Как там индейская народная изба называется, «фигвам»? Вот-вот. Утром, в 8:20 выходя из комнаты по направлению к площади Пушкина на остановку трамвая №2, я попробовал выбросить Лену из головы и сосредоточиться на предстоящем экзамене. Мешала злость. В таком состоянии я добрался до института, а в нем до аудитории, где должен проходить экзамен. Лена сидела на скамеечке напротив экзаменационной аудитории и с милой улыбкой поглядывала вокруг. Зараза! Я поздоровался с одногруппниками, пожал руку Витьке, который почему-то не опоздал на экзамен, и подошел к ней. Уселся рядом и протянул руку.

– Давай камень, – тихо сказал я.

Незачем привлекать внимание группы к взаимоотношению полов.

– Он и правда работает, – каким-то виноватым голосом сказала Лена, не делая при этом попыток что-нибудь достать из сумочки или кармана.

– Без тебя знаю, – злобно пробормотал я. – Камень давай.

– Я вчера пятерку получила.

– Рад за тебя, – без тени радости сказал я и пристально посмотрел на нее. – Ты меня сейчас убьешь, – убежденно сказала Лена, искоса поглядывая на меня.

– Не подсказывай мне готовых решений, – сурово ответил я. – Где камень, я тебя спрашиваю.

– Я его потеряла, – прошептала Лена и немного отодвинулась.

Что-то такое я предчувствовал. Что-то мне подсказывало, что свой талисман я назад не получу. Не знал только причину. Она могла «занять» его кому-нибудь из своих одногруппников, заваливших экзамены и нуждавшихся в поддержке талисмана. Могла показать его папе, и тот забрал его для продвижения по службе. Могла вообще подарить преподу, принимавшему у нее физику, за отличную оценку. В знак уважения. А она его всего лишь потеряла.

– Вчера не смогла к тебе зайти, бегала по магазинам, искала такой же камень. Ты бы и не заметил. Но такого же не нашла, нашла немножко другой, вот смотри…

Она достала из своей крохотной сумочки размером с кошелек коробочку и протянула мне. Я покосился на коробочку и разглядел в нем что-то ярко-желтое, совершенно не похожее на мой талисман.

– Как ты его потеряла? – хмуро спросил я. – И где?

– Не знаю. Если бы знала, пришла бы и подняла. На экзамене он был, после экзамена в столовой был. Я доставала его…

– Зачем?

– Просто полюбоваться.

– В столовой есть надо, а не на камни любоваться!

– Можно же и есть, и любоваться.

– Так, может, он там и лежит? Народ ходит, ест и любуется?

– Не лежит, я обшарила всю столовую, опросила поваров, никто ничего не находил.

– Понятно, – процедил я. Дверь в аудиторию отворилась, и химичка пригласила первых десять добровольцев. А у аудитории мялось человек 6–7, не больше. Остальные что-то не спешили закончить сессию. Я поднялся и пошел к открытой двери аудитории.

– Возьмешь этот талисман? – спросила Лена, все еще протягивая мне коробочку.

– Это не талисман, – отказался я.

– Постой, – попросила она.

– Ну, – я остановился и посмотрел на нее. – Что?

– Хочешь, твоим талисманом буду я? – спросила Лена.

– Ты?

– Да. Все говорят, что я приношу удачу.

– Ладно, лезь в карман, – я похлопал по карману рубашки.

– Нет, серьезно, – продолжала Лена. – Я буду сидеть на этой скамейке и талисманить отсюда. Я кивнул и зашел в аудиторию, закрыв за собой дверь. Через час вышел оттуда.

– Ну, что, пятерка? – подбежала ко мне Лена.

– Угу, почти.

– Четверка?

– Уже ближе.

– Неужели всего лишь тройка?

– Еще немного, и ты угадаешь.

– Завалил?! – испугалась Лена. – Со мной, живым талисманом?

