Несколько мгновений он еще был во мне, пристально вглядываясь в мое лицо, потом поднялся и быстро вышел из комнаты.

Я провела рукой по промежности. Там было сухо. Слава богу, значит он все-таки использовал презерватив. Наверное,  я бы не смогла вынести ощущения его спермы во мне. К горлу подкатила тошнота, но сил встать не было. Я зажала себе рот рукой и повернулась на бок, подтянув ноги к животу. Потом убрала руку и глубоко задышала. Это помогло, тошнить перестало. Я прикрыла глаза  в попытке отгородиться от происходящего и неожиданно для себя уснула.

Сквозь сон я слышала, как в комнату вернулся Валентин. Он укрыл меня одеялом, бережно подоткнув край, чтобы я не замёрзла, лег рядом и осторожно обнял. Захотелось сбросить его руку, но я не стала этого делать. Было тяжело, словно я разгрузила пару вагонов.  В голове мелькнула мысль, что я все решу завтра, и это была последняя ясная мысль перед тем, как провалиться в глубокий сон.

Я открыла глаза и тут же вспомнила, что вчера произошло. Повернула голову и столкнулась с напряженным взглядом Валентина. Он сидел на полу около дивана, уже полностью одетый и смотрел на меня.

– Мне нужно в душ, – сказала ему вместо приветствия.

– Конечно. Там халат и полотенца чистые.

После душа я не стала пользоваться чужим мужским халатом. Вытерлась насухо и оделась в свою одежду. Она была мятой и несвежей, но лучше я буду ходить в грязном, но своем, чем в  чистом чужом. Особенно после того, что произошло вчера.

Валентин ждал меня на кухне, сидя за накрытым к завтраку столом.

– Отвези меня домой, – попросила его, не спеша присоединяться к трапезе.

– Позавтракаешь? – с надеждой спросил он.

– Я не голодна. Домой хочу.

– Как скажешь.

Молча мы спустились к машине, и всю дорогу до моего дома не сказали друг другу ни слова. Глядя в окно, я думала не о том, что вчера вечером мой водитель буквально изнасиловал меня. Нет, я вспоминала, как сидела в зале суда и слушала приговор, вынесенный Плетнёву, и пыталась представить себе: чем сейчас занимается этот человек.  Проснулся или еще спит, нежась в мягкой постели? Так погрузилась в собственным  тяжелые раздумья, что не заменила, как мы доехали до дома. Опомнилась, и рука потянулась открыть дверь, но Валентин меня остановил:

– Я провожу.

– Нет.

– Ядвига…

– Ядвига Карловна, – поправила его.

Валентин в раздражении мотнул головой.

– Ядвига Карловна, – повторила твердо и посмотрела на него в упор.

Кажется, мне удалось его смутить. Во всяком случае, он не стал со мной спорить, хоть из машины и вышел. Стоял в паре шагов от меня, ждал чего-то. А я, еще раз прокрутив в голове все, о чем успела подумать, решительно заявила:

– Я хочу убить Плетнева.

Наши дни

Уже дома, сидя на своей убогой кухоньке и зачем-то пристально рассматривая полную вонючих окурков пепельницу – в новой жизни я была просто отвратительной хозяйкой, окончательно осознала:  весь мой замечательный план летел в бездну.

То, над чем я работала несколько лет, то, о чем мечтала бессонными ночами и о чем грезила ежедневно, теперь, в свете моих последних открытий, можно было смело выбрасывать на помойку.

Я так ясно представляла себе последние минуты жизни ненавистного Плетнева! Как он осознает, что жить ему осталось считанные мгновения, как на его холеном лице загорается искра понимания, что он сейчас умрет, а ничто и никто ему не поможет. Мысленно я видела ужас в его глазах, и это было самым сладким моим видением. Да, я хотела, чтобы ему стало страшно. Так страшно, как было моему Сашеньке в последние секунды его, такой короткой, жизни.

А теперь получается, что ничего этого не будет?!

Но я никогда не смирюсь с этим. Никогда не откажусь от своей мести. А это значит, что я срочно должна придумать другой план.

