– Серёга, ты это розовое видишь? – я обычно с ним не здороваюсь, когда звоню.

– А то! Нравится?

– Не, не думаю.

Я действительно так не думал. Первое, что пришло в голову, как я сказал – всё, допились мы с другом. Страшная мысль. До мурашек. Посмотрел на руки – не дрожат. Значит – не всё потеряно. К слову, алкоголиком я себя не считаю. К тому же, сразу брошу, как только женюсь. Или, во всяком случае, кардинально сокращу количество. Буду так, «для дома, для семьи», пятьдесят граммов коньяку по праздникам. Просто пока не имею подходящей дамы сердца. Барышни у меня дома бывают периодически, как бы. Но не вести же их всех под венец?!

Я хотел ещё что-то сказать, но услышал гудки. Этот гад бросил трубку. А поговорить?

Так…

Похоже, у меня таки реально не делириум тременс. Или он у нас с Серёгой коллективный. Пойду-ка я, вернусь в свою палату… Ой, в квартиру. Ещё часиков десять посплю. Откуда вернусь? С улицы, конечно. Выбегал, понимаете ли, когда увидел розовые перемены. Зачем, спрашивается? Инстинкт, наверное. Неправильный, конечно. Как в голливудском кино, когда герои от опасности не убегают, а идут посмотреть, что же это там такое зловеще щёлкает зубами и кричит, мол, – «сейчас всех съем». А вдруг и эта розовая флора опасная и всех ест? Хотя, нет. Люди ходят, машины ездят. Это я ещё из окна видел.

Дома я достал из холодильника пиво и сделал большой глоток. Это обычно помогает. Мне. Серёга, например, от головной боли ситро «Буратино» употребляет, за пиво не берётся. Я даже завидую.

Обычно, я сказал, мне помогает, но не сегодня. Всю набранную в рот жидкость я, сделав громкое «фру-у-у», выплюнул в раковину. Читаю на бутылке – «Жигулёвское», а на вкус, – как «Буратино». Кто подменил? Не сам же я себе такую подлянку устроил?

Серёга, конечно. Кто же ещё? Шутник хренов. Как он вообще эту гадость пьёт? Не бережёт себя.

Но в магазинчик я не побежал. Лень. Да и больше в это розовое не хочу. Посплю, само всё пройдёт. И то, что после вчерашнего, и остальное, что на улице. Я надеюсь. Но только лёг – звонок в дверь.

– Ждал? – в прихожую ввалился Серёга. В чёрном полиэтиленовом пакете с вызывающей надписью «BMW» что-то призывно звякнуло. Ласково так, аж ушам приятно. Не «брямц-брямц» и даже не «дзынь-дзынь», а «треньк-треньк». Как этот музыкальный инструмент называется, что в форме металлического треугольника? Не помню, но на таком и я бы смог сыграть. В оркестр что ли устроиться? В симфонический.

– Ты понял? – Серёга поставил пакет на пол, будто содержимое стоит не меньше миллиона.

– Понял…

– Ничего ты не понял! Ты не в курсе, как я погляжу. Продемонстрирую…

Серёга подбежал к окну, резко раздвинул занавески и распахнул створки.

– За ремень меня придержи. Руки не трясутся? Страхуй.

– Сам такой! – я отодвинул Серёгу. Смотрю, розовое растение снаружи, подобно плющу, взобралось по стене дома прямо до моего окна. А ведь шестнадцатый этаж, не шутка. Я ещё когда на улицу выходил, специально посмотрел. Оно по зданию уже расползлось, но находилось где-то на уровне четвёртого. Там, в квартире под номером тридцать два живёт Светка. Мутили мы с ней когда-то. Лет пять назад. Если что, я бы и сейчас не против. Но она внезапно стала недоступной во всех смыслах. Ни по номеру телефона, ни вообще. Я даже пару раз заходил, жал кнопку звонка. Но Светка не открывала. Только её младшая сестра кричала через дверь, мол, Светки нет, уходи, козёл. Это четвероклассница-то! И кто её таким словам научил? Это раз. И почему это я козёл? Это два. А там и три, и четыре, и даже восемнадцать с половиной. Ответов у меня всё равно нет.

Тем временем Серёга, всё-таки оттеснив меня от подоконника, высунулся на улицу по пояс, предварительно положив мои руки себе на ремень:

– Держи, друг!

