Оно на дороге валялось так, как будто какой-то крестьянин мешки с мельницы вёз да один обронил. Тот где-то прорвался и рассыпался, так как, несмотря на то, что сущность Фудзина впиталась в его «реликвию», выглядел сейчас абсолютно пустым после высвобождения ветров.

– Его ведь можно вернуть? – с дрожащими от боли физической и душевной губами проговорила Ди, слегка морщась и жмурясь.

– У-ук, – пропищал тонким голоском и барсук, сопровождающий девушек.

– Я не знаю, – поднимался Вир, отряхивая волосы от снега. – Надо у наших спросить, идём к ним наверх, – поднял он лик к Седой Твердыне, где со склона на них глядела не менее ошарашенная случившимся пани Софра.

– Идиот, – фыркнула ему Кьяра. – Вот куда ты помчался, дрянной мальчишка?! Надо было сестру выручать, – осматривала она крупный фингал на лице Вирбия. – Хорошо ещё зубы тебе не выбил.

– Их маска закрывает, – ответил тот, поспешивший убрать её руку, потянувшуюся к ушибленному лицу.

– Дай осмотреть хоть, горе луковое, – возмущалась леди фон Блитц. – Лед приложи, комок снега. Он тут повсюду.

Ди поддержала подругу, беспокоясь за брата, хоть у неё и самой сильно болели рёбра и спина, так что она и приобнимала Вира, и держалась за бок, с трудом ковыляя. Но предстояло по склонам и петляющей многоярусной тропе возвращаться наверх к своим.

У ступенек Ядвига приводила в чувство Брома, водя у его ноздрей смятым маленьким пучком из каких-то трав, шелестя ими, сдавливая, чтобы сухие стебельки и листья отдали побольше аромата. Примерно так Бальтазар призывал к себе Йоля, шебурша клубком в форме бублика, дабы воздух наполнился валерианой, кошачьей мятой и остальной смесью. Так и здесь, только травы были ментоловые, резкие, приводящие в чувство.

– Шишка выросла, словно рог… – проворчал Бром, сильно зажмурив глаза.

– Будешь теперь единорожкой, дорогуша, – усмехнулась Ханна. – Зато живой.

– Сама ты крошка-единорожка, – принял кряхтящий гном сидячее положение.

– Ну что, бочонок, проспорил мне, да? Я сразу сказала, он тебя вырубит одной левой, – убирала Ядвига травы, выпрямившись возле Брома.

– Вырубают, мадам жирафиха, вишнёвые сады в скучных пьесах, – потирал тот макушку. – Да я просто все силы на купол потратил из-за вас! Вот и это… того самого.

– Отрубился, – дополнила капитанша стрелков. – Ел бы поменьше, был бы крепким, как этот тип. Чтоб он не швырял тебя, а с места сдвинуть не мог. Перестал бы пивной живот отращивать да занялся тем, что мастерил из него рельефный пресс кубиками.

– Вот ещё! Зачем кубики на животе, если живот вполне себе собирается в шарик! Что это вообще за зверь такой был? – проворчал гном.

– Ох, глухая тетеря. Тебе ж рассказали всё. Хануман, сын вождя… – вздохнула Ядвига.

– Да это понятно, тут он какого ётуна ошивался?! – поднимался Бром на ноги, отряхиваясь от снега. – Это Мимир! Тут такие хвостатые не живут!

– Жив? – раздался поодаль голос Дианы, которую на пару тащили Кьяра и Вир, а барсук бежал впереди.

– Сказала бы я вам: «такие не дохнут», – медленно проговорила Софра, развернувшись теперь к пещере, – да я и про Фудзина думала то же самое…

– Если мы вернули Гора, значит, и его как-то можно? – уточнил Вир не то ради Дианы, не то ему и самому тоже это было весьма интересно.

– Не всё так просто, – ответила атаманша. – Поверженный и запечатанный бог теряет уйму сил. Он заперт в артефакте, как джинн в лампе. Отдыхает, восстанавливается. Артефакты принято заряжать в свете луны и солнца. Иногда натирать солью, опускать в родниковую воду, иногда в стоячую типа озера или алтарной чаши…

– Фудзин уверял, что ванар не может коснуться ваджры, а тот схватил её и удрал! – негодовала Ди.

– Потому что он не бог, а полубог, – предположил Вир. – Вероятно, Фудзин слегка заблуждался на этот счёт, – потёр он густое покраснение ниже левого глаза.

– Хорошо он тебя приложил, дорогуша, – протирая очки от снега, Ханна уставилась на этот багряный след на лице Вирбия. – Синяк теперь о-го-го будет. Мам, помажь его чем.