Размышляя о том, чем бы еще можно было наказать Виктора Плетнева, машинально убиралась на кухне. Выкинула и вымыла пепельницу, протерла стол и сварила кофе. С удивлением поняла, что голодна. Уже несколько лет, как я ела, почти насильно впихивая в себя еду, не столько от голода, столько от осознания –   без еды не будет сил, а значит, не будет и мести.

В морозилке завалялась пачка пельменей, и я решила устроить себе знатный, прямо-таки королевский ужин – пельмени, булка с маслом и большая кружка черного кофе. По правде сказать, это было все, что обнаружилось в моем доме из съестного. Продукты я покупала по принципу «дешево и сердито». И не потому, что не было денег.

Напротив, после того, как было продано все, что мне принадлежало, включая недвижимость и налаженный бизнес, на моем банковском счету лежала очень впечатляющая сумма. Конечно, состязаться активами с тем же Плетневым не приходилось,  но денег было действительно очень много. И все же я экономила, справедливо рассудив, что средства мне могут понадобиться для чего-то более серьезного, чем набивать себе желудок деликатесами. Оттого и питалась крайне скромно. А так как аппетита все равно не было, то на еду я тратила сущие копейки. О том, как стала выглядеть,  даже не задумывалась.

Уничтожая пельмени, я никак не могла решить: что же мне теперь делать-то? Чем зацепить Плетнева?

Сказать честно, мне было все равно, чем зацепить Плетнева, лишь бы сделать ему как можно больнее. Если бы у него был ребенок, я, сцепив зубы, ударила бы ребенку. Но мысль об убийстве маленького человека была настолько отвратительной, что я отогнала ее прочь, тем более, что детей у Плетнева не было.

С размышлений о ребенке я плавно переключилась на его жену.

Плетнев пропал через буквально через несколько дней после суда. Улетел, а куда – узнать не удалось. Говорили, что после суда у Плетнева начались крупные проблемы в бизнесе. Все-таки скандал вышел громким, а большие деньги не любят шума. Репутация – не пустое слово в мире серьезного бизнеса. Кто, находясь в здравом уме, захочет иметь дело с человеком, виновным, пусть и косвенно, в гибели трех взрослых и одного ребенка?

Конечно, ситуации случались разные, и время от времени достоянием общественности становилась очередная скандальная история, в которой был замешан какой-нибудь родственник сильных мира сего. Газеты разражались гневными статьям, по всем телеканалам мусолили имя провинившегося, общественность негодовала и требовала справедливости, а спустя некоторое время, незадачливого родственника тихо – мирно отправляли с глаз  долой, подальше, чтобы не мозолил глаза и не позорил семью.

В сложившейся ситуации Плетнев принял самое правильное решение – передал дела опытному управляющему и исчез. Отступил, чтобы потом, позже, когда страсти улягутся, вернуться и занять свое законное место на отечественном Олимпе.

Его жена, странное дело, осталась в Москве. Я этого не понимала. С одной стороны, они не развелись, сохранили официальный брак. Значит, планировали быть вместе. С другой, мой человек, занимавшийся поисками Плетнева, а заодно и приглядывавший за его женой, утверждал, что Мири Плетнева с мужем не общалась. Во всяком случае, они не встречались.

Но ведь вернулся-то он к ней. Наверное, со мной злую шутку сыграла дурацкая наивность, каким-то странным образом еще не умершая во мне. Я вдруг решила, что чету Плетневых связывают настоящие чувства. Любовь. А если он любит жену, значит, у него есть уязвимое место.

Пельмени в моей тарелке уже закончились, я доела булку с маслом, запивая ее крепким кофе. Конечно, после такой убойной дозы кофеина, да еще и выпитой на ночь, сон мне не грозил. Но это даже хорошо. Спать я не собиралась. Напротив, мне нужно было еще раз обдумать все, что я знала о Плетнева. Его предполагаемая любовь к жене открывала передо мной новые перспективы.

Утром я проспала. Вернее, не то, чтобы проспала – я давно уже никуда не торопилась, катание за Плетневым не в счет, тем более, что с ним я решила закончить. Просто вместо того, чтобы подскочить с дивана, как обычно, в шесть утра, я открыла глаза, когда на часах было уже десять. Это было очень странно.