Наконец наступила среда, и рано утром в лагере появился монах. Этот достойный, в сущности говоря, человек встал ни свет ни заря, чтобы в своем кармане принести нам свободу. Он передал Королю послание от директора банка, и вручил миссис Саймонс письмо от ее брата. Ознакомившись с посланием, Хаджи-Ставрос сказал миссис Саймонс:

— Вы и ваша дочь свободны, сударыня. Я надеюсь, что у вас останутся достаточно приятные воспоминания об этих скалах. Мы предоставили вам все, чем сами богаты, и если стол и постель оказались не достойны вас, то лишь по причине сложившихся обстоятельств. Сегодня утром я был не в духе и прошу вас об этом забыть. Надо уметь прощать побежденных генералов. Осмелюсь предложить мадемуазель небольшой подарок. Я прошу ее принять этот древний перстень, который легко можно уменьшить до размера ее пальчика. Перстень не был украден. Я купил его у одного купца в Нафилионе²². Мадемуазель будет показывать его в Англии и рассказывать, как она проводила время в гостях у Короля гор.

Я добросовестно перевел эту краткую речь и собственноручно надел кольцо Короля на палец Мэри-Энн.

— А что я смогу унести в память о вас? — спросил я у добрейшего Хаджи-Ставроса.

— Вы, любезный? А вы остаетесь здесь. За вас выкуп не заплачен.

Я повернулся к миссис Саймонс, и она протянула мне письмо, в котором было написано следующее:

«Дорогая сестра,

все проверив и получив расписку, я заплатил четыре тысячи фунтов стерлингов. Остальные шестьсот фунтов стерлингов я не смог заплатить, потому что расписка выдана не на ваше имя и возмещение этих средств невозможно. В ожидании вашего возвращения остаюсь вашим любящим братом,

Эдвард Шарпер».

Я слишком хорошо уговорил Хаджи-Ставроса. Он, как культурный администратор, выдал не одну, а две расписки!

Миссис Саймонс прошептала мне на ухо:

— Вы, кажется, расстроены. Не надо делать такое лицо. Покажите всем, что вы мужчина, а не мокрая курица. Самое главное сделано. Я и моя дочь спасены и нам это ничего не стоило. Ну а за вас я спокойна, вы сумеете спастись. Ваш первый план не имел смысла, когда речь шла о спасении двух женщин, теперь же он великолепно подойдет для вашего спасения. Когда вы планируете нанести нам визит?

Я сердечно поблагодарил ее. Она предоставила мне прекрасную возможность продемонстрировать мои лучшие качества и, совершив подвиг, заслужить уважение Мэри-Энн.

— Да, сударыня, — сказал я ей, — вы можете рассчитывать на меня. Я выйду отсюда возмужавшим, и даже хорошо, что мне предстоит опасное дело. Я рад, что за меня не заплатили выкуп, и благодарен вашему брату за все, что он сделал для меня. Вы увидите, как умеют немцы выходить из опасной ситуации. Скоро вы услышите обо мне!

— Выбравшись отсюда, не забудьте нанести нам визит.

— О, сударыня!

— А теперь скажите Ставросу, чтобы он дал нам в провожатые пять или шесть своих бандитов.

— Господи, да зачем они вам?

— Чтобы было кому защитить нас от жандармов!

В разгар прощания на нас внезапно обрушился едкий чесночный запах, от которого я чуть не задохнулся. Оказалось, что пришла прощаться горничная миссис Саймонс, мечтавшая хоть что-то получить от щедрот своей госпожи. Неудобств от этой особы было больше, чем пользы, и по этой причине от ее услуг отказались еще два дня назад. Тем не менее миссис Саймонс выразила сожаление по поводу того, что она не в состоянии расплатиться со служанкой и попросила, чтобы я рассказал Королю, как у нее отняли все деньги. Однако на Хаджи-Ставроса эта история не произвела никакого впечатления. Он лишь пожал плечами и выдавил сквозь зубы: «Этот Периклес!.. Плохое воспитание... город... королевский двор... Я должен был раньше догадаться...» Помолчав, он добавил: «Скажите этим дамам, чтобы они ни о чем не беспокоились. Я дал им служанку, я ей и заплачу. А еще скажите,

что, если им надо немного денег, чтобы вернуться в город, то мой кошелек в их распоряжении. Их проводят до подножия горы, хоть им и не грозит никакая опасность. Жандармы не так опасны, как часто думают. В Кастии их покормят завтраком и дадут лошадей. Все предусмотрено и за все заплачено. Как вы полагаете, пожмут они мне на прощанье руку в знак примирения?»

