— Я не поеду ни в какую Минору!

— Что?

— Не поеду!

— Поедешь!

— Не хочу!

— Почему?

Зихий замялся. Как ответить на этот вопрос — почему юный сын вождя племени Синих Лесов не хочет отправиться в Минору, блистательную столицу королевства Лайтии? Разве юноша, которому едва исполнилось девятнадцать зим, не хочет вырваться из скуки и однообразия, кроме которых трудно найти что-то еще в пусть родном, но глухом краю, и очутиться в центре мира Людей, где столько нового, интересного, невиданного, немыслимого? Отцу ведь не скажешь: «Сердце мое не хочет ехать в столицу; душа моя сжимается в предчувствии чего-то смутного, огромного, таинственного, опасного и не хочет покидать родные места, которые еще месяц назад казались опостылевшими и надоевшими». Отец, суровый воин с сердцем безжалостным к врагам и к друзьям не слишком ласковым, просто не поймет этого и еще обзовет трусом. Зихий посмотрел в окно, в котором за зелеными ветвями клена виднелась знакомая с детства картина — два поросших лесом холма, между которыми тянулась вымощенная желтым камнем достаточно широкая (две запряженные четверками лошадей колесницы могли свободно разъехаться) дорога с высокими, в человеческий рост, каменными столбами посередине через каждые тысячу шагов. Именно по этой дороге через три дня вождь племени Синих Лесов вместе с сыном должны будут отправиться в Минору. Отец ничего не сказал Зихию относительно цели путешествия, кроме того, что так нужно. Урсус думал, что сын обрадуется поездке в столицу, где был еще совсем мальчишкой, семь лет назад. Зихий в последнее время стал заметно скучать дома. Отец еще не подпускал его всерьёз к делам управления племенем, а развлечений здесь не было никаких, если не считать двух видов охоты — на зверей и на девушек. Будущий вождь преуспел и в первом, и во втором — не только члены племени Синих Лесов, но и многие из соседних племен уже знали о Зихие, непревзойденном стрелке из лука и отъявленном бабнике. В подтверждение меткости его стрел каменные стены были увешаны головами волков, белых рысей, лесных кабанов, ворлоков, этих громадных полумедведей-полульвов, орлисов, птиц, тень от крыльев которой сравнима с сенью двадцатилетнего дуба, и даже главного самца неуловимых урунгов, к которому человеку не сможет приблизиться ближе чем на двести шагов при всем желании. В доказательство же многочисленных успехов Зихия на поприще любви по комнатам дома вождя, по закоулкам его двора, конюшен и кузницы бегало несколько еще неуклюжих, неуверенно стоящих на ногах незаконнорожденных отпрысков знатного рода Древославных. Урсус не знал, чем ему гордиться больше — зоркостью глаз и твердостью руки сына или его другой мужской доблестью. Как не знал вождь, чего ему больше опасаться: того, что слава Зихия-лучника дойдет до владыки Лайтии, Эбенора, который уговорами и посулами набирал в свою дружину телохранителей славных воинов вне зависимости от происхождения и долга перед их племенами, или того, что его многочисленные внуки вырастут и рано или поздно в роду Древославных начнутся распри и грызня за больший кусок земли и лучшее место за столом Собрания Лучших.

В общем, Зихий был сын как все сыновья всех отцов, приносящий и радости и огорчения, вызывающий в родительском сердце и гордость, и опасения. Но с того холодного вечера, когда тающие снега наполняли воздух своим чистым дыханием и в звездном небе то и дело мелькали тени просыпающихся после долгой спячки летучих мышей, многое, очень многое изменилось. От могущественного гостя вождь узнал, что его сыну судьбой приготовлено трудное испытание, которое в конце опасного пути принесет ему славу, которая будет жить в памяти многих поколений всех Людей. И начнется испытание с того, что Зихий должен отправиться в Минору.

И вот Урсус уже два дня не мог добиться от сына ответа, почему тот не желает ехать в столицу. А Зихий не в силах самому себе ответить на этот вопрос. Где-то под сердцем шептал неведомый голос, странно похожий на голос самого сына вождя; шептал, что не нужно ехать в Минору, где его теперешняя жизнь раз и навсегда закончится, а что будет — никому неизвестно. И когда отец в ответ на все расспросы отвечал, что нужно отправляться в столицу по делам, ему самому не совсем ясным, но очень важным, шепот внутри становился все отчетливее и навязчивей. И дорога к городу великого Эбенора, исчезающая между холмами, казалась юноше тропой, ведущей в темные подземелья Тартара, где нет места людям.

— Так почему же ты не хочешь ехать в Минору? Чего ты уперся, как лесной дрихиус лбом упирается в молодые деревья, чтобы сломать их и добраться до вкусных листьев на верхушке?

