Мари поспешно хватает его за руку.

– Нет! Помнишь? Тебе нужно дождаться ее! – ругается она, смеясь.

Немногочисленная толпа позади присоединяется к смеху.

Он напряженно произносит:

– Тогда поторопись.

Я вздыхаю, сходя с заснеженной поверхности и ступая на ковер.

– Выглядишь успокоенной, – замечает Саймон. – Ты на самом деле боялась, что он не придет?

– Нет. Но я боялась, что он наденет одну из этих норвежских штук.

Я имею в виду традиционную норвежскую одежду с брюками, которые напоминают ледерхозен. Как по мне, в них даже Джона не особо хорошо выглядел бы.

– Он что-то задумал. Я вижу.

– Ах, да. – Саймон хмурит брови. – Я не уверен, но это может быть как-то связано с енотом. И твоим кольцом.

– Там было огромное поле, полное их, и Джона просто решил приземлиться туда. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к тому, что он так делает. – Хихикаю, засовывая букет ярких фиолетовых цветов в банку с водой, а затем ставлю ее рядом с белым крестом. – Хотя, конечно, было красиво.

На кладбище странно тихо для такого погожего летнего дня. Я проехала сюда через Бангор. Там было шумно – по пыльным дорогам шли люди, они несли сумки с продуктами, здоровались с соседями. Парковка у Мейера была забита битком. Агнес сказала, что полки магазина пустовали всю неделю после продолжительной грозы, из-за которой грузовые самолеты несколько дней простояли на земле. Наверное, запасы наконец пополнились.

Я поправляю маленькую модель самолета, передвигая ее поближе к цветам.

– Агнес и Мейбл сегодня улетают с нами. Ты бы видел их новый дом.

В строительной компании, которую мы наняли для возведения бревенчатого дома из сборных конструкций, сказали, что монтаж здания займет не так уж много времени, нужно только сделать фундамент. И они не соврали – уже через неделю на месте деревьев у берега озера появилась ровная площадка. А на следующей – небольшой, но красивый двухэтажный коттедж. С тех пор в нем побывала целая толпа рабочих, которые проводили электрику, устанавливали сантехнику, настилали полы, собирали кухонные шкафчики.

Теперь настал черед Роя, который должен внести последние штрихи. Дом еще далек от завершения, но Агнес не терпится заселиться в него поскорее. Ее дом в Бангоре уже продан и освобожден от личного имущества. Она сказала, что совсем не возражает против того, чтобы этот злыдень возился при них со своим долотом и пилой, даже если не произнесет ни слова. А он, в свою очередь, похоже, не сильно против ее болтовни.

– В огороде все буйно растет и колосится. Я, наверное, сделала уже тысячу банок клубничного варенья. В реальности их было больше пятидесяти, но по ощущениям – тысяча. Еще есть один кабачок, который в три раза больше остальных. Мутант. Мюриэль говорит, что, когда он вырастет, мы должны отправить его на конкурс гигантских овощей. Но я хочу продать его на фермерском рынке.

Обвожу взглядом буквы, из которых складывается имя отца. Наверное, их пора подкрасить.

– Делайла скоро приезжает. Не помню, говорила тебе или нет. Она прилетает со своими детьми на следующей неделе. И они остановятся у нас.

На следующее утро после Рождества я проснулась и позвонила ей. До кофе, все еще находясь в кровати. Не стала выжидать и медлить. Она взяла трубку на третьем звонке. В ее приятном южном говоре звучали нотки удивления.

Я рассказала ей о Рое Доноване, которого знаю – о том, кто всегда готов прийти на помощь соседям, который может и не подобрать нужных слов, но в итоге обязательно даст тебе понять, что он чувствует на самом деле. Человеке, который стал мне настолько дорог, словно он – моя семья. Человеке, душа которого гораздо больше, чем кажется другим, и чье раскаяние просто бездонно.

Мы проговорили больше часа, пока не появилась мама, всем своим видом выражающая нетерпение. Делайла тепло поблагодарила меня и поинтересовалась, может ли еще раз как-нибудь позвонить мне.

