История этой книги началась с того, что старик из камеры № 1 съел полрулона туалетной бумаги.

Ничего чрезвычайного!

Туалетная бумага с воли — любимое блюдо арестантов, особенно в пятизвездочных тюрьмах. Заботливые родственники пропитывают ее «бутом», кокаином или другой наркотической дрянью.

Тюремное начальство в курсе этих маленьких хитростей.

Впрочем, есть нормы потребления. Десять метров — предел. Их достаточно для самого продолжительного счастья.

Но узник из «ед1/1инички» на половинке рулона не остановился, а продолжал пихать под усы подтирочный материал.

Только это и встревожило надзирателя. Дело в том, что с такой массой бумаги почтенный желудок мог и не справиться.

И тоже — ничего страшного. Пусть бы себе и умирал.

Смерть заключенного — не проблема. Скорее наоборот. Давненько никто не клеил ласты. Маленькая тюрьма стосковалась по сакральной суете.

Обмывание тела, примерка гроба и кудахтанье вдовы в вуалетке были бы очень кстати.

Погребальный аттракцион учит ценить жизнь человека. Он внушает священный трепет.

Так что ради красивых похорон всегда стоит кого-нибудь прикончить. И уж тем более дать умереть.

Но!

Сиделец из «единички» был не просто старикашкой, а местным «доном». Более того — «капо бастоне».

То есть главой очень богатой, очень известной и очень хорошо вооруженной «семьи».

А дон не должен погибать, обожравшись туалетной бумагой. Его уважаемые коллеги не поймут.

Результат вскрытия будет не утаить. Вскипит интернет, ТВ и пресса. Конкуренты непременно обхихикают и покойника, и его почтенную Семью.

Следствием скандала станет еще штук тридцать гробов. И в один из них ляжет начальник той тюрьмы, где безобразие свершилось.

И только по этой причине было принято решение: рулон отобрать, но средство гигиены компенсировать.

Было одно «но». Старый дон не любил, когда его беспокоили в его камере. Поэтому пришлось поднять тюремный спецназ.

Все прошло отлично. Газ. Штурм. Световые гранаты. Отобрали.

Но!

Вместо нового рулона дон получил из тюремной библиотеки детскую книжку с картинками.

Что-то про мозг, фашизм и гениальность. Это был совершенно случайный выбор.

Право закончить свои дни в сортире книга заслужила лишь нежностью своих страниц.

Увы! Ее название навсегда осталось неизвестным.

Привыкший есть любую бумагу, старый мафиози сразу сожрал титульный лист, предисловие и оглавление. Убедившись в том, что знакомого вкуса оксибутирата натрия в страницах не содержится, он устроил погром в камере, разбил сервиз, плазму и все вазы муранского стекла.

Книга, разумеется, была разодрана в клочья.

А потом случилось невероятное — гневливый старик зачитался ее лохмотьями и впал в прострацию.

Дон забыл и о наркотиках, и о делах Семьи. Но обрывки всегда держал при себе. И постоянно читал.

Чтение его и убило, что подтвердил консилиум тюремных патологоанатомов. Да-да. Большая часть полушарий головного мозга мафиози подверглась испарению.

При чтении книг это, увы, неизбежно.

В гробу дон лежал с выражением глубочайшего изумления. Брови задраны, глаза выпучены, рот открыт. Все визажисты континента пытались исправить его физиономию, но не смогли. В скрещенных руках покойный зажал клочья детской книжки. С ними и был похоронен.

Когда мне предложили астрономический контракт на цикл лекций о «происхождении гениальности, фашизма и тайнах мозга», я ничего не знал об этой истории.

Было лишь сказано, что лекции надо читать темпераментной семье — примерно из 100 человек.

Дедушка-самодур завещал родственникам ознакомиться с озаботившей его темой. Только после этого банковские счета будут открыты к наследованию.

Так что мой курс был не просто исполнением последней воли, но и ключом к миллиардам.