Я обошел ее и молча двинулся к выходу. Она осталась на месте, видимо, чутьем поняв, что сейчас талисманам лучше держаться от меня подальше. Я шел и размышлял, как быть с талисманом, заводить ли новый или нет. Так и не решил тогда, потому что мысли перебрались на химию. Неприятно, конечно, завалить экзамен, но сильно я не переживал. «Ничего, – подумал я, – три дня на пересдачу у меня есть, пересдам. А то ж еще вчера я не знал, чем себя занять. Главное, чтобы живых талисманов поблизости не было…» Через три дня я пересдал этот экзамен. Химичка даже не дослушала мой билет, нервно черкнула в зачетке – «удовл.», и сессия для меня закончилась. Еще через пару дней я уехал с Витькой, Серегой Калакиным и Андреями Мирновым и Германсоном в небольшой поселок в десяти километрах от Южи строить животноводческий комплекс. С Леной мы больше не встречались. В общагу, во всяком случае, она ко мне не приходила. В институте, конечно, сталкивались и даже здоровались, но без приязни. И дело, конечно, не в потерянном талисмане… Больше никаких талисманов у меня не было – ни живых, ни каменных. Не доверяйте им, ребята, в самый нужный момент они подведут. Рассчитывайте только на себя. Ну, если только в лечебных целях…

1 июля 1982 года мы высадились из автобуса в небольшом городке Южа примерно в ста километрах от Иванова в сторону стыка Владимирской и Нижегородской областей. Мы – это студенческий строительный отряд (ССО) «Авангард» Ивановского энергетического института (ИЭИ) в количестве 24 человек. Название у отряда было, что и говорить, затасканное. Дело в том, что стройотрядам нельзя было называться как-нибудь ярко, улыбчиво, вроде «Отважного электрода» или «Атомной лопаты». Все названия утверждались где-то в стройотрядной выси и должны были отражать что-нибудь серьезное и возвышенное и даже каким-то образом ориентировать нас на лучезарное будущее. Относительно нейтральное название – Ваганты (это бродячие артисты) всегда было занято. Оставались только вот такие, как у нас: «Авангард», «Юность», «Комсомолец», имени кого-то или чего-то. Андрей Германсон рассказывал, что на утверждении названий отрядов они с командиром нашего стройотряда Кругловым пытались протащить название «Альтаир» или «Орион». Тоже не Бог весть какие названия, но даже они не прошли. Кто-то главный посоветовал Круглову с Германсоном не витать в звездном небе, а спуститься на землю. Ну, «Авангард» так «Авангард». Мы, если честно, вообще не обращали внимания на эти названия, украшавшие нашивки на куртках, которые и надевали всего-то пару-тройку раз. Моя куртка, в которой я стою на фото с Витькой, валялась потом у меня в общаге целый год, пока кто-то не взял «поносить»…

