Литмир - Электронная Библиотека

У меня внутри салона болтанка, из-под кошачьих лапок, прямо через временно-пространственный дуршлаг, на передние сиденья летит качественная дубовая стружка; на землю, прямо котам на головы, валятся творчески исполненные табуретки с двумя ножками и отсутствием сидений. Через пелену отходов деревообрабатывающей промышленности всматриваюсь в убегающие зеркала и вижу, что кольцо котов-гитаристов сжимается, у некоторых в лапах разделочные ножи для голубого тунца и сковороды с кипящим маслом; многие смачно облизываются; и у всех взбитые сливки на усах превращаются в сливочный соус. И у каждого по фингалу вокруг левого глаза. На какой-то момент мне кажется, что настроение у котов не очень хорошее.

– Хватит развлекаться! – я поддаю коленом по колокольчику, растущему из педали сцепления, – газу! И стрелку мне!

«Далась тебе эта стрелка, – всплывает надпись на лобовом стекле, – да ещё зелёная. Делать больше нечего?».

– Ездить без неё не могу, – я лихорадочно жму на шестерёнки и пытаюсь отмахнуться от колокольчика, – мне направление надо, голос же постоянно врёт! Он тупой, у него же прямое с кривым – одно и тоже!

«Точно надо?», – лобовое стекло фактурно складывается в ухмылку, – «последний раз спрашиваю; потом не отвертишься, без шансов».

В этот момент, машине удаётся отодрать лапки от полупропиленного когтями дуба, и, уронив вниз последнюю, творчески исполненную табуретку на двух ножках, мы, сбивая в полёте жёлуди и листья, рвём вперёд. От удара жёлуди лопаются, из них с писком и чириканьем разбрызгиваются сказки, тут же запечатлеваясь на планирующих листьях. Вся эта пелена, подхваченная потоком воздуха, стелется за машиной, но застревает в цепях и котах. Коты, побросав ножи для тунца, ловят листья на сковороды и отжарив во фритюре, торопливо едят. После чего, с разлившимся по мордам вдохновением, разбегаются по цепям и начинают драть гитары когтями. Ударная волна музыки поддаёт нам под задний бампер.

– Газу! – ору я, – стрелку мне! Стрелку! Дорогу мне! Дорогу!

На лобовом стекле всплывает зелёная стрелка, направленная прямо на меня.

– Главная дорога – это дорога к себе! – ржёт в голос лобовое стекло, – счастливого пути, иди прямо и никуда не сворачивай!

Достаю из сумочки гаечный ключ, чтобы подкорректировать улыбчивость стекла, но тут динамик произносит:

– Внимание! Приводнение в бассейн для искусственных форм жизни! – и склочно добавляет, – и для умных: будешь сдавать назад, помни, что это не вперёд!

Плюхаемся в фиолетовую воду, мимо окна брассом проплывают сучковатое бревно с ручками, две заводных лягушки и подпоясанный ломом топор. Топор явно лидирует.

– Я утомилась, – сообщает мне машина, – поехали домой. Лапки надо сушить.

Проплываем мимо стройных улиток в праздничных кимоно, замешивающих совковыми лопатами бетон на рисовом поле. За их спинами возвышаются густо побеленные шалаши с ярко подведёнными глазами. Шалаши внимательно смотрят на машину и прищуриваются.

– Дай-ка, мне ещё газу, – начинает нервничать машина, – чего они пялятся? На мне узоров нет и цветы на мне не растут! Газу мне!

– Газу дам, – мрачно отвечаю я, – но дороги нет, стрелка ничего, кроме меня не показывает!

– Ничего, – воодушевлённо отвечает машина, – дорогу найдём, я её аккумулятором почую!

Лопаты продолжают флегматично перемешивать бетон, в который от рёва мотора ссыпаются улитки и рис. Кимоно вспархивают вверх, рассаживаются на электропроводах и начинают распевать хокку.

– Осторожно! – машина в истерике, – ты же на стену прёшь! Тормози!

