Они встали и увидели, что перо уже нарисовало яркий портрет мальчика, знакомого им обоим.
– Аладдин, – проговорил Рафал.
Он держал в руках волшебную лампу, и в клубах густого красного дыма виднелся джинн-змей.
Райен сердито посмотрел на Рафала.
– Жаль, что у маленького воришки больше нет лампы…
– Ой-ой-ой, – ухмыльнулся Рафал. – Что ж, проверим, справится ли он лучше, чем Петер Штумпф!
Но перо писало не об Аладдине.
Оно вывело совсем другие слова.
Жили-были братья-близнецы, Директора Школы Добра и Зла, чья любовь сохраняла в мире равновесие. Пока братья любили друг друга, перо не отдавало предпочтения ни Добру, ни Злу, обе стороны в Бескрайних лесах обладали одинаковой силой. Но однажды в школу прибыл ученик, который полностью изменил все между ними.
Райен и Рафал пораженно переглянулись.
Сториан никогда раньше не писал о Директорах школы.
Ни в одной сказке.
Перо и его защитники всегда были отдельно друг от друга.
Братья тревожно посмотрели на книгу, ожидая следующей части истории Аладдина.
Истории, которая впервые за все время была о них.
Глава 8
На следующее утро Аладдин проснулся, напевая песню о любви.
О любви с оттенком мести, потому что скоро он придет в столовую – и там настоящая принцесса бросится ему на шею на глазах у всей школы, а ее тупоголовый воздыхатель будет отставлен… Разве нет большей радости, чем видеть, как сбывается твое желание?
Столовая была круглой, словно театр, и почти с любого места открывался отличный обзор. Всегдашники и никогдашники должны были есть вместе, но никогдашники обычно не спали до поздней ночи, а потом пропускали завтрак, так что по утрам столовая была в полном распоряжении Школы Добра. За занавесом кипели и пузырились зачарованные кастрюли и сковородки, в идеальном ритме, словно симфонический оркестр, заполняя тарелки вишневыми блинчиками, яйцами по-французски и бананами в меду, а потом эти тарелки сами собой летели к столам. В центре каждого стола стояли вазы с цветами, а резные купидончики забавлялись на стенах бесконечной погоней.
Когда вошел Аладдин, напевая и вдыхая сладкие запахи, принцесса Кима сидела с Гефестом за центральным столом. Стайка мальчишек косилась на нее, толпа девочек пыталась подобраться поближе к нему, но они не сводили глаз друг с друга.
Без малейших колебаний Аладдин подошел к столу, стащил банан с тарелки Гефеста и откусил кусок. Облокотившись на стол, он повернулся к Киме.
– Ну? – ухмыльнулся он.
Кима окинула его свирепым взглядом.
– Что «ну»?
Аладдин сжал губы.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Только одно. Мальчики, которые размахивают поддельными лампами и воруют чужие бананы, недостойны говорить со мной, – ответила Кима.
В животе у Аладдина похолодело.
– Но я думал, что ты… ты же должна…
На него упала тень, мускулистая и лысая. Он почувствовал себя крохотным и слабым. Остальные ученики быстро разошлись в стороны, ожидая гладиаторского боя.
Теперь Аладдин все понял.
Лампа не сработала.
Если лампа не сработала, значит, Кима в него не влюблена. А если Кима в него не влюблена, значит, он только что просто так стащил еду у Гефеста. Гефеста, который стоял у него за спиной, готовый раздавить его в кулаке, как банан.
Аладдин резко развернулся…
И Гефест посмотрел на него.
Его большие зеленые глаза блестели. Губы были влажными, рот слегка приоткрыт. Он схватился за сердце, словно в него только что попала стрела.
– При… прив-в-в-вет… – пролепетал Гефест. Он выглядел совсем не грозно и не самоуверенно. – Знаю, мы только познакомились… но… не пойдешь ли со мной на Снежный бал?
Аладдин уронил банан на пол.
О нет.
Не-е-е-е-е-е-ет.
Лампа. Идиотская поддельная лампа.
Она не заставила Киму влюбиться в него.
Но она заставила увлечься им Гефеста.
Какая нелепость!
