Потом я подумала – раз уж мне все равно придется найти себе кого-то, кто поможет мне навсегда забыть Марка, то почему бы мне не остановить свой выбор на Джейми? На приеме мы обменялись телефонами, и я была почти уверена, что он позвонит. А если не позвонит, тогда, быть может, я позвоню ему сама.

Но утром мне позвонил не Джейми, а Ричард.

– Привет, дорогая, я тебя не разбудил? Ну и хорошо. Знаешь, я тут собрал из лишних досок что-то вроде стеллажа на стенку. Мне кажется, на нем будут очень неплохо смотреться твои вазы, кувшины и прочее. Впрочем, тебе решать. Ты не против, если я завезу его к тебе, чтобы ты могла на него взглянуть?

– Это очень мило с твоей стороны, Ричард, – сказала я, с трудом продирая глаза. – Но… разве тебе не хочется как следует отдохнуть после вчерашнего банкета? Разве не приятнее просто полежать перед телевизором вместо того, чтобы тащиться ко мне в Долстон?

– Ты же знаешь – я терпеть не могу безделья, – заявил Ричард. – Кроме того, Долстон не так уж далеко, да и мне не мешает немного проветриться. Сильвия сегодня отдыхает – между нами говоря, она вчера немного перебрала, и мне не хочется лишний раз мозолить ей глаза.

Я улыбнулась.

– Ну, в таком случае я буду рада тебя видеть.

Когда примерно через час Ричард постучал в мою дверь, я сразу поняла, что стеллаж, представлявший собой сложную конструкцию из нескольких кубических полок или блоков, вовсе не был сколочен за пять минут из лишних досок. Во-первых, стеллаж был очень красивым, я бы даже сказала – стильным, а во‑вторых, он был собран из соединенных «в шип» сосновых планок, тщательно отшлифованных и покрытых тонким слоем бесцветного лака.

Я поцеловала Ричард в щеку.

– Какая красота! Ну, входи же скорее. Помочь тебе внести эту штуку?

– Ну что ты, я сам.

Я отступила в сторону и придержала дверь, пока Ричард протискивался со стеллажом в гостиную-столовую. Там он остановился у большого дубового стола, который я купила на аукционе антикварной мебели.

– Ты, конечно, не обязана соглашаться, – сказал Ричард, – но мне кажется, что стеллаж будет очень хорошо смотреться вот на этой стене. Насколько я помню, у тебя очень много интересных мелочей, сувениров. Я подумал, может, они неплохо будут смотреться на полках.

– Мне очень нравится твой стеллаж, Ричард, – сказала я совершенно искренне. – Но… ты не должен был… Я хочу сказать – сделать такую вещь не просто. Для этого надо было потрудиться не один день!

– Ты же знаешь, я люблю работать с деревом. Это мое хобби, которое не дает мне слишком надоедать Сильвии. Считай это моим рождественским подарком, договорились? А теперь, давай я повешу эту штуку на стену, а ты пока сваришь мне чашечку твоего великолепного кофе. Дай только возьму из машины инструменты.

И полчаса не прошло, а мы с Ричардом уже сидели бок о бок на диванчике и, держа чашки с горячим кофе, любовались висящим на стене стеллажом. Его полки-отделения из светлой сосны казались очень легкими, почти невесомыми, а поскольку задней стенки у стеллажа не было, сквозь них эффектно проглядывали мои нефритовые обои.

– Выглядит даже лучше, чем я предполагал, – удовлетворенно сказал Ричард, прихлебывая кофе.

– Он великолепен. Еще раз огромное тебе спасибо. – Других слов у меня просто не было. Ричард прекрасно знал, как сильно я его люблю и как благодарна ему за все, что он для меня сделал.

– Как твой бойлер? Больше не капризничает?

– Конечно нет! Ведь его чинил лучший в мире инженер!

– Вот и отлично. Думаю, он тебе понадобится – насколько я знаю, нас ждет довольно холодная зима.

– Да, я тоже слышала прогноз. Надеюсь, в Париже погода будет потеплее.

Ричард ничего не ответил – только взял меня за руку и несильно пожал.

Я, в свою очередь, тоже сжала его твердые, сухие пальцы, невольно подумав о родном отце. С годами мне становилось все труднее вспоминать, как он выглядел, как держался, как звучал его голос. Интересно, были бы мы с ним так же близки, как с Ричардом, если бы он остался жив? Мне хотелось на это надеяться.