Когда Серёга всунулся обратно, в руках держал три розовых листочка. Два отложил, один понюхал:

– Сейчас, друг мой, я явлю тебе чудо! Какой вискарик хочешь больше всего? Не отвечай, читаю мысли, – Серёга поводил руками над моей головой, как фокусник или какой гипнотизёр. И название сразу сказал. Шутник, блин. Типа, не знал, что я люблю, но пью всегда не это, а что-то другое. Что угодно, но не этот виски. Почему? Да из-за Светки же. Она его предпочитала. С колой, правда. Мы с Серёгой считаем, подобное извращением. Ибо при такой цене, а это вторая причина, почему я его не покупаю, разбавлять благородный напиток химической бурдой – кощунство, как минимум. За такое на костре жечь положено. Всех. Но не Светку. Ей можно.

А чудо таки случилось. Розовый лист исчез. На его месте в руке Серёги появилась бутылка виски. Того самого. Выходит, желания исполняются? Что за цветик-одноцветик?

– Колу заказывать будете? – Серёга ехидно взял второй листок.

– Колу – не будем. А что в пакете звенело? – я почти не удивился произошедшему сейчас прямо на моих глазах. Почему-то. Вчерашнее, видать, сказывается. Всё по барабану, как минимум. И башка трещит.

– А пакет… – после этих слов и второй лист в руке Серёги растаял.

Появился… пакет.

– Что ты наделал? – Серёга чуть не плакал. – Всем в день всего по три листка обналичить можно. Мои три – вон они, звенели в прихожей. Слышал? Зачем заставил думать о пакете?

– Я не заставлял – это раз. Есть ещё третий лист, закуску закажи, раз такие чудеса теперь – это два. Что в пакете, второй раз спрашиваю? Не упьёмся?

– Посуда там! Я вчера, когда вчерашние три желания загадывал, был малость… Чего я рассказываю, если ты был не лучше? А то и хуже…

– Но-но! Попрошу, Сергей, не передёргивать! – я сделал серьёзное лицо, но не стал напоминать, что и вчера, и всегда, до дома сопровождаю я его, а вовсе не он, соответственно, меня.

– В общем, сосредоточиться я не мог, – Серёга сходил в прихожую, принёс пакет. Там оказалось три стакана. Точно таких, из каких мы пили в баре. Квадратные, красивые.

– Слушай, а ведь я вчера ничего не загадывал. У меня, выходит, сейчас шесть?

– Сгорают неиспользованные, – Серёга почесал затылок. – Ты выгляни, отрасли?

– Кто?

– Дед Пихто!

Но я уже понял, о чём говорит друг. Открыл окно, но листья вырасти не успели. Сколько прошло? Пара минут? Серёге пришлось бежать на улицу, срывать розовые листочки для меня.

– И это… Нам с тобой хватит, – Серёга кивнул на виски. – Пожелай мне новые кроссовки, а? Я сам себе не закажу, жаба задушит. И джинсы. И куртку.

Я посмотрел на друга. А ведь он действительно поистрепался. Без работы не просто давно, а «Давно» с большой буквы. Ищет себя. Так, вроде, принято говорить про бездельников? Нет, я друга не винил, не злился, не обижался. Всегда угощал и буду угощать. Мне зарплаты хватает, а семьи нет, я говорил.

– Какие кроссовки хочешь?

Серёга быстрым жестом вытащил из заднего кармана вчетверо сложенную страницу журнала о спорте. Сейчас, правда, рекламы в них больше, чем по теме.

– Эти!

Губочка не дурочка у дружбана моего. Я цену посмотрел и присвистнул. Но тут же вспомнил, что плачу не я, а розовый лист.

– Башмаки за две тысячи и девяносто девять долларов моему другу, пожалуйста, – я говорил с розовым листом, будто с продавцом в магазине.

Кроссовки появились, листок исчез. Отлично! Размер я мысленно сказал, конечно. Сорок второй, как у меня.

– Круто, – Серёга примерил обновку и сразу снял.

– Чего снял-то? Оставался бы уже в них.

– А штаны как надевать, голова? Мне вот такие, – из другого кармана Серёга вытащил ещё одну страницу журнала.

Стоимость меня теперь не смущала вообще от слова «совсем». Брюки на пару сотен дороже кроссовок, тоже не из дешёвых. И вот они, у меня в руках.

– Надевай, не свети труселями! – в ожидании обновки Серёга уже успел снять старые штаны.

Я подождал, пока друг оденется. Джинсы сидели, как влитые. Это я так загадал или растение расстаралось?

– Куртку какую? Доставай образец.