничать. Обрушиваются на меня с дикой алчностью, искушая и подчиняя.

Наши языки переплетаются, вытянув из меня сладкий, протяжный стон удовольствия. Если это то, что по словам Антона должно было мне понравиться, то напрасно я раньше сопротивлялась. Это не поцелуй. Это фантастика, от которой сносит крышу. Перед глазами все плывет. Мысли рассеиваются. Тело немеет, оголяя только самые волшебные точки.

— Анто-о-он, — тяну, отчаянно зацепившись за остатки трезвого рассудка, когда его волшебная точка… вернее, палочка… упирается в мое бедро. — Я не хочу так.

— Как? — Он нехотя отрывается от моих губ и, лениво открыв глаза, смотрит на меня с болезненным разочарованием.

— С горя. Почти то же самое, что по пьяни.

Раздраженно рыкнув, он сползает с меня и падает на подушку рядом. Нервно потерев переносицу, пыхтит:

— Знаешь, ты просто суперзлодейка.

— Я всего лишь не хочу делать это так. Если ты забыл, я напомню — у меня еще не было мужчины.

Звучно выдохнув, он поворачивается ко мне лицом и произносит:

— Черт.

Я поправляю задравшееся платье, пряча от его голодных глаз свои бедра, и натягиваю на себя край одеяла.

— Я и правда забыл. Но целоваться-то с горя можно?

Коротко смеюсь, кивая:

— Можно.

Он охотно залезает ко мне под одеяло и снова находит мои губы своими.

— Тогда держись, Рина. Обглодаю…

Антон спит на животе. Одна его рука под подушкой, другая покоится на моей груди. Даже вылезать из-под нее не хочется.

Я пальцем убираю упавшую на его глаза челку и беззвучно хихикаю, когда он морщит нос. И почему я раньше не замечала такие забавные моменты?

Проведя подушечкой пальца по своей губе, прогоняю в свежей памяти ночь поцелуев. Порядочно я Антона намучила. Дважды на балкон выскакивал, один раз под холодным душем себя успокаивал. Но не тронул. Боролся со своим желанием так же мужественно, как сейчас с пробуждением.

Осторожно, чтобы не побеспокоить, убираю его руку с себя и слезаю с кровати. Крадучись на цыпочках, ухожу в душевую, снимаю триста раз смятое платье и белье и залезаю под теплые струи. Млею под ними, подставляя то лицо, то спину. Готова мурчать от расслабляющих ощущений.

Вспениваю губку, растираю шею и плечи. Без нажима. Мягко, плавно массируя тело, всю ночь таявшее в объятиях зверя. Сознаюсь самой себе, что попалась на его крючок. Думаю о нем, мечтаю. С оттисками противоречий, но все же не могу выбросить его из головы, не могу упрекнуть себя за эту слабость, не могу больше винить его в том, как цинично он вел себя со мной. Влюбляюсь. Бесповоротно. По-настоящему. Принимая его со всеми заскоками.

Он входит в кабину абсолютно голым. Руки сразу касаются моей спины. Бродят по ней, скользят. Пальцы перебирают позвонки, забираются в мои мокрые волосы и отодвигают их на плечо.

— Ты мне должна, Рина, — сонно шепчет он, покрывая мою шею поцелуями. Горячий и разомлевший ото сна. Сильный, наглый, похотливый.

Берет меня за руку, заводит ее за спину и кладет на свою бейсбольную биту, иначе это не назвать. Старается не спугнуть. Осторожен. Трепетен. Но выдает адское, разрывающее его возбуждение хриплым стоном.

Вздрагивает, крепче прижав меня к себе. Зубами легонько царапает мою шею. Разгоняет на бешеной скорости кровь по моим венам. Глухо рычит, сдавливая меня обеими руками. Резко разворачивает и накрывает мой рот поцелуем. Впивается, вгрызается. Толкает меня к стенке и рвано шепчет:

— Не убирай руку… Пожалуйста…

Краснея и дрожа под натиском его экстаза, обхватываю пальцами наконечник и медленно веду рукой к основанию. Робко опускаю глаза и взволнованно сглатываю. Мне, конечно, не с чем сравнить. Но он кажется просто огромной дубиной.

Антон приподнимает мое лицо за подбородок и снова целует. С давлением. С остервенением. Будто хочет осушить меня. И я, того не замечая, наращиваю темп. Надрываю пленку собственного желания, ладонью чувствуя набухшие вены, ритмичную пульсацию, жар его нежной плоти.

— Тш-ш-ш… — притормаживает он меня, схватив за запястье. — Не увлекайся. Оторвешь.

— Прости, — испуганно хлопаю ресницами.

Он улыбается уголком рта и ослабляет свой захват:

— Хотя нет. Увлекайся. Сноси мне крышу, Рина.

Снова поцелуй — раскаленный, долгий, глубокий.

Сдаюсь. Обдираю колючие пласты со своей жажды принадлежать ему. Подставляю себя для новых кандалов и цепей. Но и его подсаживаю на себя, как на наркотик.

Замираю вместе с ним, когда мое бедро окропляет тягучими каплями кипятка. Прикусываю его за нижнюю губу, чуть оттягиваю, продолжая ладонью ласкать его бьющегося в приятных спазмах змея.

— Ты меня в щепки разнесла, Рина, — дышит ломано, тяжело, лбом прижавшись к моей голове.

Дрожит в сладкой лихорадке, даже не догадываясь, как от сексуального голода тянет низ моего живота. Но какой бы красивой ни была прошлая ночь, каким бы страстным ни было это утро, все может измениться. Я не хочу снова обжечься.

— Вообще-то, я имел в виду, что ты должна мне купание, — усмехается Антон, поцеловав меня в кончик носа.

Поднимаю вспененную губку и начинаю растирать его рельефную грудь.

— Так я нарочно. Чтобы теперь и ты у меня в должниках был. — Хитро стреляю взглядом в его глаза.

— Не откажусь отдать долг прямо сейчас. — Задирает руку, ладонью опершись о стену. Игриво проводит языком по губам и пальцем по моему плечу.

Я опять краснею, поняв ход его мыслей, и тщательнее тру его кожу. На грани срыва. Готова вскочить на него прямо здесь и сейчас. Спасибо зазвонившему мобильнику, отвлекшему меня от шалостей.