Она позвонила на следующей неделе.

Потом я отправила ей по электронной почте несколько снимков Роя с нашей свадьбы. Делайла горячо поблагодарила меня.

А еще через неделю прислала письмо для Роя. Попросила меня распечатать его и передать отцу. Письмо я оставила в кухне на столе. Три дня он ворчал на меня и огрызался, а потом ни с того ни с сего заявился к нам домой и попросил научить пользоваться одним из этих чертовых компьютеров. Я завела ему почтовый ящик и оставила одного, чтобы Рой смог изложить свои мысли. Прошло три часа, прежде чем он закончил свое первое письмо дочери и нажал кнопку «Отправить». Делайла поделилась со мной, что состояло оно всего из семи предложений и было сплошь усеяно извинениями.

После этого Рой стал появляться у нас дома каждый понедельник, как по часам, с рукописными черновиками того, что хочет напечатать. Иногда он сидит часами, ругается на клавиатуру и мучительно медленно печатает слова двумя пальцами.

В апреле я организовала им видеозвонок. Рой едва вытянул из себя несколько слов. Кажется, он был ошарашен. Но это не имело никакого значения, потому что Делайла любит поболтать. Одно время я боялась жалоб Роя на то, что у него отваливаются уши, но этого не произошло. С тех пор он значительно улучшил свои навыки видеообщения, начал задавать вопросы и отвечать на них полными предложениями. Я даже как-то застала его с редкой улыбкой, которая теперь не такая уж и редкая, особенно в присутствии Гэвина и Лорен.

То ли из-за нашей близости с Роем, то ли из-за моей разлуки с собственным отцом мы с Делайлой быстро нашли общий язык. За долгие зимние месяцы у нас завязалась дружба, и иногда мы часами общаемся по видеосвязи, смеясь и болтая обо всем и ни о чем.

Когда Делайла задумалась о приезде на Аляску, я без колебаний предложила ей остановиться у нас. Мне потребовалось три дня, чтобы набраться смелости и сообщить Рою, что его дочь приезжает сюда, чтобы встретиться с ним лично. Сначала он был раздосадован, но проклинать меня за вмешательство не стал.

Я бы сказала, что этот злыдень определенно становится добрее.

Проверяю свой телефон.

– Джона уже должен был вернуться из рейса с Мари по деревням.

На днях она приехала к нам, умоляя о поездке в Бангор. Сказала, что ей нужно уехать «от всего этого». Не знаю точно, что значит «все это», но предполагаю, что как-то связано с заводчиком ездовых собак, с которым, по словам Тоби, она не в ладах.

Рассматриваю скромный строгий крест, все еще храня в памяти день, когда он был установлен. Грудь сжимает щемящая тоска.

– Почему у меня такое чувство, что мы оставляем тебя?

Как будто обрываем последние связи с Западной Аляской. Когда Агнес и Мейбл поселятся в Трапперс Кроссинг, причин приезжать сюда больше не останется.

– Думаю, это невозможно, правда ведь? Ты всегда рядом со мной.

Когда я слышу гул самолета над головой, мне хочется верить, что это Рен Флетчер. Делает то, что он любит больше всего на свете – летает высоко над горами и землей, которую так сильно любил. Просто ему больше не нужно приземляться.

– Калла! – С края кладбища доносится голос Джоны. Не слышала, как он подъехал. – Извини, что прерываю, но ты скоро? Вот-вот начнется непогода, и я хотел бы успеть вернуться. Агги тоже уже собралась.

Смотрю на него, прислонившегося к одолженному у Джорджа грузовику, на его бейсболку ВВС США, низко надвинутую на лоб, мягкую черную хлопчатобумажную футболку, облегающую мощную фигуру. Джона будет ждать меня там. Он никогда не мешает мне проводить время на могиле отца.

– Не знаю, когда вернусь сюда снова. – Закусываю губу, пока мой желудок разрывается от дикого вихря бабочек в нем. – Папа, я могу открыть тебе маленький секрет? Тот, который еще не рассказала Джоне?

Наклоняюсь и шепчу слова, которые должны сделать моего мужа самым счастливым.