— Не хочу и всё!

Урсус выпрямился, глаза его хищно сузились, губы под густой иссиня-черной бородой сжались. Зихий знал, что такое упрямое выражение лица Урсуса, когда в глазах разгорается недобрый огонь, было последним, что немало людей и дрононов видело в своей жизни. Голос вождя зазвучал негромко, плавно и нараспев, будто произнося молитву духам предков или посвящая им и Духам Мира жертвенное животное:

— Вижу, разговор наш ни к чему хорошему не приведет, поэтому прекращу его. Через три дня я, ты, наша охрана и Манис, глава торговцев нашего племени, отправляемся в Минору. Это мое последнее слово и… И подумай трижды, и хорошо подумай, прежде чем сказать что-либо на это мое слово.

Вождь положил левую руку на рукоять своего меча, вставленного в специально для этого сделанное отверстие в полу. Зихий не был малодушным, и отец знал это лучше кого бы то ни было; движение вождя не призвано было напугать сына, скорее это было безотчетный порыв духа, не терпящего возражений. Юноша также не сомневался в отеческой любви, но напрягся, увидев, как Урсус взялся за меч. Несколько мгновений безмолвия тяжко повисли над просторной комнатой.

— Вождь, Ширел подъезжает к воротам!

Крик проник в дом через окна и растворенные двери прежде того, кто испустил его. Урсус отвел глаза от сына и нахмурился: они же договаривались встретиться с Ширелом в Миноре. Что же случилось?

По каменным ступеням в дом вбежал один из воинов, стоявших сегодня на посту у ворот, остановился в нескольких шагах за порогом, снял кругловерхий плоский шлем, поклонился коротким поклоном вождю и, шумно вздохнув два раза, повторил:

— Вождь, со стороны Северных Болот приближается Ширел с двумя всадниками.

— Открыть ворота!

В глазах часового мелькнула усмешка — конечно, откроем ворота, мы бы их открыли и без приказа. Кто же осмелится не пустить в деревню Ширела, могущественного волшебника, с которым сам король Эбенор обращается как с равным! Но ни тени улыбки не показалось на лице воина:

— Слушаюсь, господин!

Снова поклон, и стражник, на ходу надевая шлем, побежал исполнять приказание. Урсус на минуту задумался, устремив взгляд в пол и теребя висящий на груди символ власти — выточенный из синего самоцвета кленовый лист. Посмотрев на сына, словно очнулся:

— Иди вымойся и надень новую одежду, ту, что Манис привез тебе из Горной Страны две полные луны назад. А то гости, глядя на шкуры, в которых ты ходишь, решат, что мы дикари вроде дрононов.

— Ты бы тоже переоделся…

В другой момент Зихий получил бы тяжелый подзатыльник за дерзость, но сейчас вождю было не до воспитания отпрыска — сам Ширел прибыл в его селение. Что могло случиться, если маг решил не дожидаться их встречи в Миноре, а сам прибыл в Дрок, к тому же не один? Урсус махнул рукой в сторону заднего двора:

— Иди!

Зихий уже за спиной услышал, как отец негромко и неосознанно высказал вслух свои мысли:

— Наверно, теперь нам не нужно будет ехать в Минору…

Сердце юноши сжалось и предостерегающий противный шепот под сердцем умолк раз и навсегда. Теперь уже не уйдешь от судьбы, что ждала его в королевской столице — судьба прибыла за ним сюда.

Незаметно, но неотвратимо подкрадывались сумерки, небо из голубого становилось все темнее, все более синим, воздух сгущался, звуки стали резче, тени длиннее и тоньше. Внутри дома вождя зажгли факелы на стенах и бронзовые четырехногие светильники, расставленные между колоннами; в центре дома разожгли очаг, чей дым уходил в дыру в потолке прямо над ним, которое по мере удаления становилось все уже, пока на самой крыше не превращалось в отверстие размером с человеческую голову. Над огнем с помощью вертела и мальчишки-слуги жарилась туша убитого Зихием утром на охоте трехрогого оленя, водившегося только на землях Синих Лесов и славившегося вкусным мясом. По линии, что вела от возвышения с массивным резным креслом хозяина дома до дверей, установили несколько длинных столов и скамей со спинками; на каждом столе стояло по три-четыре кувшина с вином, блюда с плодами, ягодами, рыбой. Созванные на торжественный пир в честь гостей члены Собрания Лучших еще не пришли — Урсус хотел самые важные вопросы обсудить с Ширелом без многочисленных свидетелей. Волшебник и его спутники сидели за ближайшим к вождю столом. Зихий, в светло-зеленой рубашке поверх меховых штанов, стоял слева от кресла отца и с любопытством рассматривал прибывших.