— С ней всё в порядке?

— Вывих лодыжки, это всё, что я могу сказать на данный момент. Она расстроена. Твоя лошадь в этом загоне, я её запер.

Скарлетт кивает, и мы проезжаем мимо. Она запирает за нами ворота и встречает нас у амбара. Как только мы оказываемся на свету, она подбегает к Амалии и обхватывает ладонями её лицо.

— Амалия, ты в порядке?

Амалия кивает и тихо говорит:

— Мне так жаль, Скарлетт. Я всего лишь хотела прокатиться. Что-то напугало его, и он встал на дыбы…

— О, милая, это не твоя вина. Это вовсе не твоя вина. Давай отведём тебя внутрь.

Я слезаю с мотоцикла, беру Амалию на руки и несу её в коттедж Скарлетт. Я сажаю её на диван, и она смотрит на меня снизу-вверх такими чертовски разбитыми глазами, что на неё больно смотреть. Я опускаюсь перед ней на колени, беру её ступню в свои руки и осматриваю её. Не думаю, что она сломана, но она хорошо поработала, вывернув её.

Я снова смотрю на Амалию.

— Не думаю, что она сломана, но тебе, наверное, всё равно стоит осмотреть её завтра.

Она кивает.

Я смотрю на Скарлетт, чтобы сказать ей принести немного льда, но она уже стоит рядом со мной со льдом в руках. Я беру его и прикладываю к ноге Амалии. Она вздрагивает и опускает взгляд. Я смотрю на Скарлетт, и она смотрит на меня умоляющим взглядом. Как будто умоляя меня что-то сделать.

Я, блядь, не знаю, что я должен делать.

Я не создан для подобных ситуаций.

— Может быть, ей стоит принять душ, она вся в грязи. Я приготовлю ей чаю, — предлагает Скарлетт.

Маверик появляется из своей спальни, мокрый после душа, и его взгляд падает на Амалию.

— Чёрт, братан, что случилось?

— Лошадь сбросила её, — бормочу я.

— Ей больно?

— Телу? Не так уж и сильно. Сознанию? Да, что-то чертовски не так.

Маверик смотрит на Амалию, и его челюсть сжимается. Как и мне, ему не нравится видеть, как кому-то больно. И та боль, которую испытывает Амалия, заставляет тебя чувствовать это до глубины души.

Я тянусь к лицу Амалии, заставляя её посмотреть на меня.

— Собираюсь проводить тебя в душ, ты не против, дорогая?

Она кивает.

— Не буду смотреть. Просто хочу убедиться, что ты не споткнёшься.

Она снова кивает.

Я помогаю ей подняться и принимаю её вес на себя, когда мы направляемся в душ. Скарлетт окликает меня, проходя мимо.

— Она может остаться здесь на ночь. Я приготовлю свободную комнату, хорошо?

Я киваю и веду Амалию в ванную, осторожно закрывая за нами дверь и прислоняя её к раковине, чтобы я мог отойти.

— Ты в состоянии попасть туда? — я спрашиваю её.

Она смотрит на меня так долго, что я задаюсь вопросом, слышала ли она меня вообще. Я собираюсь повторить, когда она медленно, нерешительно поднимает руки. Мне требуется мгновение, чтобы понять, о чём она спрашивает, но, когда я делаю это, чёрт возьми, мой член твердеет в ответ, а моё сердце заставляет меня чувствовать себя чертовски странно.

Это незнакомое сочетание.

— Хочешь, я сниму с тебя одежду, ангел? — бормочу я, удерживая её взгляд, прежде, чем припасть к её губам.

— Да, — шепчет она.

Я делаю шаг вперёд, кладу руки на низ её рубашки, а затем медленно стягиваю её через голову. Я отбрасываю её в сторону, а затем смотрю, на мгновение я немного, блядь, ошарашен. Потому что поперёк её живота, без сомнения, шрам от серьёзного ожога. Её кожа приподнята и повреждена, почти пурпурная.

Я снова поднимаю на неё взгляд, и Амалия выглядит испуганной. Её глаза смотрят на меня, и я знаю, о чём она думает. Она думает, что мне будет противно. Она чертовски неправа. Самые красивые вещи в этом мире создаются из самых уродливых кусочков, которые формуются вместе до тех пор, пока не станут чем-то таким, от чего у вас захватит дух.

Амалия — одно из тех прекрасных созданий.

— Ничто не может заставить меня думать, что ты не самая красивая грёбаная женщина, которую я когда-либо видел. Ничего.

Её нижняя губа дрожит, и я ловлю большим пальцем одинокую слезинку, которая скатывается по её щеке.

