В 1997 году о книге Георгия Шенгели «Иноходец» литературовед Михаил Гаспаров писал: «Автор вступительной статьи к однотомнику Шенгели преувеличивает катастрофическую роль «Маяковского во весь рост» в его биографии: Маяковского тогда ругали еще и не так. Неприкосновенным он стал только после 1935 года (когда Шенгели уже нашел себе жизненную нишу в переводческой редакции «Худлита»), да и то «ранний Маяковский – бунтарь-одиночка» еще долго оставалось общим местом самых казенных его характеристик. А в конце 1920-х враги у них были, скорее, общие, вапповские и рапповские…»

Так что создавать о себе миф из подобных метафор – занятие отнюдь не из легких, здесь, безусловно, требуется помощь кого-то очень высокого и сильного. Такого, как Лиля Брик с ее выходом на самого Сталина. Вот под его-то именем страна и начала любить поэзию Владимира Маяковского без колебаний.

Но любил или не любил Шенгели поэтическое творчество Маяковского – это одно, а не признать его присутствия в русской литературе было невозможно. Так в его стихотворении «Он знал их всех и видел всех почти», написанном 8 ноября 1955 года, в ряду известных большинству читателей страны российских поэтов появился легко угадываемый почти всеми любителями поэзии знаменитый со школьных парт персонаж по имени – Владимир. Стихотворение было написано от третьего лица, хотя всем было понятно, что оно ведется от имени самого Георгия:

Литературоведы нашей поры без всяких трудностей идентифицировали всех, кого вывел в своем стихотворении Георгий Шенгели. Это – Валерий Брюсов, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Максимилиан Волошин, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Иван Бунин, Игорь Северянин, Сергей Есенин, Анна Ахматова, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Вячеслав Иванов и Александр Блок. Хотя некоторые исследователи (в частности, Владислав Александрович Резвый, историк литературы, родившийся в 1981 году) утверждают, что под именем Владимира имеется в виду вовсе не Маяковский, а поэт-акмеист Владимир Нарбут. Тот, с которым Шенгели еще в 1918 году познакомился в городе Харькове, а после чего в 1920 году еще раз встретился с ним в Одессе, где они оба активно участвовали в литературной жизни и вместе печатались в журнале «Лава», который сам же Нарбут и редактировал. Тогда же он написал рецензию на книжку Шенгели «Еврейские поэты», в которой емко и ярко говорил: «Небольшая книжка, в 13 поэм, дает полное представление о том неоклассицизме, который вылупился из скорлупы акмеизма».

Чуть позже Георгий ездил с ним из Одессы в Севастополь, где они от имени советского информационного агентства «Юг-Роста» навещали известного фельетониста Власа Дорошевича. На следующий год он повстречался с Нарбутом уже в Харькове, где они опять печатались в одних и тех же изданиях. А в 1922 году Шенгели встретился с ним уже в Москве, куда они оба переехали насовсем и где их произведения снова появлялись на страницах одних и тех же изданий.

Но в 1936 году Владимир Нарбут был арестован за пропаганду «украинского буржуазного национализма» и отправлен в один из лагерей под Магаданом, а 14 апреля 1938 года по новому приговору тройки он был там расстрелян. Последняя книжка его стихов издавалась еще в 1922 году, после чего он занимался руководящей работой и в литературных изданиях почти не печатался. А потому к 1955 году память о нем в обществе уже почти окончательно стерлась, его все в стране уже давно позабыли, и только небольшой круг книгофилов еще немного помнил о когда-то бывшем таком поэте-акмеисте. Поэтому в ряду поминаемых в стихотворении Георгия русских стихотворцев имелся в виду вовсе не забытый всеми Владимир Нарбут, а, скорее всего, совсем другой поэт по имени Владимир. При этом некоторые утверждают, что это был – Владимир Соловьев…

Однако, анализируя это чудесное стихотворение, написанное Шенгели в 1955 году, поэт и литературовед Михаил Шаповалов в журнале «Лепта» (1994, № 19) написал следующее: «Самоубийство Маяковского потрясло Г. Шенгели. Отдавая должное современнику, уже без полемического запала, он внес имя Владимир в «четырнадцатизвездное созвездье». Так произошло их примирение. И это своего рода поминание состоялось в 1955 году, за несколько месяцев до смерти, не случайно Георгий Шенгели ощущал себя близким названному созвездию. От площадного памятника Маяковскому до плиты черного лабрадора на Ваганьковском, под которой лежит Георгий Шенгели, не так уж далеко. Оба входят по праву в историю литературы трагического XX века».

Думается, это очень правильная оценка, так как Шенгели вводил в свое стихотворение не только тех поэтов, с кем он дружил при жизни, но и тех, с кем он жил в одно время в СССР и кто оставил в истории российской литературы большой незабываемый след. Вспомним, какими непростыми были отношения между Георгием Шенгели и Андреем Белым (они терпеть друг друга не могли!), и, тем не менее, он без колебаний упомянул Белого в своем стихотворении-поминальнике. Примерно в то же время, когда Шенгели жил в литературе рядом с Андреем Белым, в двух номерах журнала «Утренники» появлялись критические выпады Георгия против самого Брюсова, но это тоже не помешало ему поставить в своем стихотворении имя Валерия Яковлевича на первое место. Да и с Пастернаком отношения Шенгели дружбой не назовешь, так как он говорил, что качественно переводить ему зарубежную поэзию мешает «постоянная неточность, приобретающая характер крайнего обеднения и упрощения оригинала», а также «отдаленный и грубый пересказ». Однако ввести в стихотворение имя Бориса Леонидовича это ничуть не помешало. И с Константином Бальмонтом у него тоже не было возможности крепко дружить, так как тот еще в 1920 году выехал из страны и остался до конца своей жизни проживать в Париже, куда Шенгели так никогда и не выбрался, и тем не менее, он не посчитал его чужим для своего поминального стихотворения…

Так мог ли Георгий обойти своим молчанием имя поэта, который уже давно был признан всем народом страны и ее властью? На самом пороге 1936 года в Москве именем Маяковского была названа бывшая площадь Триумфальная, а 11 сентября 1938 года рядом с ней открылась замечательная станция метро, которая тоже получила имя «Маяковская». Разве мог этого не видеть живущий в Москве Шенгели? Его затянувшаяся в свое время ссора с Маяковским откатилась сегодня далеко в прошлое, а в настоящем осталось только чистое творчество; и как бы кому из читателей нравились или не нравились стихи и поэмы Владимира Маяковского, а его имя уже навсегда осталось жить в великой русской литературе. И в стихотворении Георгия Аркадьевича Шенгели о четырнадцатизвездном созвездии – тоже.

Шенгели родился 20 апреля (по новому стилю – 2 мая) 1894 года в городке Темрюк, расположенном в Краснодарском крае, в самом устье реки Кубани, впадающей в Азовское море. Его отец – Аркадий Александрович Шенгели (1853–1902) был известным в Темрюке адвокатом, мать – Анна Андреевна Шенгели, урожденная Дыбская (1862–1900). В первых детских впечатлениях Георгия остались пейзажи с берегов Кубани, Азовское побережье, лиманы и, конечно же, морские волны, в которых вечно играют слепящие глаза солнечные блики. Казалось, детство начинается благополучно и безоблачно.