Педали тормоза нет, как и шестерёнки, пробиваю ногой дно, пытаюсь тормозить пяткой, и в этом момент стрелка срывается с лобового стекла и бьёт меня прямо в сердце.

…стоим с машиной под домом, прислушиваемся к напевам котов-электрогитаристов. С машинной крыши свисает спелая лесная земляника. Лапки сушатся на бельевых верёвках. В лобовом стекле торчит гаечный ключ. В моей груди – зелёная стрелка-направление.

– Вот скажи, – спрашивает машина, – ты зачем мне а бак четыре бутылки пепси-колы на чеченских минеральных водах залила?

– Так ты пить хотела, – отвечаю я.

И мы с машиной ласково обнимаемся.

Наступила ночь.

Илона Волынская. Кирилл Кащеев

Выборы по Паркинсону

«Требуется премьер-министр. Рабочий день – с 4.00 утра до 11.59 вечера. Кандидат должен выдержать бой в три раунда с чемпионом в тяжёлом весе. По достижении пенсионного возрасти (65 лет) – смерть во славу Родины. Кандидату предстоит экзамен на знание парламентской процедуры: ответивший менее чем на 95 % вопросов подлежит ликвидации. Набравший менее 75 % голосов при оценке популярности по методу Гэллапа также подлежит ликвидации. Финальное испытание – речь перед Конгрессом баптистов: присутствующих надо превратить в поклонников рок-н-ролла. Неудача также влечёт физическую ликвидацию. Соискателям явиться в спортивный клуб (с чёрного хода) 19 сентября в 11.15. Боксёрские перчатки предоставляются; майку, шорты и тапочки приносить с собой».

Сирил Н. Паркинсон «Законы Паркинсона»

Высокая тощая стерва в чёрном – ненавижу тощих стерв! – дочитала последнюю строчку, посмотрела на нас поверх своих узких прямоугольных стервозных очков, захлопнула красную папку и скомандовала:

– Господа, вы можете сесть!

Наконец-то! Наглость и хамство – выслушивать кретинские откровения их паршивого гуру стоя! Рухнул в кресло, и краем глаза глянул на своих, так сказать, коллег.

Колобок-коротконожка. Нездоровый цвет лица – больная печень. Печать партпрошлого на изрядный целлюлит. Закатился вглубь кресла и сейчас шуршит, мостится, «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах». Противно смотреть… Ну куда лезешь, жирный?

Со следующим диагноз ясен. «Ихний», «ейный», «хворточка» и «просрачиваем». Крепкий хозяйственник, твёрдая рука – друг индейцев. У нас таких обожают. Ублюдочный любимец ублюдочного народа.

Его сосед – угрюмый неопределённый молчун. Ещё ни звука не произнёс. Загривок бычий, башку пригнул. Мобила, костюм от Босс, часы от Картье – новая форма старых у́рок. Только золотые перстни на каждом пальце слегка выбиваются из имиджа. Что хочешь ставлю – под золотыми перстнями ещё одни, татуированные. Топтал зону, топтал. Жаль, не опустили и не зарыли там козла.

Ну и последний. Кого ненавижу даже больше тощих стерв – таких самоуверенных сволочей. Американский типаж, взлелеянный Голливудом: благородный загорелый профиль, прищур от Клинта Иствуда. Образование юридическое, два языка, стажировка за границей, свой бизнес. Взгляд почувствовал моментально, вскинул голову, улыбнулся: тридцать два блендамедных зуба наружу.

Спокойный, лыбится! Гад.

Фигня, нельзя собой владеть, когда знаешь, что предстоит! Я – человек сдержанный, даже очень сдержанный, в меня это воспитанием вложено, а все-таки… Или что-то знает? Договорился? А может, не он один? Все, кроме меня? Подонки, суки, ляди…

Чёрная тощая стерва многозначительно откашлялась:

– Итак, господа! Несколько последних слов… для приговорённых.

– Ну зачем так пессимистично, – пробормотал толстячок. Его голос, мягкий жирный голос, испуганно дрогнул. Боишься? Правильно делаешь! Сидел бы дома.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

7
{"b":"863885","o":1}