Незаметно, словно призрак, приблизился Сидни и попросил разрешения сесть рядом. Пенелопа безмолвно кивнула. Ее защищала новообретенная сила; сердце как будто укрыли доспехи, оснащенные острыми шипами.

– Вы в трауре? – осведомилась она, коснувшись его черного бархатного дублета. – От вас исходит печаль.

– В некотором роде, – ответил Сидни, опустив глаза. – Вы слышали об иезуите Кампионе, которого должны казнить?

Пенелопа кивнула, смущенная тем, что разговор принял серьезный оборот. Она не предполагала, что Сидни скорбит по-настоящему, и внезапно почувствовала себя недалекой и наивной: ее волнуют сердечные дела, в то время как вокруг происходят гораздо более значимые события.

– Он мой близкий друг.

– Но он же католик, враг государства.

– Все не так очевидно. – В голосе Сидни слышалось нетерпение, даже гнев. Пенелопа хотела выразить сочувствие несчастному, однако сдержалась, понимая, что совершенно не разбирается в случившемся. – Я считаю, люди должны молиться Господу, как им угодно. Кампион посвятил себя вере, а не политике.

Девушка в упор взглянула на него:

– Как можно отделить веру от политики, если католики постоянно устраивают заговоры против ее величества?

– Увы, никак. – Сидни вздохнул. – Кампиону не избежать печальной участи. А поскольку он мой друг, я попал в немилость к королеве. Мне не удается ей угодить. Однако вам ни к чему слушать мои жалобы. Кроме того, – он отвернулся, чтобы Пенелопа не видела его лица, – я скорблю не только по Кампиону.

– По кому еще?

Сидни пробормотал нечто неразборчивое.

– Я вас не слышу. – Пенелопа заметила, что Пег Кэри и Молл Гастингс оторвались от вышивания и смотрят в их сторону. – По кому? – повторила она, стараясь не обращать на них внимания.

– По вам, – наконец выдавил он.

– По мне? – В ее душе вскипела буря чувств, но она твердой рукой удержала их в узде. – Я еще жива.

– Но для меня вы потеряны.

– Я никогда не была вашей. Вы сами не пожелали на мне жениться. Помните, вы сказали, что внушали мне ложные надежды и вам очень жаль?

– Я ошибался.

Ярость забурлила еще сильнее.

– Ошибались? Поздно признавать ошибки. – Пенелопа отстранилась, намереваясь встать, но Сидни удержал ее. Пег и Молл не сводили с них глаз. – Не прикасайтесь ко мне.

– Позвольте объясниться.

– Нечего объяснять.

– Что это? – Он отодвинул изумрудный браслет, прикрывающий ссадину на запястье.

– Ничего. – Пенелопа вырвала руку.

– Это он сделал?

– Не ваша забота. – Придворные начали оборачиваться. Девушка притворно улыбнулась. – Если позволите, я присоединюсь к подругам. – Она надменно протянула руку. Сидни почтительно поцеловал ее.

– Позвольте увидеться с вами наедине.

На его лице отразилось страдание. Пенелопа едва не поддалась, но вспомнила о шипастых доспехах, защищающих сердце, и отрицательно качнула головой.

– Прошу вас.

– Не глупите, – проговорила она, словно увещевая капризного ребенка, и степенной походкой направилась прочь, однако в ее душе бушевали нешуточные страсти.

– О чем вы говорили? – спросила Пег, провожая Сидни взглядом.

– Он жаловался, что королева не осыпает его милостями. Не знаю, с чего он взял, будто я могу помочь. Не выношу нытиков.

Пег недоверчиво фыркнула:

– Значит, в браке все по-другому?

– Именно так, – ответила Пенелопа.

Она села на подушки между девушками и принялась пришивать бусины к портьере, краем глаза наблюдая за бледным растерянным Сидни, взирающим на нее с противоположного конца зала. Рядом тихо переговаривались Берли и Сесил.

– …если бы покушение увенчалось успехом… – говорил Берли, – …одному Богу известно, что бы тогда началось… не доверяй Лестеру, он…

Услышав имя отчима, Пенелопа придвинулась ближе.

