Покидая кухню, чтобы запереть дверь, я не забываю прихватить с собой пакет, так и оставшийся стоять в центре деревянного стола и источающий приятные запахи свежей выпечки.

Вечером следующего дня, выходя из публичной библиотеки с новыми книгами в руках, я решаю прогуляться до мэрии и обратно и возвращаюсь на центральную улицу городка. Около бара я перехожу на другую сторону дороги и уже почти миную здание отеля, носящего то же название, что и сам город, когда, открываясь, двери являют мне того, кто, как я думала, уже давно находится в Теллурайде. Это Дэвид Олдридж собственной персоной, который зачем-то остался здесь дольше, чем на сутки. Первый мой порыв это развернуться, пока, занятый поднятием воротника пальто, он ещё не успел увидеть меня. Но его голова поворачивается налево быстрее, чем я могла предположить. Словно в нём есть что-то такое, что распознаёт моё присутствие в непосредственной близости в мгновение ока. Он кивает мне, но сразу после отводит взгляд и подходит к своей машине, припаркованной чуть дальше около обочины. Он собирается в путь?

– Вы не говорили, что останетесь тут на ночь.

Нас разделяет его автомобиль, когда ноги сами приводят меня к нему. Переместив все книги в правую руку, перестав держать их около тела, я наблюдаю, как мой бывший начальник открывает дверцу водительского сидения.

– Я решил внезапно. Узнал, что у вас тут проводят экскурсии на карьер открытого типа по добыче золотой руды и захотел посмотреть. Пришлось задержаться. Но не тревожься, я уже уезжаю.

– Но уже поздно. В смысле темно.

– Ничего. У автомобиля есть фары. Я не побеспокою тебя…

– Хотите выпить? – что-то во мне не позволяет ему договорить, закончить свою мысль и обрывает её на полуслове, на что Олдридж поднимает на меня свои глаза, и я вижу в них зарождающийся отказ. Отказ, который не хочу принимать. От одной мысли о нём почему-то мгновенно становится больно и жутко. – В отеле есть бар. Или мы можем пойти в ресторан. Тут недалеко.

Я почти жду, когда он всё-таки отклонит моё предложение и сядет в автомобиль со словами, что я не пью, ведь это то, что он точно знает обо мне. Но он захлопывает дверь и огибает его спереди. Протягивает руку и забирает мои книжки, будто говоря, что сегодня они мне уже не понадобятся. Я не знаю, что делаю. Но пытаюсь об этом не думать.

– Учти, у него горьковатый вкус, – передо мной стоит фужер с жидкостью оранжево-красного цвета. На мой взгляд, в ней плавает слишком большое количество льда, вряд ли необходимое в таком количестве. Сам ободок украшен долькой апельсина, и это то, что заказал нам обоим Олдридж, одновременно упомянув нотки трав, ароматических приправ и того самого фрукта, что делает картинку красивой. – Апероль ещё и является основой для коктейлей, так что можем заказать, например, спритц. Даже если здесь не знают, как его делать, я просто скажу, что необходимо смешать. Белое вино, минеральную воду и опять же апероль со льдом.

– Это всё равно всё аперитив. Но я не голодна.

Я не думала, что будет что-то сложное. Предполагала, что мы ограничимся пивом. Его я, по крайней мере, пробовала. И с отцом, и с Гленном. Мне незачем то, что предшествует принятию пищи, пусть прямо здесь можно заказать и её. Я поела прежде, чем отправиться в библиотеку. Если только Олдридж не хочет, чтобы я… Если только он уже не думает или даже знает, что именно мне бы действительно хотелось ощутить. Или же он просто считает меня излишне напряжённой внутри, с чем сможет справиться только что-то крепкое. Но неужели я, и правда, такая? Такая… отчаявшаяся, хоть и не осознающая ничего лично? Настолько, что это так же очевидно, как чёрный текст книги, написанный на белом фоне? По крайней мере, для него? Но, даже если вдруг, я бы хотела остаться трезвой.

– Тогда я думаю, что ты не станешь возражать против того, чтобы я выпил ещё и твой.