Да!

Поскольку дедушка запретил спать на лекциях, из них следовало исключить любые научные термины, латынь, цитаты и другую усыпительную муть.

Агент аккуратно предупредил меня, что в Семье есть парочка огненных парней. Когда им становится скучно, ребята, чтобы взбодриться, начинают стрелять в лектора.

А скучно им все. Когда мальчики слышат слово «трансцендентный», они справедливо решают, что над ними издеваются.

Тут-то и выяснилось, что я стал третьей попыткой наследников спятившего мафиози ознакомиться с мозговым вопросом.

Мда.

Первым был профессор Болонского университета. Он получил заслуженную пулю из аудитории за «дивергенцию и конвергенцию».

Вторым за «трансназосфеноидальный доступ» пал специалист из Амстердама.

Все было по-честному. Профессоров предупреждали о недопустимости таких выражений.

Семья, конечно, устроила им пышные похороны и вручила вдовам утешительные призы.

Тем не менее, затея с лекциями приобрела дурную репутацию. В академических кругах больше не было желающих подставлять лоб под золотые пули Семейки.

А волю изумленного маразматика надо было срочно исполнять. В банках прокисали деньги.

Этим-то и объясняется астрономичность предложенного мне гонорара. Устоять было невозможно.

Агент рекомендовал на первую же лекцию одеть бронежилет.

Вместо броника я приобрел в одном подвальчике два огромных капсюльных револьвера «Кольт» образца 1851 года.

Пули 36-го калибра пробивают навылет Библию, но местный закон такие штуки оружием не считает. В силу абсолютной старомодности они проходят по реестру антиквариата.

Да, их было человек сто. Очень много сигар, шрамов и проборов.

Бандитскими были все рожи, особенно у старушек. Бесспорно, в такой аудитории огнемет был бы уместнее древних «Кольтов».

Впрочем, пора было начинать.

— Господа и дамы! Я понимаю: для того чтобы мы могли сегодня заняться эволюционной историей мозга, вам пришлось отложить заказные убийства, контрабандные операции, а также другие полезные и увлекательные дела. Я много слышал о вашей Семье и рад тому, что у нас с вами так похожи привычки и взгляды на жизнь.

Тут допотопные револьверы вынулись из портфельчика и многозначительно легли на лекторский столик. Разумеется, стволами к аудитории.

Курки я взводить не стал, но все равно возникла пауза.

Под проборами происходили волшебные процессы. Дергались и дымились усики.

Прошло секунд двадцать, прежде чем смуглая семейка засвистела, захохотала и принялась аплодировать. Затем вся аудитория сорвалась с мест. Сверкая зубами и бриллиантами, она ломанулась делать селфи со мной и моими револьверчиками.

Эта выкладка стволов (уже без ажиотации и селфи) превратилась в важную традицию, в непременный ритуал лекций.

Да. Стрелять мне так ни разу и не пришлось. Даже в старушек.

На тот момент я уже много лет занимался мозгом, не имея ни научных амбиций, ни уважения к науке. Дело в том, что мое ремесло основано на истинном цинизме. А он невозможен без точных и объемных знаний мозга человека.

Я изучал мозг не как ученый, а как диверсант, который досконально выясняет расположение окон, привычки охраны, сигнализацию и прочие свойства объекта, который ему предстоит атаковать.

Это «деловой подход». Он исключает обсасывание гипотез, не имеющих прямой объясняющей силы.

Однако если придерживаться именно его, то разгадка всех «секретов» неотвратима.

Полнота знаний о мозге доступна любому.

Но!

Чисто теоретическое изучение вопроса невозможно. Увы. Надо вскрывать черепа, потрошить полушария и мучить лабораторных крыс.

Лет пять придется посверкать в моргах ланцетом, а утренний бокал формалина занюхивать мозжечком мумии.

Но ланцет не отменяет ни зеленую тоску латыни, ни курганы тематической макулатуры.