— Благодарю за доверие, Константин Бронеславович! Приложу все силы, чтобы оправдывать его и впредь! — с трудом сдерживая внутри ту радость, что буквально требовала вырваться наружу от услышанных слов, вытянулся по стойке смирно Александр. Его не просто признали. Его признали своим! Причем, не кто-либо, а второй человек в УММ — по сути, его пропуск и поводырь в высший эшелон армейского общества.

Нельзя было сказать, что Геркану так уж сильно хотелось нырять с головой в подобное «болото», где всевозможные хищники то и дело жрали друг друга. Не просто же так почти год кошмарили тысячи военспецов из числа еще царских офицеров, выискивая в их среде шпионов и предателей. И ведь находили с летальным для тех исходом, тем самым освобождая теплые места для собственных ставленников! Но ему банально хотелось жить, как человек. Как уважающий себя человек. Для чего оклада комроты в 75 рублей едва хватало, даже с учетом возможности отовариться в спецраспределителях для начальствующего состава РККА и продаваемых максимально дешево пайков для краскомов. Естественно, дешево на фоне остальных.

Увы, но обладание аж целой однокомнатной квартирой и личным автомобилем ежемесячно проделывали огромную брешь в его бюджете. Хотя, на фоне того, что большая часть населения была рада 4 квадратным метрам жилплощади на каждого члена семьи, да отсутствию чувства голода, он еще жил весьма припеваючи. Ведь после оплаты партийного взноса, «коммуналки», покупки дров с углем, керосина, бензина с маслом и, естественно, полагающегося объема продовольствия, у него еще оставались средства на одежду с обувью и даже на постепенную меблировку своего жилья. Работавшие в его КБ гражданские инженеры с чертежниками, к примеру, о таком могли только мечтать. И уж точно они не выглядели откормленными пухляшами.

Может это и звучало несколько дико, но так хорошо, как только могли, они работали под руководством Геркана за еду. Александр банально снабжал их время от времени закупаемыми за свой счет крупами, маслом, свежим мясом, яйцами, сахаром и овощами, поскольку сам принадлежал к 1-ой из четырех категорий по ранжированию снабжения, тогда как они относились к 3-ей и зачастую вообще не могли надеяться достать себе того же хорошего мяса или каких-либо круп. Максимум, что им удавалось приобрести по собственным талонам, помимо хлеба, сахара и овощей, так это пару килограмм рыбы или уже не свежей конины в месяц. Да и то, если повезет. И это в Москве! В городе, снабжение которого находилось на особом контроле правительства! Вдобавок, все оставшиеся средства он тратил на приобретение папирос, копчений, консервов, мыла, ткани и вообще подобных товаров длительного хранения, которые раз в месяц отсылал на Дальний Восток своему другу Михаилу Киселеву, поскольку там даже снабжение армии начало хромать на обе ноги. В общем, дополнительные деньги, как и бо́льшие возможности, были отнюдь не лишни. Тем более что «лечь» под себя ему предлагал вполне себе здравый и рассудительный человек, с которым у него самого никогда не возникало особых разночтений во взглядах на развитие РККА.

— Ну и замечательно, — удовлетворенно кивнул головой Калиновский, услышав от своего собеседника именно тот ответ, который желал услышать. — Отвези, пожалуйста, моих домой, а после возвращайся к службе. Поверь мне, ты смог заявить о себе на недавнем показе. А это означает, что недоброжелателей у тебя только прибавилось. Многократно прибавилось. И теперь все твои действия еще большим количеством людей будут рассматриваться под лупой с целью поиска какой-либо крамолы. Доносы же пойдут даже не десятками, как имело место быть до недавнего времени, а сотнями. Так что не давай никому никакого повода очернить тебя и тем самым сорвать принятие на вооружение столь отличных танков. Чем ты, кстати, планируешь теперь заняться?

— Начну работать над тяжелой бронемашиной, раз уж товарищ Дыренков в очередной раз не справился с поставленной задачей, — совершенно не скрываясь за тонкими намеками, заявил Александр о недавнем провале испытаний машин Д-9 и Д-13, созданных его непосредственным руководителем на шасси трехосных грузовиков. Заодно опосредованно давая понять, что пора как-то решать вопрос с этим, отнимающим столь необходимые ему ресурсы, человеком. — И в инициативном порядке начну разрабатывать технику на шасси Т-26. Те же самоходные артиллерийские установки, зенитки, тягачи и инженерные машины, максимально унифицированные с общевойсковым танком, как я полагаю, будут отнюдь не лишними.