…Недавно с удивлением прочитал где-то в интернете, что в некоторых учебных заведениях СССР студенческие стройотряды были обязательной дисциплиной. Вроде как студентов, не отбатрачивших в ССО, не переводили на следующий курс. Любопытный подход. Может, у кого-то было и так, но у нас, в ИЭИ, стройотряды являлись делом добровольным. Правда, был один нюанс. Мелкий, но все же… Студенты, не засветившиеся летом в ССО, осенью направлялись на картошку в подшефный колхоз. А стройотрядовцы нет. Так было до третьего курса включительно. Осенью 1984-го, когда мы перевалили за 3-й курс, нас всех, практически 4-курсников, загнали на картошку без сортировки – и кто был в стройотряде, и кто грелся на летнем солнышке дома. После четвертого курса стройотрядов у нас уже не было. Вернее, стройотряды были, нас в них не было. Зато были военные сборы под Нижним Новгородом, в местечке под названием Пыра, была производственная практика на ТЭЦ. Но это, что называется, совсем другая история. Стройотряды нашего энергетического института в плане назначения строимых объектов ничем не отличались от стройотрядов любых других вузов. Коровники, свинофермы. Реже жилые домики типа маленьких коттеджей, на одну-две семьи. Иногда, впрочем, наши отряды, как я слышал, возводили строения, относимые к энергетическому хозяйству: котельные, насосные станции, электрические подстанции. Мне не довелось, а кое-кто из ребят в этом деле поучаствовал. В стройотряды брали почти всех, кто хотел. Почти, потому что стройотряд – это все-таки не ясельная группа детского сада, стройотряд что-то строить должен. А раз так, то понятно, что в стройотрядах были востребованы студенты, имевшие строительные специальности. Пробегать мимо пару раз в день и орать, что мы опять вместо работы валяем дурака мог только один человек в отряде – командир, остальные должны были вкалывать. А чтобы вкалывать хоть сколько-нибудь эффективно, нужно было уметь это делать. Приветствовались специальности каменщиков, штукатуров-маляров, кровельщиков, стропальщиков, столяров-плотников, даже не подтвержденные свидетельствами об имеющейся подготовке. Таких ребят брали в любой отряд, даже переманивали друг у друга. Так что в стройотряде студенты со строительной подготовкой были элитой. Ну, или без рабочей квалификации, но «с руками», потому что у ребят, ставших студентами со школьной скамьи, строительной специальности взяться было неоткуда. Брали и «без рук», кому-то ведь надо было смешивать раствор, таскать этот раствор с места на место, да и кирпичи тоже сами на стены не прыгали, их нужно было туда доставить. Дел хватало всем. Отряд наш был не из крупных, всего 24 человека вместе с командиром Сашей Кругловым. Он учился на курс старше нас и, помню, был редким пронырой. Всегда что-то с кем-то решал, договаривался, мудрил и хитрил. А еще он был командиром нашего факультетского оперативного отряда, где мы с ним и познакомились. В общем, прирожденный начальник. Стройотряд в силу командирских полномочий набирал лично Круглов по критериям, понятным только ему. Эти критерии, видимо, вообще не предусматривали наличие строительной специальности у кандидатов в отряд, иначе как объяснить, что из 24-х человек только двое или трое ребят что-то умели мастерить? Да и это их качество выяснилось, когда мы уже двигались к месту назначения. А когда Круглов их «собеседовал», он такими глупостями не интересовался. Отряд он набрал за пару дней. Сначала выбрал Андрея Германсона, которому предложил стать комиссаром отряда, а потом, когда Андрей согласился, с его помощью втянул в этот отряд почти всю нашу 12-ю группу. Ребят, конечно – девчонок в отряд не брали. Втягивал надежным, проверенным способом – обещанием хорошего заработка. Не секрет, что к 80-м годам XX века почти никакой идеологической подоплеки у стройотрядов уже не было, была обычная летняя шабашка. Студенты, особенно из небогатых, стремились за лето заработать себе на полусладкую жизнь, вот и вся идеология. Про то, какую деньгу зашибали стройотряды, говорили разное. Мне не раз приходилось слышать студенческие байки о тысячных заработках в особо фартовых шабашках, но всегда с чьих-то слов, живьем таких любимцев фортуны никогда не встречал. Слыхал и про лютое кидалово студентов, когда им не заплатили ни рубля. До сих пор не знаю, в каком из этих вариантов больше вранья. Круглов собрал небольшой отряд, бывали отряды и по полсотни и больше. Все определялось наличием работы. У нас вроде бы маячили какой-то не то коровник, не то свинарник и пара домиков для жилья. На общем собрании перед отъездом в Южу договорились при расчете применить социалистический принцип распределения благ, все заработанные деньги в общий котел и дележ поровну, вне зависимости от личного вклада каждого. Командир должен был получить 20% сверху, комиссар – 10%, а завхоз-казначей – 5%. Круглов, глядя на нас (в глазах святая правда), утверждал, что рядовой стройотрядовец за два месяца получит 800 рублей. Но оговаривался, что это если все будет хорошо, а если хорошо пойдет не все или даже совсем наперекосяк, всего по 600. Мы, развесив уши, слушали и радостно улыбались. Мы заранее смирились, что все у нас будет наперекосяк, но даже 600 рублей в 1982 году считались деньгами. Инженер, закончивший наш вуз, за редким исключением, получал 120 рублей в месяц…