Есть такая тишина, когда нет вообще никаких звуков, подобная черной пустоте на дне океана. Никто в столовой не двинулся. Даже заколдованные сковородки перестали подбрасывать тесто для блинчиков и разбивать яйца.
Аладдин уставился на Гефеста, пытаясь хоть что-то ответить, но из горла вырвался лишь хрип, словно ему в рот насыпали шариков от моли. Он поднес руку к лампе, лежащей в кармане пиджака, словно лампа была его сердцем – сердцем, которое его подвело.
Принцесса Кима тоже выглядела так, словно ей отвесили пощечину. Ее будущий принц обратил весь свой интерес на мальчишку, которого она презирала. Но потом она внимательнее пригляделась к Гефесту, увидела его пустой взгляд, увидела, как покорно он сгорбился. Она снова повернулась к Аладдину… к его руке, которую он держал на лампе, поблескивавшей в кармане… поддельной лампе, которую конфисковали… поддельной лампе, которая, как он настаивал, умеет исполнять желания… и принцесса Кима вдруг поняла, что же происходит. Здесь, в магической школе, случилась магия с последствиями. Плохая магия.
Она хмуро посмотрела на Аладдина.
– Ну? Гефест приглашает тебя на Снежный бал. Ты ответишь ему что-нибудь?
Аладдин фыркнул, ожидая, что Кима тоже засмеется над собственной шуткой. Но она не смеялась. Да и никто больше не смеялся.
– Подожди, ты что, серьезно хочешь, чтобы я пошел с… – Аладдин не смог договорить.
– Гефестом? – ледяным тоном закончила Кима. Она повернулась к своему бывшему воздыхателю. – Гефест, пожалуйста, объясни Аладдину, почему он должен пойти с тобой на Снежный бал.
Гефест опустился на одно колено.
– Потому что настоящий друг – солнце, которое освещает своими лучами те частички моего сердца, о которых я и знать не знал. Он первый клочок земли, который я увидел после того, как долго дрейфовал в море. Настоящий друг – единственный путь через темный-темный лес. А когда чувства истинны, о них нужно говорить вслух. Потому что это и есть доброта. С почтением относиться к желаниям сердца. Без страха раскрывать душу.
Аладдин закатил глаза и уже собирался раз и навсегда послать этого олуха куда подальше…
Но затем услышал вокруг себя совершенно неожиданные звуки.
Всхлипы.
Вздохи.
Всегдашники прикладывали руки к сердцу, смахивали слезы, с трудом сдерживали эмоции – настолько их тронули слова Гефеста. Даже Кима была поражена.
– Ну не-е-е-ет, – протянул Аладдин, отворачиваясь от Гефеста. – Я ни за что не пойду на Снежный бал с тобой. Только через мой труп.
– Тогда я не буду есть, пока ты не скажешь «да», – с вызовом ответил Гефест. Он сел на пол и привязался галстуком к ножке кресла. – Пищей мне станут мои чувства и эмоции.
Аладдин отмахнулся.
– Ну и замечательно. Питайся своими эмоциями. Лучше уж твой труп, чем мой.
В зале снова повисла тишина, словно оттуда выкачали воздух.
Кима чуть не разрубила Аладдина взглядом пополам.
– Это Школа Добра, не забыл? Всегдашники верят в искренние чувства. Насмехаться над ней – это удел никогдашников. И учитывая, что ты уже успел испортить церемонию Приветствия, соврал, что у тебя есть волшебная лампа, заколдовал Гефеста, а потом унизил… вполне разумным будет предположить, что и в школу ты попал посредством мошенничества и воровства. И ты не достоин здесь учиться.
Напряжение нарастало. Все в столовой совсем иначе взглянули на Аладдина.
Даже амурчики на стенах, похоже, буравили его укоризненными взглядами.
Аладдин покраснел.
В родном городе – недостойный.
Здесь – недостойный.
А настоящая принцесса, единственный шанс для него завоевать любовь и уважение, смотрит на него как на пустое место.
Он не знал, что делать… его охватила паника… и прежде, чем он успел понять, что произошло, он повернулся к Гефесту и от безысходности пролепетал:
– М-м-мы пойдем на бал в одинаковых костюмах?
Глава 9
Рафал расхохотался, наблюдая за Сторианом, в красках расписывающим сцену в столовой.
