Я смотрел на друга, а он на меня. Вокруг нас уже не было моей кухни. Мы сидели… В баре, куда ходили в прошедшую пятницу, в день, точнее, вечер и часть ночи, когда началось розовое волшебство.

– Не понял. А где вискарик и девчонки? – Серёга держал в руках стакан. Он сунул язык в содержимое и отставил в сторону. Я сделал то же самое. Да, не односолодовый, а та бурда, что мы обычно заказываем.

– Всё закончилось почти не начавшись. Что это было, Серёга? – я понял, что чудесам пришёл конец.

Но друг не слышал. Он выбежал на улицу. Отсутствие, впрочем, продлилось буквально секунд десять.

– Ничего розового. Ни-че-го! Как же так?! Я даже с Маринкой не успел. Это несправедливо!

– Жизнь вообще несправедливая штука, друг, – я пододвинулся к чуть не плачущему Сергею и положил руку ему на плечо. – У нас был шанс. Или возможность. Или ещё что, не знаю… Но мы всё профукали.

– Не всё! – внезапно Серёга взбодрился, встал и принял позу памятника Пушкину, каким тот стоит в Петербурге на площади Искусств перед зданием Государственного Русского музея.

Я не понимал, что Серёга хочет этим сказать:

– Поясняй. Я что-то торможу.

– Внимание на джинсы и кроссовки. А? Как тебе?

Только сейчас я обратил внимание, что на Серёге те самые штаны и кроссовки из каталога.

– Ну что, мальчики, наговорились? По домам?

Глаза Серёги полезли на лоб. Он смотрел мне за спину, а я узнал голос.

– Света?

– А кого ты ждал, гуляка-казанова? Ни на секунду оставить нельзя. Хорошие джинсы, Серёжа. К ним бы ещё куртку, как у меня была. Косуху с заклёпками, – Светка поцеловала меня в губы. – Пойдём?

– Куда? – я наконец-то смог говорить.

– К нам домой.

– К нам?

– А к кому? Я вызвала такси. Имею право забрать супруга в ложе для исполнения супружеского долга, – Светка показала безымянный палец на правой руке. На нём сверкало обручальное кольцо. Именно такое, как я когда-то представлял, что надену ей в день нашей свадьбы. На моём правом безымянном тоже блестело. Да ладно!

– Ну, пора, значит пора, – Серёга всё быстро понял. Или сопоставил. Розовое оставило каждому из нас то, чего мы хотели больше всего на свете.

Светка понюхала наши с Серёгой стаканы:

– Как вы это пьёте? У нас дома есть односолодовый. Может, к нам, Сергей. Я обещала Марине из магазина вас познакомить. Ещё не поздно, запросто ей позвоню. Набирать?

– Звони! – воодушевлённый Серёга почти танцевал под попсовый мотив, заигравший из скрипучих колонок над барной стойкой.

А утром… А что «утром»? Утром начался новый день. Другой, не похожий на все остальные.

«Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя» – слышала она в детстве от бабушки. Поучая внучку, бабушка вкладывала в это изречение Ницше несколько иной смысл, чем философ, предупреждавший борцов с чудовищами. Она предостерегала девочку от уныния и бездеятельного отчаяния. И девочка, теперь уже взрослая женщина, старалась, встречала повороты своей судьбы стойко. Цепенея в первые мгновения, быстро овладевала собой и хладнокровно составляла план действий. И не успокаивалась, пока не исполнит его. Всё это время внутри неё будто бы жил стальной стержень, не дававший ей потерять себя. Расползтись бесформенной массой, забыть о том, что делает её самой собой. Заглянуть в бездну.

А может зря? Вот она – чёрненькая, чавкающая, приветливая… Придёт время, и она улыбнется тебе беззубым ртом безумия, дохнёт пылью небытия. Придёт время… Оно уже пришло? Тёмное, вязкое, беспросветное. Время отчаяния. Много ли нужно одинокой тридцатилетней женщине, чтобы впасть в него?

Ей было нужно много – и она это получила. Смерть, сначала мужа, потом любимого младшего брата, непоправимая ссора с сестрой, долги… Не все ли равно, что привело её на край?

А там, на краю… Интересно там. Ведь там бездна.