Ричард порой поражал меня своей почти сверхъестественной способностью читать мои мысли. Вот и сейчас он тихо сказал:

– Твои родители очень бы тобою гордились.

Но я почему-то была в этом не совсем уверена.

– Ты думаешь? А вот мне иногда кажется, что если бы мама была хоть немного похожа на матерей моих подруг, она бы мне всю плешь проела – мол, когда же я наконец выйду замуж и подарю ей внуков.

– Ну, времени у тебя еще достаточно. Кроме того, я думаю – матерям нужны вовсе не внуки, просто им хочется видеть своих дочерей счастливыми. – Ричард бросил быстрый взгляд на свои наручные часы. – Кстати, о счастье… Я, пожалуй, пойду – Сильвии наверняка захочется, чтобы я осчастливил ее чем-нибудь существенным к ужину. С похмелья у нее всегда разыгрывается зверский аппетит. Разумеется, она ни за что не признается, что у нее похмелье, но меня не проведешь: за годы, что мы прожили вместе, я успел неплохо ее изучить.

Мы обменялись улыбками, потом Ричард взял свой чемоданчик с инструментами и направился к выходу. Я вышла вместе с ним на крыльцо.

– Увидимся на Рождество, – сказа он, целуя меня в щеку.

– Да, конечно. Еще раз спасибо за отличный подарок.

– Не за что. Ну, до свидания.

– Пока, Ричард.

Закрыв входную дверь, я вернулась в гостиную и попыталась решить, какие из моих сокровищ я поставлю на новый стеллаж. Это было непросто: как справедливо заметил Ричард, у меня скопилось немало красивых ваз, чашек, фигурок животных и прочих сувениров, которые разные люди – Марк в том числе – дарили мне по поводу и без повода. Впрочем, я тут же подумала, что выставлять на всеобщее обозрение подарки Марка не стоит. Во всяком случае, не сейчас. Что касалось остального, то я могла бы использовать стеллаж для, так сказать, тематических выставок, регулярно меняя экспозицию, как только мне надоест смотреть на те или иные сувениры. Ну, а поскольку до Рождества оставалось всего ничего, я решила, что моя первая выставка будет посвящена празднику.

Я с жаром взялась за дело, и к утру следующего дня, когда мне нужно было идти на работу, все полки были заполнены различными предметами и украшены блестками и мишурой. Даже старый, выбеленный морской водой древесный корень причудливой формы, который я несколько лет назад подобрала на корнуоллском побережье, выглядел достаточно празднично в обрамлении серпантина и нескольких снежинок из блестящей фольги.

С рождественской темой я снова столкнулась в ветеринарной клинике, в которой работала. Мой непосредственный начальник Клайв Паркер был сущим фанатом Рождества. Красный колпак Санты он носил, не снимая, чуть не с первых чисел декабря. Мне и другим медсестрам вменялось в обязанность украшать приемную и регистратуру сверкающим «дождем», гирляндами и шарами, причем Клайв настаивал, чтобы это тоже делалось как можно раньше. В приемной безостановочно звучали рождественские гимны, в специальной стеклянной витрине выставлялись рождественские костюмчики и игрушки для собак и кошек, а в воздухе витали ароматы подогретых пирожков со сладкой начинкой[4].

Наша ветклиника была довольно скромной – в ней работали всего-то семь человек. Сейчас нас и вовсе осталось шестеро, поскольку одна из медсестер – Наоми – ушла в декретный отпуск, а Клайв так пока и не подыскал ей замену. В целом наша команда была маленькой, но дружной, однако, несмотря на то что со всеми ее членами у меня были достаточно доверительные отношения, я ухитрилась не проболтаться о своих чувствах к Марку никому из коллег. Работа была для меня приютом, убежищем, где я могла отдохнуть от любых проблем, подстерегавших меня в жизни. Конечно, я подозревала, что у моих товарищей по работе есть определенные догадки относительно того, почему в тридцать пять лет я все еще не замужем. Более того, всех их объединяло общее желание изменить эту ситуацию. Иными словами, все мои коллеги были в той или иной степени сводниками, и как бы я ни настаивала, что на данный момент меня все устраивает, их стремление выдать меня замуж ничуть не ослабевало.