Это указание я с удовольствием выполнил. Доменико нашелся на своем заводе — парень тоже без дела не сидел. Новость о том, что послезавтра мы отправляемся в новое путешествие, кузен воспринял с небывалым энтузиазмом, тут же сообщил подчиненным, что дальше они будут справляться без него, и гостеприимно предложил свой кабинет для ночевки. Не в первый раз уже, так что я здесь чувствовал себя почти как дома.

А утром меня разбудили за час до восхода — пора присутствовать на трибунале. Северин накануне предложил место обвинителя мне. Я не горел желанием в этом участвовать, но не думаю, что мое мнение что-то бы изменило. Однако старик неожиданно меня в этом поддержал.

— Нечего мне из парня палача делать, и так вон уже прозвали! Он мне для другого нужен. Обвинителем возьми городского прокурора. Не прибили, надеюсь?

— Да кто ж его знает? — пожал тогда плечами центурион. — Ладно, поищем.

Я уже привычно подавил вспышку раздражения по отношению к Рубио. «Он мне для другого нужен». Палачом я себя не считал. Те твари получили по заслугам, моя вина только в том, что слишком поздно подоспел. Однако упорное желание старика вылепить из меня то ли народного героя, то ли лидера сопротивления неимоверно бесило. Я многим готов поступиться, ради мести чистым, но делать из меня куклу позволять не собираюсь. Сообщать об этом Мануэлю не стал — не нужно быть провидцем, чтобы угадать его реакцию. Покивает снисходительно, выдаст что-нибудь язвительное, и благополучно выкинет из головы «детский лепет юнца». Однако уже в который раз дал себе зарок — не вестись на манипуляции старика, если они будут идти в разрез с моими планами или принципами.

Позже выяснилось, что ни прокурора, ни судьи в городе нет — и вообще все руководство благополучно слиняло, еще до того, как повстанцы вошли в Памплону, так что и обвинителя, и защитника пришлось выбирать из мелких служащих магистрата. Но никто особенно не расстроился — Старику было важно соблюсти видимость законности. Собственно, после этого я уже начал надеяться, что мне не придется присутствовать на этом представлении. Напрасно. «На трибунале будут присутствовать все вставшие под ружье и любой желающий из гражданских» — такое распоряжение отдал Северин, и исключений никто делать не собирался.

Толпа собралась внушительная. О предстоящей процедуре заранее оповещали патрули милиции, с помощью так быстро прижившихся матюгальников, и, на удивление, народу подтянулось много. Отдельно стояло «военное сословие» повстанцев. Даже в каком-то подобии строя. Не сказать, что как на параде, но какая-то организация была — точно. Ну и мы с Керой поспешили было присоединиться к ребятам — я заметил знакомые физиономии. Не дали. Северин, обводя взглядом армию, наткнулся взглядом на меня, скорчил зверскую рожу и ткнул пальцем в землю рядом с собой. Пришлось тащиться на возвышение. Вообще-то трибунал должен происходить на холме, но руководство, видимо, решило слегка отойти от традиций. Суд устроили на площади возле магистрата, а для того, чтобы всем было видно, за ночь успели сколотить деревянный помост. Поднявшись наверх, я обнаружил помимо Северина всю компанию: Рубио в кресле за столом, Доменико, бородатые мастера с металлургического. Даже жертвы присутствовали — дамы явно нервничали, но выглядели значительно лучше, чем накануне. Сам виновник «торжества» тоже был здесь — стоял под охраной двух солдат с винтовками. Для них даже нашли где-то легионерскую форму, чем парни явно гордились. Драго выглядел потерянным. Ни на кого не смотрел, глядел преимущественно в пол. И вообще у меня создалось впечатление, что он будто пьян — по крайней мере, в те редкие моменты, когда он поднимал взгляд от пола, вид у него был такой, будто он не до конца осознает, где находится, а взгляд мутный.

— Он что, пьяный? — спросил я у центуриона.

— Он был моим подчиненным, — с вызовом ответил сотник. — Я дал ему выпить настойки лауданума. А что, ты хотел бы, чтобы он участвовал в этой комедии в полном сознании?! Так сказать, прочувствовал все оттенки?!

Я чуть не отшатнулся — столько злости было в голосе сотника. Но сдержался.

— Я хотел бы, чтобы он сдох еще там, вместе со своими подчиненными. В идеале — пустил себе пулю в лоб, не заставляя меня марать руки. А теперь… Мне плевать. Хорошо, что он не осознает происходящее, но менее отвратительной эта, как ты говоришь, комедия не станет.