— Если кто-то, блядь, причинит тебе боль, Амалия, будь уверена, я заставлю их пожалеть, что они вообще родились.

Она качает головой.

— Нет, — шепчет она. — Никто не причинял мне вреда.

Я изучаю её, а она прикусывает нижнюю губу, и чёрт возьми, если мой член не дёргается у меня в штанах. Она самая красивая, чёрт побери, загадочная женщина, которую я когда-либо видел, и я хочу узнать каждый её дюйм. Внутри и снаружи. Я тянусь к её джинсам и расстёгиваю их, медленно опуская молнию, один раз взглянув на неё, чтобы увидеть, что она наблюдает за мной с нервным, но похотливым выражением лица.

Похоть выглядит на ней чертовски захватывающе.

Я стягиваю джинсы с её ног, спускаясь вместе с ними. Когда я прохожу мимо её мягких белых трусиков, мой член напрягается так сильно, что я боюсь, что он вырвется из джинсов. Она поднимает ногу, и я вытаскиваю одну ступню, затем осторожно — другую. Ей приходится немного повозиться и поморщиться из-за отёка, но я их снимаю. Я тоже отбрасываю их в сторону и тянусь к её трусикам. Я слышу, как она быстро втягивает воздух, и колеблюсь, уперев большие пальцы в бока.

Я поднимаю на неё взгляд.

— Скажи мне, что ты не хочешь, чтобы я это делал, детка, и я уйду отсюда. Но знай, я, блядь, хочу этого больше, чем чего-либо ещё в своей жизни.

Она наклоняется вперёд, и я клянусь, чёрт возьми, клянусь, моё сердце перестаёт биться.

— Продолжай.

Её голос едва слышен, но я отчётливо слышу её слова. Я опускаю её трусики. Я обнимаю её, как только отбрасываю их в сторону, и моё дыхание застывает в лёгких. Чёртово. Совершенство. Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Не из-за её тела, я видел тела и получше, а из-за сердца, которое соответствует её телу. Я смотрю на него с признательностью, с благоговением, с вожделением, с потребностью.

Я хочу её, и я собираюсь сделать всё возможное, чтобы заполучить её.

Всё, что нужно.

Глава 8

Амалия

Сейчас

Моё сердце колотится о грудную клетку, когда я смотрю на него сверху вниз. Он смотрит на меня с такой напряжённостью, какой я не испытывала никогда в жизни. Он смотрит на меня так, словно я остановила весь его мир, и единственное, что проникает в его пустые мысли, — это я. Только я. Медленно его голова откидывается назад, и он смотрит на меня горящими глазами.

— Ты, блядь, невероятна, — говорит он мне, медленно выговаривая слова.

Впервые в жизни я жалею, что не могу услышать его голос. Хотела бы я услышать, как это звучит. Хрипло? Скрипуче? Низко? Глубоко? Вместо этого я чувствую это. Я наклоняюсь и касаюсь его груди, шепча:

— Скажи ещё.

— Не могу оторвать от тебя глаз.

Я чувствую рокот его глубокого голоса через свою руку, и моё сердце начинает колотиться сильнее. Да. Абсолютное совершенство.

— Ещё, — выдыхаю я.

— Сейчас сниму с тебя лифчик, чтобы я мог увидеть твои красивые сиськи, а потом мы будем принимать душ, пока ты не будешь стонать моё имя.

Мою кожу покалывает. Ощущать вибрацию его слов сквозь свои пальцы — всё равно что впервые учиться дышать. Поначалу это немного неестественно, но как только вы расслабляетесь и впускаете это в себя, вы как будто внезапно становитесь свободны. Малакай поднимается на ноги, протягивает руку мне за спину и расстёгивает мой лифчик.

Я не должна была этого делать.

Я знаю это.

Мои мысли не в том месте, я знаю, что это не так, но я не могу остановиться. Я не хочу останавливать себя. Мне нужно почувствовать его. Мне нужно что-то, что заставит эту пустоту внутри меня исчезнуть, хотя бы на мгновение. Малакай — это нечто другое, он заставляет меня чувствовать то, что приводит меня в ужас.

Я поклялась, что не буду этого делать, но сегодня вечером я собираюсь позволить ему овладеть мной.

Только сегодня вечером.

Он отступает назад, и с глазами, полными похоти, и сердцем, полным желания, я наблюдаю, как он снимает куртку, позволяя ей упасть на пол. Затем он наклоняется, стягивает рубашку через голову, обнажая самое невероятное, самое мощное тело, которое я когда-либо видела. Бронзовая кожа туго обтягивала твёрдые, выпуклые мышцы.