Всё началось с того, что из незнакомой пока бездны… нет, Бездны! Из Бездны выпорхнул попугай. С мощным клювом, внушительным хохолком и весьма любопытным лексиконом.

«Время вышло! – провозгласил он, по-хозяйски усевшись на шкаф. – Пройдите в первый вагон!»

Кто обращает внимание на бестолковую болтовню попугаев? Никто. А зря: вагон действительно был. Дверца шкафа-купе гостеприимно отъехала, обнажив гладкий бок поезда метро и уже открытую дверь. «…следующая станция – «Зоопарк» – услышала она, с удивлением обнаружив себя на прохладном сиденье. Минута, другая – и она уже стояла в пустом гулком вестибюле. Одна.

«Зоопарк закрывается через час», – услужливо предупредил попугай, слетев с ближайшего светильника. И она пошла. Мрамор под ногами масляно поблёскивал, струился, заплетался в узлы… «Змеи!» – ещё не до конца осознав это, она пронзительно завизжала. Заметалась, пытаясь найти свободную от отвратительных гадов дорогу, и, наконец, побежала к выходу, вскидывая колени, будто пытаясь взлететь над собственным кошмаром.

Как она попала к этой клетке, не знал никто. Даже попугай, который встречал её, повиснув на прутьях вниз головой.

– Что же ты обидела нашу девочку, – укоризненно проскрипел пернатый, – мало того, что никакого почтения, ни одного комплимента, так ещё все ноги ей отдавила! Не боишься, что детишки за мать вступятся?

– К-какую мать? – стуча зубами, спросила она.

– Нашла, кого спрашивать! – расхохоталась вредная птица. – Ты разве не знаешь, что у попугаев отсутствует осознанная речь?

– Но как же… А сюда как? – пролепетала она.

– Как-как-как… Кеша-мальчик! – проскрежетало в ответ.

– Ты же говорил… Вот ехидный! – попугай всё больше её злил.

– Ехидна-ехидна-ехидна… – отозвался тот, изображая эхо.

Она досадливо отмахнулась и замерла: прямо над головой что-то захлопало. И этим чем-то, вернее, кем-то, оказалось весьма странное существо. На гладком и блестящем, словно бронзовом, теле льва хлопали роскошные терракотовые крылья, разгоняя мощные потоки воздуха. «Чудовище!» – крикнула было она. Но нет, сдержалась, всхлипнула только. И правильно: разве можно так называть красивую женщину? Рыжие кудри мягкой волной падали на точёные звериные плечи. Тонкий греческий нос, в меру густые брови, миндалевидные карие глаза, глубокий мелодичный голос.

– Твои чудовища не так красивы? – осведомилось существо и тут же отвернулось, явно не ожидая ответа. – Кеша хороший, – ласково продолжило оно, гладя подскочившего попугая, – хочешь инжира?

– Чудовища-чудовища-чудовища, – подтвердил пернатый, хватая фиолетовый кусочек.

Она не поняла, как начала падать. Стояла на пыльной траве, силясь подобрать слова и спросить у явно разумного сфинкса, куда и, главное, почему она попала, как почувствовала, что травы этой больше нет. Вместо неё – воронка. Или тоннель. Или шахта. Кто её разберёт? Что-то, во что можно долго падать. Лететь, уворачиваясь от множества коричневых, ветвистых рогов, которые проплывали мимо, кружились в неведомом танце и каждую секунду угрожали вспороть ей кожу. «Откуда они здесь? – пронеслось в голове. – Оленьи?»

– Представь себе, – услышала она насмешливый голос.

Его обладатель чуть шепелявил и, к тому же, довольно сильно гнусавил.

– А зачем?

– Всегда хотел, чтобы рога были как у оленя, – пояснили из тьмы, – они… изящные. Мощи только не хватает, но красиво же! Правда? – застенчиво закончил… бык. Или человек?

Он сидел в роскошном кресле, обитом бархатом винного оттенка. Тренированное тело атлета обтягивала чёрная футболка, в мягких коровьих губах покачивалась травинка, крутые рога были кокетливо украшены цветками олеандра.

– Будь моей гостьей, – предложил хозяин, и она тотчас оказалась в кресле напротив него.

– Где я? – наконец смогла спросить она. – Почему?