Почему мои близкие вечно пропадают?

Очень хотелось в отпуск. В Италию или Испанию. Туда, где жарко, красиво и спокойно. Где никто не пропадает. Где не надо никого искать.

Моя проблема в том, что я вечно забываю, как важен отдых. Я просто работаю, пока не начинаю срываться из-за пустяков, постоянно рыдать, вставать по утрам разбитой и без малейшего желания идти в редакцию.

+1 к игнорированию своих потребностей и сигналов тела, предупреждающих об усталости;

–1 к умению отдыхать.

На каждый отпуск я возлагаю нереалистичные ожидания (вроде того, что это будут лучшие каникулы в моей жизни и за одну неделю я отдохну за целый год бесконечной работы). Конечно, никакой отпуск не способен удовлетворить такие запросы. Конечно, каждый раз мне кажется, что я недостаточно отдохнула и растратила свободные дни впустую.

Обычно моим отдыхом занималась Настя. Она внезапно предлагала поехать в Португалию, Францию, Китай, на Камчатку, в Крым. Она все организовывала, обожала это делать, хотя постоянно косячила. Мне нужно было только определить дни в календаре и выбрать из двух—трех понравившихся ей отелей. Я всегда была согласна на ее предложения: поехать на дикий пляж за тридевять земель, провести день на шоппинге, не спать всю ночь в баре. А иногда мы по нескольку дней не виделись. Например, мне хотелось провести сутки в спа, а ей – посмотреть какую-нибудь древность. Тогда мы спокойно расходились, и каждая занималась тем, чем хотела. Нам было комфортно и вдвоем, и порознь.

С Настей я всегда брала отпуск на две недели. Для себя – только одну, и все время проводила дома. Не знаю, почему так.

– Ты должна, – сказала мне на ухо Луиза. От неожиданности я подпрыгнула. Я утонула в мыслях и уже забыла о ее существовании.

– Ничего я не должна. Она уже большая девочка.

– Большим девочкам тоже иногда требуется помощь.

– Вряд ли я смогу чем-то помочь. Извини, но я занята. Уверена, полиция сделает все, что нужно. Я общалась с ними, сделала все, что должна. Они показались мне профессионалами. В конце концов, я плачу налоги для этого.

Предполагалось, что прозвучит достойно, но вышло глупо. Ну ладно.

Я решительно двинулась вперед и вспомнила, что шла за мармеладками. Не особо подходит под «занята», поэтому пришлось решительным шагом уйти подальше, пытаясь мимикой и жестами продемонстрировать крайнюю занятость (кажется, не получилось). Сделав крюк до дальнего автомата в другом ньюсруме, где Луиза не смогла бы меня увидеть, я обнаружила, что ничего кисло-сладкого в нем нет. Пришлось возвращаться ни с чем. Проходя мимо Луизы, я отвела глаза и быстро пошла к компьютеру, словно надо было делать что-то важное.

Краем глаза я видела, что Луиза смотрит мне вслед.

Кто я?

Где я?

Что происходит?

Состояние довольно необычное. Неопределенное.

Пожалуй, правильнее будет сказать, что никакого состояния нет.

Я… Точнее, и «я» никакого нет.

Абсолютно не существует. Больше не существует. Осталось какое-то жалкое, стертое «я». И то не точно. «Я» в кавычках. Как будто на подпорках или на костылях.

Я употребляю это местоимение просто по привычке. Должно же быть какое-то подлежащее. Должен быть кто-то. Иначе кто и как разберется в том, что произошло? А у меня есть такая потребность. Желание анализировать, исследовать, разбирать на кирпичики – единственное, с чем я еще могу увязать свое я. Остальное расплывается в этом вязком черном пространстве, обволакивающем меня со всех сторон. Вообще-то я и это пространство уже практически одно и то же. Но в моменты, когда я пытаюсь что-то вспомнить, когда я силюсь понять, что произошло, часть этого пространства становится мной. Не так четко, как это было раньше, но некоторое слабое, зыбкое «я» формируется в эти короткие моменты – и все лишь для того, чтобы в следующий миг снова развалиться и окунуться в это единение.

Я надолго забыл о своей отдельности. Но теперь вспомнил.