Миссис Саймонс заупрямилась, зато ее дочь решительно протянула руку старому паликару. Она сказала ему по-английски с лукавой, но милой улыбкой: «Любезный господин, вы очень необычный человек и к тому же оказали нам большую честь. Только теперь клефтами стали мы, а вы стали жертвой».

В ответ на эти слова Король доверчиво ответил: «Спасибо, мадемуазель, вы слишком добры».

Чудесная ручка Мэри-Энн выгорела на солнце, словно штука розового сатина, провалявшаяся все три летних месяца на полке. Однако я с большой, поверьте, охотой припал к ней губами, после чего поцеловал суровую пясть миссис Саймонс. Пожилая дама, отойдя на несколько шагов, крикнула мне: «Держитесь, сударь!» Мэри-Энн ничего не сказала, но бросила на меня такой взгляд, от которого взбодрилась бы целая армия. Подобные взгляды действуют не хуже пламенных воззваний.

После того как последний сопровождающий пропал из виду, Хаджи-Ставрос отвел меня в сторону и сказал:

— Ну что? Вы допустили какую-то неловкость?

— Увы, да! Если говорить о нас, то нам ловкости не хватило.

— В итоге за вас выкуп не заплачен. Будет ли он вообще заплачен? Я на это надеюсь. Англичанки были с вами очень милы.

— Не беспокойтесь, через три дня я уже буду далеко отсюда.

Я поцеловал суровую пясть миссис Саймонс

— Тем лучше! Вы ведь знаете, мне очень нужны деньги. Потери, которые мы понесли, сильно подорвали наш бюджет. Необходимо пополнить личный состав и имущество.

— Вам ли жаловаться? Вы одним махом получили сто тысяч франков.

— Нет, только девяносто тысяч. Монах уже успел забрать десятину. Из этой суммы, которая вам кажется громадной, на мою долю останется только двадцать тысяч франков. Нам предстоят очень большие расходы. А тут еще на собрании акционеров поставили вопрос об открытии пансиона для инвалидов. Не хватало только открыть пансион для вдов, сирот и других жертв разбойничьих нападений! Болезни и перестрелки каждый год уносят у нас до тридцати человек. Видите, чего нам стоит наша работа. В общем, сударь, я с трудом покрываю затраты, хотя из кожи вон лезу.

— Вам когда-нибудь приходилось нести убытки?

— Лишь один раз в жизни. Однажды я получил на банковский счет нашего общества пятьдесят тысяч франков, и одновременно один из моих секретарей, которого я потом повесил, сбежал с нашей кассой, где была такая же сумма. Виноват был я и мне пришлось компенсировать эту потерю. Из тех денег, что пришли в банк, моя доля составляла семь тысяч. Так я потерял сорок три тысячи франков. Но укравший их негодяй дорого за это заплатил. Я велел его казнить так, как это делается в Персии. Перед повешением у него один за другим выдрали все зубы, а потом молотком забили ему в череп... В назидание другим, вы меня понимаете? Я не злодей, но я не терплю, когда мне причиняют зло.

Я слушал его и радовался, что этот совсем не злой паликар уже потерял девяносто тысяч франков и потеряет еще больше, когда мой череп и мои зубы окажутся в недосягаемости для него и его подручных. Он взял меня под руку и по-свойски сказал:

— Как вы собираетесь проводить время до отъезда? Дамы уехали, и ваш дом теперь покажется вам слишком большим. Не