— Вот и правильно. Вот и молодец. Здоровую инициативу проявлять необходимо всегда. Действуй. Я поддержу, — благословил того Калиновский на новые свершения, прежде чем попросить покинуть палату. Ему требовалось подумать об очень многом в свете случившейся катастрофы, чтобы понять, стоит ли уже сейчас опасаться за свою жизнь или случившееся было лишь трагическим стечением обстоятельств.

Так, как бы ни сопротивлялось руководство Спецмаштреста, совершенно не желавшее отвечать за производство настолько более сложных танков, нежели Т-18, производству Т-26 все же был дан старт одновременно на двух заводах — ХПЗ и «Большевик», каждый из которых оказался обязан поставить в войска по 300 штук таковых до конца 1932 года. Отчего не только ижорским сталеварам, но и мариупольским тоже, предстояло очень сильно озаботиться насчет выпуска бронекорпусов. Плюс ленинградским танкостроителям еще надлежало сдать армии аж 100 танков типа Т-24. Складывалось такое впечатление, что все как будто разом забыли о существующей проблеме с производством брони, поскольку на танк-разведчик, получивший индекс Т-27 и принятый на вооружение в конце августа 1931 года, также выдали заказ. Причем, аж в 2000 штук! В общем, как это тысячи раз бывало прежде, стратеги определяли направление, а после тактики чесали репу, как в этом направлении вообще возможно двигаться, если там находится непреодолимая пропасть.

[1] ОКДВА — Особая Краснознаменная Дальневосточная Армия. Так стала называться ОДВА после января 1930 года, когда ее наградили Орденом Красного Знамени.

— Здравствуйте, Саша, — обратилась юная девушка к Геркану, копающемуся в двигателе своего «Росинанта», что, подобно скакуну Дона Кихота Ламанчского, преобразился из обычной рабочей клячи производства компании Форд, в практически боевого скакуна героического краскома. — Вы меня не помните? — заведя руки, в которых она удерживала сумочку, за спину, прелестница позволила молодому мужчине вдоволь полюбоваться тут же выступившими вперед верхними выпуклостями своего тела, привлекательную форму которых совершенно не скрывала тонюсенькая ткань легкого летнего платьица.

— Как же, как же, — обтирая руки ветошью, и параллельно рассматривая заговорившую с ним девушку, расплылся Геркан в располагающей улыбке, действительно радуясь такой неожиданной встрече. — Студентка, комсомолка, спортсменка. И, наконец, просто красавица! — тут же выдал разум и повторил язык, да еще с обозначением кавказского акцента, явно кого-то пародируя. Правда, кого именно, сам Александр припомнить никак не смог. Да и не до того сейчас было. — Уж извините, Настя, но я вас сразу не признал. Были бы вы в костюме Евы, как при нашей первой и последней встрече, другое дело. А так, — развел он руками, как бы сознаваясь и раскаиваясь в своей забывчивости.

— Ходить в костюме Евы по городским улицам неприлично, — наставительно произнесла давняя знакомая краскома, которую он пытался закадрить летом теперь уже кажущегося столь далеким 1929 года. Еще до того, как его сознание преобразилось, породив совершенно новую личность. Тогда он, уподобляясь сотням тысяч жителей столицы, проводил редкие выходные дни на одном из городских пляжей Москвы-реки. Там и столкнулся с веселой компанией студентов, как и многие в то время, поддерживавших идею нудизма и гордости за свое тело. В тот первый год отказа от НЭП-а в среде горожан еще продолжал жить принцип относительной сексуальной раскрепощенности, привнесенной в общество с революцией и бывшей относительно популярным в первое десятилетие существования советской власти. Потому, совершенно обнаженная публика составляла от половины до трети всех купающихся, независимо от пола и возраста. Так что Геркан прекрасно знал, что скрывает от его взора надетое на девушке платьице. И сейчас честно признавался самому себе, что очень сильно желал увидеть данную картину вновь. — Да и плавать я теперь предпочитаю в купальном костюме. Нынче это модно! — аж вздернула кверху свой носик разрушительница ожиданий одного конкретного комроты.