– Чем тут помажешь, только лёд прикладывать, да всё равно пол-лица фиолетовым будет, как кожа фомора, – хмыкнула та. – Аккуратнее надо быть.

– Так, я не понял, мешок есть, а дружбана моего нет! – возмущался Бром, засеменивший к компании, потирая макушку.

– Фудзин… он… его… – всхлипнула Ди.

– Хануман убил его, пронзил насквозь ваджрой и удрал вместе с ней, – недобрым чеканящим тоном проговорила Кьяра. – Остался вот лишь мешок.

– Да вы чё?! Да вы чего?! Эй, народ! Вы так шутите над старым Бромом? У меня сердечко-то не каменное, я вам норд, а не тролль! Как так убили Фудзина? Бога ветров?! – негодовал Бром.

– У нас на глазах… – опустила Диана совсем взгляд себе под ноги.

– Ритуал также требует уйму энергии. Согласится Бальтазар это сделать ещё раз, вернув нам Гора? И ритуал для каждого божества свой – набор символов, благовония, гостинцы… Мы, конечно, знаем, что Фудзин любил выпить и закусить, но…

– Матушка Мокошь с ним явно ладила, – припомнила Ди слабеньким голоском. – Она наверняка подскажет, что нужно для его ритуала.

– Возвращаемся, значит? Бром, ты ведь без сил? Перекусим, отдохнём в святилище, благо там костры в верхних пещерах горят вон, и сотворишь нам портал в Чёрный Замок? – поинтересовалась атаманша.

– С пустыми руками? Вы же помните, что Гор и Мокошь сказали про ваджры? Их три! Одна в Мимире, одна в Таскарии, одна в пустыне Нид. Не забрали одну, пошли за другой. Куда возвращаться собрались? Вы что, сдались, я не понял? Так! Я не понял, – ударил Бром себя в грудь. – Вы что тут нюни-то распустили?! Этот Хомян…

– Хануман, – поправила Ядвига.

– Ну, Хомякан… Он явно здесь был за одной такой штукой. Мы за Фудзина должны отомстить! Он нас проводил, всё указал, рассказал, нельзя дело так оставлять! Помянем его, выпьем чего-нить покрепче – и в путь! – заявил гном.

– Нет у нас ничего «покрепче», – хмыкнула капитанша стрелков. – Фудзин же всё выпил.

– Это у тебя нет, мадам жирафиха, а мы с ним были запасливые! – повернулся к ней Бром с гордым видом.

– И Диане бы отдых, осмотр, может, перевязку или компресс какой, – попросила Кьяра.

– Да всё в порядке… поправлюсь, – простонала та.

– Поправишься, когда трескать сладости на собственной вилле будешь, – с усмешкой похлопал легонько её по плечу Вирбий. – Надо говорить «выздоровею» в таких случаях.

– Будет у тебя… болеть и спина, и живот… посмотрю, как ты там что выговаривать… будешь, – проворчала Диана, жмурясь и покусывая губу.

– Так чего мы? Опять в Таскарию? – уточнила Кьяра.

– Это ближе, это знакомо, там, конечно, жрецы тоже нам не обрадуются, но Мокошь сразу сказала: готовьтесь сражаться за ваджру. Просто так оружие нам не отдадут, – напомнила Софра.

– Нет… – простонала Ди. – Хануман был царём Таскарии же? Он тоже там всё знает. Он пойдёт туда, а мы с ним… не справились… не понимаем, как с ним воевать… Вместо того, чтобы с ним вновь столкнуться… Пойдёмте в Нид…

– К нагам? С ума сошла? Это люди-змеи с кучей рук и змеями же вместо волос. А в каждой руке по клинку, – возмутилась Кьяра.

– Но Ди права. С огромной долей вероятности Хануман нас опередит. Если предположить, что ему понадобиться не одна ваджра, а все три. Ну, или две. Пойдёт он сам к нагам или нет, я без понятия, – проговорил им всем Вирбий. – Лучше самим пойти сейчас в дальнее странствие.

– Как он нас опередит, если Бром портал откроет?! – возмущалась Ядвига.

– Ты его состояние видела, мам? Какой портал, он рта-то открыть не может, – погладила Ханна гнома-чародея по голове и тут же под его ойканье пожалела об этом, ведь случайно коснулась шишки, совсем о той позабыв. – Ой, прости, дорогуша.

– Вот уж чего-чего, а рот раскрыть он завсегда. Я даже не знаю, что лучше, когда он им пьёт или когда говорит. Результат-то, в целом, одинаковый, – хмыкнула её мать.

– Он в такого гиганта вырастает, что в пару прыжков уже будет в Таскарии, – с досадой в голосе, процедил Вир, скрипя зубами.