— О да, я смотрю, ты любишь решать проблемы радикальным образом, — хмыкнул сотник. — Смотри, как бы не пришлось как-нибудь занять его место.

— Скорее всего, меня это и ждет, — пожимаю я плечами. — И уж поверь, если придется, лауданумом спасаться не стану.

— Ну-ну, — хмыкнул центурион. — Надеюсь, мне не придется напоминать тебе о твоей браваде.

Я не злился на Северина, потому что отлично понимал, как ему горько и тошно. Драго не был мне приятелем, я его вообще не знал, но мои чувства были ничуть не лучше. Трибунал готовился с размахом, все выглядело торжественно и пафосно, и оттого еще более мерзко. И особенно мерзко было сознавать, что это мои усилия привели к такому исходу.

Еще минут пятнадцать ждали опаздывающих, а потом старик поднялся и хорошо поставленным голосом объяснил зрителям, по какой причине здесь все собрались в такую рань. Дальше потянулась процедура суда. Прокурор — незнакомый мне мужчина с наметившимся брюшком зачитал по бумажке обвинения. Заслушали свидетелей. Кроме меня свою версию событий рассказал какой-то житель окрестных домов, который, как оказалось, внимательно наблюдал за происходящим еще до того, как к почтамту подъехали мы, и самих жертв. Углубляться в детали никому не потребовалось — наоборот, едва кто-то начинал делиться слишком незначительными подробностями, Рубио его останавливал. Тем не менее, исходя из показаний всех свидетелей картина вышла яснее некуда. Предоставили слово защитнику, который промямлил что-то про «оказать снисхождение и быть милосердными». Рубио благосклонно покивал и поднялся из-за стола.

— Суду все ясно. Деяния, в которых обвиняют лейтенанта Драго считаю полностью подтвердившимися. Необходимости в дополнительном расследовании не вижу и готов огласить свой вердикт. Лейтенант Драго приговаривается к лишению звания, изгнанию из рядов республиканской армии Ишпаны и лишению гражданства. Плебей Драго приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно. Исполнять!

Нетрудно догадаться, что к такому решению подготовились заранее. Расстрельная команда из десяти человек, — я, кажется, даже узнал пару знакомых лиц, — быстро и без суеты отвели преступника с помоста, поставили к стене магистрата. На глаза повязали повязку — Драго не сопротивлялся и вообще, видимо, не очень осознавал происходящее. Короткая команда — солдаты вскинули винтовки. Взмах рукой, слитный вздох толпы. Залп. Расстрелянный падает на брусчатку. Командир подходит к телу и проводит контроль из револьвера. Тело накрывают простыней и уносят.

Дождавшись, когда волнение среди наблюдавших поуляжется, и взгляды вновь обратятся на помост, Рубио снова заговорил:

— Лейтенант Диего, когда увидел непотребство, сказал, что мы — не бандиты. Я могу только еще раз подтвердить его слова. И если кто-то из наших солдат об этом забудет, он перестанет быть нашим соратником и превратится во врага. А враги от нас могут получить только одно — пулю. Помните об этом.

Вот так, нежданно-негаданно, я получил звание лейтенанта.

[1] Отряд из 8-10 человек

Копьем в живот, взад-вперед

Подожжем церковный мы приход…[1]

Припев старинной песенки удивительно хорошо подходил под создавшуюся ситуацию и к тому же совсем просто перевелся на современную латынь. Можно сказать, сам на язык прыгнул. Ну, а я сопротивляться не стал, и плевать что народ косится. Иногда нужно позволять себе расслабляться.

День начался мерзко, но я собирался получить максимум от оставшегося, и потому заставил себя не вспоминать о казни, а заняться чем-нибудь жизнеутверждающим. Возможно, доморощенный аутотренинг сработал, а может, я действительно зачерствел, но вскоре о неприятном эпизоде я и не вспоминал. Тем более, что занятие не способствовало посторонним мыслям, требовало достаточной сосредоточенности. Я решил, наконец, разобраться с картечницей, для чего полностью ее разобрал, почистил и смазал. В процессе обнаружились некоторые недоработки в смонтированной накануне на скорую руку треноге, но я счел, что могу исправить их самостоятельно и не стал напрягать подчиненных Доменико. Все-таки полтора года работы в оружейной мастерской еще не успели забыться.