Растворение эго. В земной жизни это считалось чем-то позитивным. Знаком духовного роста.

Ну не знаю.

Неприятно ощущать, что никакого «я» больше нет. Не знаю, почему это так важно. Наверное, я был привязан к себе.

Но я еще не умер.

Я узник этого места. Я его часть. Теперь уже мне не отделиться.

Я застрял здесь. Ни туда, ни сюда.

Вокруг меня темнота. Представьте ее.

Важно, чтобы вы вообразили именно ту самую темноту. Она ведь бывает разная. Одна – когда идешь по улице в одиночестве и видишь странного человека неподалеку. Другая – в комнате испуганного ребенка, скрывающая монстров. Третья – очередной ночью, поделенной между бессонницей и кошмарами.

Здесь темнота иная. Мрак вселенной. Черный и глубокий. Плотный. Космический. Непознанный. Тьма, которая скрывает в себе что-то важное.

Представили?

А вот там вдали – видите гигантский огненный шар, как будто солнце? И искры, слетающиеся к нему? Видите?

Вот в таком месте я нахожусь.

Хотите объяснений, что это?

Это мое великое открытие.

Но давайте обо всем по порядку.

Наверное, я должен больше рассказать о себе, чтобы вы могли решить, можете ли довериться мне. Можете ли поверить в мою безумную историю. Она и правда безумная. Как и все остальное в мире. Особенно, как наши пресловутые «нормальность» и «обычность».

У меня есть смутные воспоминания, но я не уверен, что все это обо мне. Что я был героем этих воспоминаний. Возможно, это воспоминания о ком-то другом. Я знаю, что был мужчиной. Но у меня абсолютно точно есть воспоминания о других людях. Например, откуда я знаю, каково рожать ребенка? Об этом не знают мужчины, да и нерожавшие женщины тоже. А я почему-то знаю. Словно по какой-то ошибке в мою память вмешали чужие воспоминания. Словно я расплываюсь и сливаюсь с другим с пространством, чужими душами, всем миром. Сливаться приятно, но и больно. Мучительно терять себя. Даже не знаю, какая именно часть меня испытывает боль. Меня же больше нет. Это не моральная боль и не физическая. Это просто боль.

У меня было имя. Егор Давыдов – так меня звали. Впрочем, я не уверен в этом на 100 %. Или Давид Егоров? Дарья Егоровна? Или это имя какого-то моего знакомого или известного человека? Может, это вообще просто случайные звуки? Наверняка так звали еще очень многих людей на свете, живых и мертвых. Не знаю, имеет ли в таком случае имя какое-то значение. Какой вообще смысл в имени, если его, помимо тебя, носит такое количество людей?

Все, что я с таким трудом вытаскиваю из бездны своей памяти, быстро умирает. Стирается.

Я уже потерял многое. Если рыхлые кусочки моего эго еще остались, то тела уже не существует. Местная атмосфера разъела его достаточно быстро.

Если бы я получил возможность прожить жизнь еще раз, я бы пользовался телом гораздо активнее. Я бы ходил на массаж, занимался сексом, йогой, плаванием, накачал бы себе мышцы. Я бы пользовался своим «я»: владел вещами, зарабатывал деньги, отделялся от других, соединялся с ними. Я бы любил, сливал свое я с другими, женился и наделал детей.

Я бы столько всего сделал. Почему я не жил так, когда мог? Казалось, что мне это не нужно, что мне некогда, у меня нет ресурсов, условий и возможностей, что я займусь этим потом. Когда потом-то? Какие еще ресурсы, спрашивается, были мне нужны, кроме тела и эго?

Сначала у меня было время и все возможности для всего этого. Потом я попал сюда. Теперь у меня нет ничего.

Жаль, что я многого не сделал. Но что уж теперь.

Главное, что я понял: я завис между жизнью и смертью.

Я всегда думал, что после смерти человек узнает ответы на все вопросы, разгадывает все загадки, получает неограниченный доступ ко всей информации. Но, как выяснилось, чтобы получать ответы, нужно иметь Я, а не «я». Я теперь одно целое со всеми загадками и ответами на них. Но что это мне дает, раз я не разделяю нас и не понимаю, как все это интерпретировать?

Ничего не дает.