С судорогой последняя искра жизни вылетела из волчьего тела и Агат, сев на корточки, с уважительным любопытством рассматривал мощные челюсти зверя, чей рост в холке в полтора раза превышал его собственный. Остальные мальчишки тоже подошли поближе; они обменивались впечатлениями — сначала шепотом, а затем все громче и громче, пока дело не дошло до громких возгласов:

— Какой большой!

— Да-а-а-а!

— Посмотри, какие длинные клыки! Как моя ладонь!

— Да у тебя ладонь как у девчонки, чего ж тут удивляться?

— Ха-ха-ха-ха-ха!

— А я думал, волки больше. Издалека кажется, что они ростом с большого воина.

— Да разве это большой?… В Долине, когда гостил у дяди, я видел волка в два раза больше этого!

— Что ты врешь?

— Ну, может не в два раза… Но на голову выше — точно!

— В Долине вообще волки не водятся. Их оттуда саблезубые выгнали.

— Это кто тебе сказал?

— Зихий, скажи, что саблезубые выгнали волков из долины…!

Все мальчишки, не считая Агата, который продолжал осматривать мертвого хищника, повернулись к старику. Тот неторопливо, размеренно положил лук на каменные плиты, снял с плеча шкуру свирепого горного головогрыза, убийством которого мог похвастать редкий охотник, расстелил ее на холодном полу, сел, стряхнул с кожаного нагрудника пыль, пригладил изящной потемневшей ладонью длинную бороду и только тогда ответил:

— Да, саблезубые изгнали из долины и волков, и белых рысей, и диких урунгов, что живут в верхушках деревьев… Саблезубые — единственные, кто поедает и своих собратьев, хищников.

Вопль торжествующего восторга пронесся под сводами разрушенного дворца, разбудив нескольких особо чутких летучих мышей: несколько темных трепещущих силуэтов проскользили над кострами исчезли в чернеющем проходе, по которому за своей смертью пришел сюда волк.

— Ага, слышал? «Я в Долине видел…»! Трепло ты, Витот!

— Кто трепло?

— Да ты!

Намерения Витота, засучившего рукава и присевшего в готовности прыгнуть на обидчика, были яснее ясного — сейчас начнется драка. Но властный окрик Зихия заставил напыжившихся, словно разгневанные воробьи, мальчишек отступить друг от друга и ограничиться по отношению друг к другу гневными взглядами. Детское внимание снова обратилось на тело зверя, и вспыхнувшая ссора была быстро предана забвению.

— Слушайте, а давайте каждый возьмем от волка себе что-нибудь на память! Чур, я отрезаю себе хвост!

— Точно! А я себе возьму нижний клык, вон тот, нижний!

— А я правое ухо!

— Ты смотри, какой хитрый! Я тоже хочу ухо отрезать!

— Ну, возьми левое.

— Ага, сейчас! У него левое короткое!

— А я при чем? Ты же не успел, сам виноват!

На лезвиях ножей, выхваченных из чехлов, засверкали блики от костра, дети окружили волка с азартными выкриками «Не мешай!», «Отойди!», «На когти даже не заглядывайся — они мои!». В этот момент Агат, все это время сидевший у волчьей морды и не обращавший внимания на разговоры товарищей, вскочил на ноги и крикнул по-детски звонким голосом:

— Назад!

Шумная возня прекратилась, голоса охотников за трофеями пресеклись — все с недоумением уставились на мальчика, положившего руку на неподвижную серую голову хищника, будто лаская охотничью собаку, старого и верного друга и помощника. Зеленые глаза сверкали холодной яростью, губы упрямо сжаты, на лице появилась серьезность, удивительная для ребенка его лет. Обведя взглядом притихших мальчишек, Агат проговорил отчетливо и твердо:

— Никто не отрежет от волка ни кусочка! Это не ваша добыча, вы его не убивали! Вы кто такие, чтобы позорить зверя? Если никто из вас не померился с ним силой и духом, то почему вы считаете, что можете распоряжаться его телом? Это не туша умершей от старости и голода свиньи, которая всю жизнь прожила в деревенском загоне и забыла, что такое борьба за жизнь. Это тело благородного существа, умершего достойной смертью. Смертью в бою! Его дух не заслужил оскорбления! Слышишь, Идус? Пусть волк не может ответить тебе на оскорбление, я могу сделать это за него!

Когда голос Агата смолк, в зале слышалось только потрескивание дров в костре и звон каплей тающего где-то в темноте руин снега. Мальчики пристыжено опустили глаза, кое-кто начал засовывать ножи за пояс, один из них, с редкими светлыми волосами и хищным взглядом, покраснел и обиженно посмотрел на оратора. Ветер снаружи завыл особенно отчаянно, в обжитое пространство проникли заунывный звук и колючий морозный воздух, от движения которого языки пламени заплясали веселей.

— Зихий убил волка, и что делать с его телом, решать ему! Когда вырастем, будем сами охотиться на волков, рысей, на саблезубых, тогда и будем делать с ними, что захотим.

Притихшая кучка пристыженных мальчиков при упоминании о будущих охотах, полных опасностей и подвигов, трофеев и славы, оживилась.

— Точно!

— Сами будем охотиться!

— Тогда будет у нас сколько хочешь добычи!

— Даже саблезубые от нас не спасутся!

Восторги по поводу дележа еще не убитых зверей прервал Зихий. Сидевший до того безмолвно и внимательно за всем наблюдавший старик неожиданно рассмеялся резким голосом и хлопнул себя по колену. Затем он встал, подошел к Агату, подхватил его под руки и поднял над головой, чтобы лучше рассмотреть лицо мальчика. Некоторое время он с улыбкой смотрел Агату в глаза, потом снова рассмеялся звучным, совсем не старческим, смехом и проговорил:

— Мальчик мой! Сейчас я увидел в тебе твоего деда, великого Лейруса. Дух его говорил сейчас с нами! И если он всегда будет с тобой, то тебя ждет победа, а нас — возрождение из развалин! И вы, кто стоит сейчас здесь, в месте, где когда-то сияла слава нашего народа, возродите силу и само имя Людей!

Ветер истощил свои силы погоне за призраками по пустынной равнине и внезапно стих. Зихий опустил мальчика на пол и погладил его по голове. Стоявший прямо за стариком Витот с почтительным любопытством спросил:

— Зихий, почему ты никогда не рассказываешь нам о Лейрусе? Ты часто говоришь о нем, но все, что мы знаем, это то, что он был великим вождем и Агат его внук.

Зихий повернулся к говорившему. Улыбка уже спряталась в глубине глаз и лицо старика снова приняло привычное суровое выражение. Пристально посмотрев на уже успевшего пожалеть о своей смелости Витота, седой воин ничего не сказал, снова сел на шкуру головогрыза и стал всматриваться в огонь, словно не желая продолжать разговор. Мальчишки смирились с этим и уже было снова собрались вокруг волка, как Зихий заговорил:

— Я расскажу вам о Лейрусе, Нерожденном и Неумершем. О его Пути к цели, которой не знал никто, даже мы, Зеникс и я, его спутники и друзья.

Зихий замолчал, будто увидел в костре что-то, что нужно внимательно рассмотреть. Через некоторое время он продолжил.

— Не буду рассказывать вам, чего не знаю. Начну с того, как встретил Лейруса. Слушайте внимательно, и пусть мой рассказ вселит в душу каждого из вас то, что в ней должно быть — кому уважение к предкам, кому зависть к их деяниям, кому нужду в Пути, кому отвращение к нему… Пусть то, что вы узнаете, поможет вам стать самими собой.