Сумасшедшая затея – сделать меня няней.

Кроме гугла, у меня никакой информации о детях.

Кстати, домик Барби тут все-таки есть. Роскошный трехэтажный особняк выше головы Дины… был. Потому что сейчас он безжалостно смят, будто на него наступила Годзилла. Из-под обломков торчит голова Кена с белозубой улыбкой.

– Что с ним случилось? – спрашиваю я Дину, которая прижимается к моему боку.

Она прячет лицо и что-то невнятно бормочет.

– Что ты говоришь? – я присаживаюсь на корточки и ставлю ее перед собой. – Я не понимаю. Кто это сделал?

Она смотрит на меня, не по-детски кусая губы и явно сдерживая слезы.

А потом опускает голову и говорит второе слово, которое я от нее вообще слышу:

– Мама…

Теперь я совсем иначе смотрю на эту квартиру.

Отколотый абажур, вспухшие на лакированной поверхности стола горелые пузыри, густо-бордовое пятно на ковре, глубокие царапины на паркете… Все это поначалу не замечаешь, принимаешь за признаки обычной жизни с маленьким ребенком, который разбил, поцарапал, опрокинул – ну не беда, станет постарше, тогда и ремонт можно сделать.

А теперь я подозреваю, что причины могут быть не в детских шалостях.

Этот кукольный домик выглядит так, как будто на него упал кто-то взрослый.

Раздается звонок в дверь, и я слышу, как Александр разговаривает с курьером. Значит, нашел, справился. Иногда я думаю, что Санкт-Петербург – это такой специальный ад для курьеров, куда они отправляются, если медленно доставляли заказы в нормальных городах.

Когда половину ночи ты просто не можешь попасть из одной части города в другую, когда с одной стороны дороги одна улица, а с другой – другая. Когда в одной парадной квартиры 1-2-3-4-5-166-50-51-52, а в другой 20-21-22-14-87. Когда на втором этаже длинный коридор идет от черной лестницы до лифта, а на третьем – разделен пополам стеной.

В некоторых квартирах – бывших коммуналках, соединенных заново, как у Александра, бывает две двери с разными номерами квартир, а некоторые квартиры соединены из разных кусков коммуналок.

– Лара? – Александр заглядывает в детскую. – Давайте я вам покажу вашу комнату.

– Мою комнату? – удивляюсь я. – Но, Александр…

– Да, мы договорились, я помню, – раздраженно отвечает он. – Однако вам нужно место, где вы будете оставлять свои вещи, переодеваться и ночевать, когда это понадобится.

Мы проходим мимо приоткрытых двойных дверей, и я бросаю туда любопытный взляд. Похоже, это хозяйская спальня. Но в ней сейчас разруха: матрас стоит у стены, ламели кровати наполовину разобраны, с потолка на проводах свисает световая панель.

Где же тогда ночует сам Александр?

Гостевая комната оказывается довольно уютной, хоть и безликой: двуспальная кровать с покрывалом фисташкового цвета, шкаф для одежды, телевизор, письменный стол и даже небольшой диванчик у окна, выходящего на набережную канала.

Пожалуй, я бы не отказалась пожить тут недельку-другую.

Только без условия присмотра за маленьким ребенком с психологической травмой.

– Тут уютно, – говорю я Александру. – Спасибо.

Он снова морщится, словно даже моя вежливость ему поперек горла.

– Идемте ужинать, – говорит он. – Еду уже привезли.

Александр снял пиджак и галстук, оставшись в одной рубашке с закатанными рукавами. Руки у него мощные, покрытые темными волосами, на запястье золотые часы, а на правой руке – отчетливый след обручального кольца, словно он носил его много лет и только недавно снял.

В тапочках и в роли домашнего хозяина, раскладывающего еду из коробок по тарелкам, он выглядит вовсе не таким грозным.

– Вы будете ризотто или лазанью? – спрашивает он, взвешивая в руках две тарелки. – Есть еще баклажаны с сыром и брускетты.

– Ризотто подойдет, спасибо, – говорю я, забирая тарелку.

Перед Диной, которая без возражений устроилась за столом – ну просто золотой ребенок! – стоит тарелка с картошкой фри и сосисками. Она смотрит на них без энтузиазма. Даже вилку не берет, просто смотрит. И косится в мою сторону.

– Не хочешь это? – спрашиваю я ее вполголоса.

Она смотрит на меня жалобным взглядом и мотает головой.

– Яблоко?

Она снова мотает головой.

– Йогурт?

Снова мотает и опускает взгляд в тарелку.

– Скажите, Александр, – говорю я уже громче. – А чем мы Дину будем кормить? И как?

– В смысле, как? – хмурится он, приподнимаясь со стула. – Я не знаю. Она опять не ест? Давайте достану фруктовое пюре.

Дина мотает головой так, что светлые кудряшки разлетаются в разные стороны.

Александр медленно садится обратно и смотрит на дочь с такой растерянностью, что у меня щемит сердце от того, что этот могучий и властный мужчина бессилен перед упрямством маленькой девочки. Тут он не может никого запугать, убедить, купить, переспорить.

Она не хочет – и точка.

Не насильно же впихивать в нее это пюре?

– Дина, а что ты любишь? – пытаюсь зайти с другой стороны я. – Картошку не любишь? Сосиски тоже?

Она смотрит на меня исподлобья. Понимаю – вроде бы один раз уже ясно сказала, зачем повторять этим глупым взрослым?

– А пирожки любишь? С яблоками? И капустой? – предлагаю я.

Не имею ни малейшего понятия, чем кормят детей ее возраста и теперь судорожно пытаюсь вспомнить, что ели отпрыски моих подруг. Вот от картошки фри они точно никогда не отказывались!

Дина мотает головой.

– Мороженое? Пельмени? Макароны с сыром? Бананы?

Нет, нет, нет и нет.

Вот и мой первый провал на должности няни. Уморю ребенка голодом.

– А хочешь… – я задумываюсь, вспоминаю ее взгляд и тут меня осеняет: – Мой рис?

Подвигаю к ней тарелку с ризотто. К счастью, оно без извращений вроде трюфелей или шафрана. Даже без грибов – просто рис и сыр, но, судя по запаху, очень хорошо приготовленные.

И вдруг… Дина берет ложку, зачерпывает разваренную рисовую кашу и отправляет ее в рот. Алилуйя!

– Значит, ты рис любишь? – Спрашиваю я. – Или кашу?

Кивает – не понимаю, на какой из вопросов, но это мы уже выясним позже. Вдруг она вообще предпочитает итальянскую кухню?

Кстати! Где-то я слышала, что для итальянских детей ризотто – вроде нашей манной каши. Такое же «детсадовское» блюдо.

– Вы случайно в Италии не жили? – спрашиваю я Александра и вижу удивление на его лице.

– Откуда вы знаете?

– Пробила по своим каналам! – мстительно отзываюсь я.

– Дина родилась в Милане, и мы жили там, пока ей не исполнился год.