В концертном отделении были исполнены первая и восьмая симфонии Глазунова, а Шаляпин, который также находился на концерте, спел экспромтом его «Вакхическую песню».

Когда же Александр Константинович покидал эстраду, звучала «Здравица» Римского-Корсакова.

В открытом письме, которое было опубликовано в «Русской музыкальной газете», композитор выразил «самую глубокую благодарность» Римскому-Корсакову и Комитету, устроившему такое торжественное празднование его юбилея. «Чувства, пережитые мною в эти высокознаменательные для меня дни, — писал Александр Константинович, — никогда не изгладятся из моей памяти. Я могу сравнить их разве только с тем глубоким нравственным потрясением, которое я пережил еще в юношеском возрасте, когда 25 лет тому назад, в том же зале Дворянского собрания, впервые услышал в красках оркестра мою первую симфонию».

В этом же году Глазунову было присвоено звание доктора Кембриджского и Оксфордского университетов. Для возведения в сан Александр Константинович выехал в Кембридж.

В один из светлых июньских дней 1907 года награжденные собрались в особом помещении, где в присутствии профессоров и административных лиц произошло облачение в докторский костюм, состоящий из обшитой бархатом белой шелковой мантии и черного бархатного берета.

Потом под предводительством церемониймейстера все направились через огромный двор в зал. Награжденные расселись на эстраде, и оратор произнес речь, в которой на латинском языке перечислил заслуги каждого. Церемониймейстер с булавой подвел Александра Константиновича к канцлеру, который опять на латинском языке сказал:

— Во имя отца и сына и святого духа объявляю тебя доктором.

Студенты, находившиеся в это время на хорах, спустили Глазунову на ниточке маленькую балерину — символ «Раймонды».

Затем все возвратились в первое помещение, где через полчаса состоялся торжественный завтрак. В конце его, соблюдая установленный обычай, все по очереди пили из огромного старинного кубка, передавая его затем по всему столу. На этом, как говорил композитор, «лестная, сладкая, но все же мучительная трепка» юбилейных торжеств была закончена.

В 1914 году исполнялось 100 лет со дня рождения Лермонтова. К празднованию этого юбилея стали готовиться за несколько лет. В Мариинском театре было решено возобновить «Маскарад». Долгие годы эта гениальная пьеса считалась малоудачной и несценичной, поэтому театр, дерзнувший поколебать установившееся ошибочное мнение, готовил драму с особенной любовью и тщательностью. «Биржевые ведомости» потом писали: «За пять лет г. Мейерхольд устроил до 200 репетиций, не считая отдельных ансамблевых занятий... Два года А. К. Глазунов работал над заказанной ему музыкой...»

И действительно, работа над пьесой затянулась на несколько лет. Премьера «Маскарада» осуществилась лишь 25 февраля 1917 года.

В последние дни перед спектаклем все принимавшие в нем участие безмерно волновались. Вездесущие газеты, не упускавшие из виду много лет готовившуюся постановку, сообщали: «В Александринском театре все сбились с ног... Нервничают все: и Теляковский, и Мейерхольд, и Головин, и Юрьев, и даже невозмутимый Глазунов лично руководит музыкальными репетициями».

На одной из таких репетиций вдруг разнеслась весть, что рабочие Путиловского завода идут мимо Александринского театра к Московскому вокзалу с требованием хлеба. Все бросились к окнам и увидели молчаливые колонны. В их сосредоточенности было что-то угрожающее и напряженное и вместе с тем какая-то торжественность.

...Демонстрация кончилась, но репетиция уже больше не налаживалась. Все вдруг поняли, что, увлеченные своей работой, они пропустили важные события, которыми жила сейчас страна.

Потом уже подготовка спектакля и распространяющиеся тревожные слухи переплелись неразрывно. Но, хотя атмосфера сгущалась, интерес к «Маскараду» не уменьшался.

В день первого представления пробраться в театр было очень трудно. Военные оцепили опустевшие улицы и останавливали экипажи с требованием предъявить пропуск. Актеры волновались: «А как же публика, ведь ее тоже не будут пропускать! Придется играть при полупустом зале». Однако, когда занавес открыли, оказалось, что театр полон.

Александр Константинович, который должен был дирижировать своей музыкой, волновался вместе со всеми. В «Маскараде» ему хотелось воссоздать стиль пушкинско-лермонтовской эпохи, и поэтому он ввел в сцену бала «Вальс-фантазию» Глинки и мелодию его романса «Венецианская ночь». И хотя по заказу театра надо было написать большую часть музыки к массовым сценам, ведущим получился образ Нины. Грустный романс, который она пела на балу, показался всем «изумительным».

Премьера «Маскарада» прошла с огромным успехом. По окончании спектакля композитор вышел из театра, и его опять охватила тревога последних дней. Улицы не были освещены. Откуда-то доносились выстрелы.

На следующий день, 26 февраля, несмотря на все более накаляющуюся обстановку, состоялось второе представление драмы. А 27 февраля спектакль был отменен.

По Литейной к Таврическому дворцу двигались толпы рабочих. Стихийно возникали летучие митинги. «С шумом промчались грузовики с солдатами. Как пули, они неслись мимо толпы, что-то необычайно бурное было в бешеном ходе машин, с которых неслись неистовые возгласы,— вспоминал потом исполнитель роли Арбенина, актер Юрьев.— Слов разобрать было невозможно, чувствовалось только, что произошло что-то необычайное, вызвавшее неудержимый восторг и подъем. Спустя некоторое время промчались первые грузовики с экстренными листовками, которые разбрасывались толпе, жадно бросавшейся за ними». Первый большевистский оратор произносил речь.

«Все было кончено. По опустевшим улицам притихшего Петербурга морозный ветер гнал бумажный мусор — обрывки военных приказов, театральных афиш... Пестрые лоскутки бумаги, с присохшим на них клейстером, зловеще шурша, ползли вместе со снежными змеями поземки...

Ушли праздные толпы с площадей и улиц, опустел Зимний дворец, пробитый сквозь крышу снарядом с «Авроры». Бежали в неизвестность члены Временного правительства, влиятельные банкиры, знаменитые генералы... Исчезли с ободранных и грязных улиц блестящие экипажи, нарядные женщины, офицеры, чиновники, общественные деятели со взбудораженными мыслями. Все чаще по ночам стучал молоток, заколачивая досками двери магазинов. Кое-где на витринах еще виднелись: там — кусочек сыру, там — засохший пирожок. Но это лишь увеличивало тоску по исчезнувшей жизни...

Северный ветер дышал стужей в темные окна домов, залетал в опустевшие подъезды, выдувая призраки минувшей роскоши. Страшен был Петербург в конце семнадцатого года»[18].

Революция свершилась, но для того, чтобы удержать ее завоевания, молодой советской республике приходилось бороться с капиталистической интервенцией, вести изнурительную гражданскую войну.

Покинули Россию Сергей Прокофьев, Рахманинов, в начале двадцатых годов уехал Шаляпин. Были закрыты почти все учебные заведения. Только консерватория, благодаря неутомимой энергии, проявленной Глазуновым, продолжала работать.

В первые годы после революции в консерватории многое изменилось. Ее начальные классы были преобразованы в музыкальную школу, а средние — в техникум. Изменилась и расширилась по многим предметам программа. Была организована оперная студия. И все это — несмотря на то, что педагогов в опустевшем Петрограде осталось очень мало.