– Но вы много раз говорили, отец, нельзя заставить ее назначить наследника. – Сесил крепко прижал к груди конторскую книгу, словно содержимое той составляло государственную тайну. Пенелопа отметила, что пальцы у него короткие и уродливые, хотя ногти чистые и аккуратно подстрижены. Это не руки воина; на них нет ни мозолей, свидетельствующих о долгих тренировках, ни шрамов от многочисленных схваток. Такие руки принадлежат человеку, стремящемуся произвести наиболее выгодное впечатление. Ее заинтриговал странный кривобокий юноша, которого, по слухам, прочат на место отца.

– Необходимо обеспечить будущее Англии, – проговорил Берли. – И наше тоже. Мы должны как следует подготовиться, иначе рискуем… – Он помолчал и продолжил, понизив голос: – Если эта шотландка заполучит скипетр, нам конец. – Сын медленно кивнул.

– Такого нельзя допустить. – Пенелопа впервые разглядела в молодом человеке, робевшем даже взглянуть на нее, не то что улыбнуться, упорную целеустремленность. Казалось, для достижения цели он готов на все.

Пенелопа вспомнила свой разговор с матерью перед свадьбой: «Подумай о семье: если ты окажешься в милости у ее величества, это пойдет всем нам только во благо. Возможно, когда-нибудь ты сможешь обеспечить будущее рода Деверо». Тогда она растерялась, но сейчас начала понимать: благополучие каждого, кто находится в зале, зависит от одной-единственной женщины, поэтому все здесь соперничают за высокие должности и стремятся укрепить положение своей семьи.

– Проследи за нашими вещами, – обратилась Пенелопа к Жанне. – И скажи матушке, что я здесь.

Она спешилась и подвела Красотку к яслям. Молодой конюх снял с кобылы седло.

– Альфред, бедняжке по-прежнему натирает. Нужно смазать ей спину окопником, чтобы облегчить боль. Сегодня вечером я поеду к мужу в Смитфилд, мне понадобится лошадь.

При мысли о ночи наедине с супругом сердце Пенелопы болезненно сжалось. Рич часто бывал при дворе, наслаждаясь новообретенным положением, однако личных покоев в Уайтхолле ему не полагалось, поэтому он ночевал в Смитфилде. В результате Пенелопа имела возможность прислуживать королеве, и такое положение дел вполне ее устраивало.

– Я нанесу ей мазь, миледи, – ответил Альфред.

– Лучше я сама. Ах ты, моя девочка. – Пенелопа похлопала Красотку по холке, взъерошила подстриженную гриву. – Растолки, пожалуйста, корень окопника.

Альфред улыбнулся и кивнул.

– Попрошу матушку, чтобы она отпустила тебя со мной в Смитфилд. Мне боязно доверять лошадь тамошнему конюху. Это всего на пару дней. Ехать недалеко, так что ты в любой момент сможешь вернуться, если потребуется.

– Как пожелаете, миледи. – Похоже, Альфред был доволен. Он появился в Чартли еще совсем мальчишкой, но уже тогда знал толк в лошадях. Пенелопа видела, как однажды он успокоил дикого пони, просто подув ему в ухо. – Отсюда не больше десяти минут верхом. Хороша ли конюшня в Смитфилде?

– Вполне сносная.

– Вы, наверное, рады возможности встретиться с супругом, миледи.

Пенелопа кивнула. Сердце сжалось еще сильнее. Как хорошо было в детстве! А теперь она замужем, к тому же вынуждена постигать премудрости придворной жизни. Альфред сходил в амбар, принес пригоршню корней окопника, ступку и кувшин гусиного жира и принялся, насвистывая, готовить мазь. Пенелопа наблюдала за его работой, лишь бы не входить в дом.

Мать непременно начнет выпытывать, что происходит в королевских покоях. Как ведет себя Лестер с королевой? Чем занят Берли? Его уродливый сынок все еще при нем? Не спускай с них глаз… они слишком могущественны. Кто из фрейлин нынче в фаворе? Новые украшения – верный признак благоволения королевы… Потом, разумеется, последует вопрос о месячных.

Регулы пришли в срок. Пенелопа испытала разочарование, однако мысль о ребенке, который мог быть зачат в брачную ночь, внушала противоречивые чувства. Разве после столь безрадостного соития может появиться малыш? С другой стороны, если она забеременеет, Рич оставит ее в покое. Пенелопа словно попала в одну из картинок-загадок, меняющихся в зависимости от угла зрения. А еще Сидни, о котором она думала постоянно, одержимо, словно пес, зализывающий рану. Порой казалось, будто он навеки исчез из ее мыслей, но стоило вспомнить его скорбное лицо, как сердце принималось болеть с новой силой.