Не дожидаясь моего ответа, каким бы он ни был, Олдридж опустошает мой фужер и с тихим стуком стекла о дерево возвращает его на барную стойку, смотря исключительно на свои руки. Его часы на правом запястье, не на левом, как это вроде бы принято и предписывается неизвестно кем придуманными правилами, выглядывают из-под рукава рубашки и пальто, которое он не снял так же, как и я свой пуховик, и словно говорят мне, что время не вечно. На самом деле время не ограничено никакими границами. Оно существовало и отмеряло свой ход и до нас, и ничего не изменит и наша смерть. Оно как шло, так и будет продолжать идти, отсчитывая секунды, минуты и часы, складывая из них дни, недели и года. Но сейчас… Сейчас оно кажется мне чем-то, что скоро закончится, подобно песку, когда он заканчивает перетекать из одной половины песочных часов в другую.

– Вы уже вернули ключи от своего номера?

– Нет. Я хотел сначала прогреть машину. А в это время убедиться, что ничего там не забыл. А что?

– Вы… вы не могли бы провести ночь со мной?

Я произношу это тихо, возможно, даже едва слышно, так, что он ни черта и не понимает, и совершенно ни о чём не думаю. Моя голова опущена вниз, словно мне стыдно. Только эта мысль, первая за несколько мгновений, приходит ко мне, как я тут же понимаю, что она правдива. Даже если сейчас ему не смешно, это только от того, что Олдридж просто ещё не осознал всё до конца. Но я не собираюсь ждать, когда его аналитический ум разложит всё по полочкам. Это и так позор… Я сама себе противна. Раз готова лечь под первого попавшегося мужчину, будто это сделает что-то лучше, заставит меня забыть. Ладно, он, разумеется, совсем не такой, не тот, кого я вообще не знаю, но это неважно.

Я хватаю свою книжки со стойки в стремлении поскорее убраться отсюда, хотя пешком это и будет потенциально проблематично. Но Олдридж, встав и выпрямившись в полный рост, хватает мой правый локоть, сжимая его одновременно и болезненно, и нежно, что ощущается мною даже через толстый рукав пуховика.

– Куда ты?

– Простите.

Я чувствую себя полной дурой, даже больше, чем несколько дней назад. Я не могла такое сказать… Олдридж наверняка не один. У него должен кто-то быть. Любимая женщина или просто женщина, с которой он удовлетворяет свои потребности.

– Да.

Он прижимает меня ближе к себе. Его голос оказывается прямо около моего уха, тёплый и посылающий непонятные мурашки по моей коже. Я становлюсь совершенно сбитой с толку. Не видя его лица, не зная, о чём он думает, и слыша лишь дыхание, которое почти отнимает моё. Что означает это слово? Да, я занят? Или да, ты глупая? Ощущения таковы, что все мои мысли как на ладони.

– Я не понимаю.

– Я сделаю это.

Единственное, что поясняет он. Кажется, в его голосе улыбка, но когда, освобождённая, я поворачиваюсь к Олдриджу лицом, то не вижу ничего. Ни одной эмоции, по которой можно было бы понять, что внутри его головы, или просто посчитать, что теперь я обязана. Меня ничто не держит. Я вольна уйти. Но выхожу в лобби отеля первой и, подойдя к лифту, нажимаю на кнопку вызова. Он спускается со второго этажа в течение словно вечности, а на четвёртый в соответствии с тем, какая цифра загорелась на табло после того, как мужчина слева от меня прикоснулся к нему, и вовсе поднимается ещё дольше. Всё это вместе предоставляет мне возможность передумать. Но я не хочу. Я хочу почувствовать хоть что-то другое. Кроме боли, опустошённости, страдания и жалости к самой себе.

В свете двух прикроватных ламп я вижу закрытую дверь в ванную, мягкий малиновый ковёр, два больших окна, закруглённых в верхней части, шкаф, два мягких кресла с небольшим столиком между ними, и две стены полностью из кирпича. К одной из них и приставлена широкая кровать. Мою спину буквально прожигает пристальный взгляд. К нему присоединяются руки, бережные и внимательные. Опускаясь мне на плечи, они медленно стягивают пуховик с моего тела, словно боятся спугнуть, и я думаю, начинаю чувствовать, что такое вполне может произойти. Что мне, возможно, нужно совсем не это. Не нежность. Что угодно, но только не она.