- Рингельд, чему быть дальше?

- Я смогу жить здесь, - был ответ. - Я ведь тоже была скаутом, Свободный.

- Догадываюсь... - У меня возникло предчувствие, что я совершенно напрасно застёгиваю последнюю пуговицу на пиджаке: ведь я уже стал в этом, чужом эпосе лишним. - У тебя есть план?

- Предание гласит, что неподалеку от Земли скаутов есть гора. На ее вершине растет дерево, дающее съедобные плоды весь год... С этого я начну.

Это дерево мне тоже было известно: крона его возвышается до небес, а корни проникают вглубь преисподней...

- А на мой счёт тот слуга ничего не говорил? - полюбопытствовал я, не более того.

- Он сказал только, что Свободный сможет войти в Инкарнаполис и вынести ребёнка... Сигурда.

Важное правило эпоса: когда дело сделано, волшебные помощники должны исчезнуть, более не обременяя своим присутствием последующий, отнюдь не волшебный быт.

Я посмотрел на валявшуюся у ног Рингельд боевую лапу-клешню, вспомнил о способе полковника Чагина и самого первого воина Хариты Сигурда-Омеги. "Нет! - сказал я себе. - Эта хитрость не нова... и не к случаю".

Не скажу, что решение далось мне легко: вид махровой бездны, черного бельма Вселенной, вызывал холодную дрожь в каждой отдельной клеточке моего тела. Здесь, на ручейке-пороге бездны, я, возможно, приблизился к понимаю "внутренней войны"....

- Прощай, - сказал я Рингельд, более е приближаясь к ней ни на шаг.

- Прощай, Свободный, - с благодарной, и только, улыбкой ответила она, вернее откликнулась...

- Я желаю вам счастья.

-...Не понимаю, Свободный.

- У вас всё должно быть хорошо.

Я хотел было завершить сцену еще более эпической репликой, последним наставлением мудрого волшебника: "Посмотри, Рингельд, не появилось ли из твоей груди молоко?" Но Рингельд, услышав мою мысль, посмотрела на меня еще с большей растерянностью... Пусть все свершится само собой, без лишних намёков, авторство - сказителям будущих эпох.

...Каждому моему шагу навстречу бездна отворачивалась и сопротивлялась... каждая клеточка моего тела сопротивлялась приближению к тьме изо всех сил всех своих молекул. Ничего не болело - всё во мне стонало, бурлил страх тела, живой и тёплой плоти - перед Хаосом... перед зримым небытием.

"Контракт выполнен, господа боги! - прокричал я сквозь внутрителесную бурю - Отпускайте, чёрт вас всех подери!"

Очертя голову - самое точное, буквальное определение моего последнего броска.

Куда?

Я чаял два исхода: в Ничто или в сладостно-жгучий холод родной Манчжурии, в заледеневшую до окаменелости доху, в коченеющее тело, под заунывную отходную шамана...

***

ГИБЕЛЬ ПОСЛЕДНИХ БОГОВ

Планета Земля - Аттилополис - Рим - 445-452 годы от Рождества Христова

...но ударился оземь. По сказочному правилу, полагалось обернуться: "ясным соколом", примеру... Кони и люди разбегались врассыпную, и я, едва оправившись, подумал, что вышло пострашнее "ясна сокола".

Шамана я тоже увидел. Он остался один, кривым пугалом - и весь дрожал. Шаман, таким образом, был. Но не бурятский, а гуннский, до Манчжурии я опять не долетел.

"Здесь-то что опять за долги?" - Досаде моей не было предела.

... ... ...Так я и прожил с гуннами последующие три года, всё недоумевая, в какой капкан угодил по дороге в свой век. Грустный маг войны Демарат и сам царь всея клубящейся без ясных границ Гуннии делали вид, что знали, в какой-такой капкан... Впрочем, грех теперь жаловаться: три года подряд я был вхож в изысканное общество римской политической эмиграции - философы, поэты, Герцен... нет, последний, если память не изменяет мне, родился-явился в свет немногим позже...

Итак, все в ту минуту моего очередного пришествия разбежались. Кроме двоих - кроме остолбеневшего шамана и мага войны Демарата. Он уже шел мне навстречу сквозь варварскую панику - легкой и чуть шаткой походкой. Белая туника сияла до боли в глазах, голубой плащ с алым кантом трепетал.

Я заметил, что пальцы его ног, торчавшие из открытых сапог-эндромид, чисты, как аполлоновы, мои же - варварски черны... Выходило, что я так и не отряс прах мира, погибшего за моей спиной, он прилип ко мне, этот последний прах.

- Привет посланнику богов! - буднично признал меня Демарат.

- Привет Мастеру Этолийского Щита! - ответил я, подозревая, что он стал выше чином, раз ходит, не касаясь грязной земли.

- Можно было ожидать, что ты вернешься, - сказал он, - но не столь стремительно. Последний соглядатай видел тебя за тысячным дорожным камнем отсюда.

- Но не дальше первого гуннского колдуна. - Я кивнул в сторону окаменевшего шамана.

- Чья отметина? - полюбопытствовал Демарат, указав на лампас, запекшийся на моем бедре.

Теперь я сожалею, что сгоряча сделал неправильный жест - ткнул пальцем в небо. Все же вернее было - вниз, в преисподнюю. Но я ткнул пальцем в небо и сказал:

- Там тоже полно гуннов.

Демарат возвёл очи горе и поморщился:

- Я догадывался... Но твой огненный взор?

Я ответил шепотом, под видом шутки:

- Погас... Потушили. - И вспомнил о главном признаке посланца богов: - Мои глаза, как они?

Демарат повел бровью... и ответил в голос, на латыни:

- Этого никто не должен знать... До самой твоей смерти.

Рука его, холодная и крепкая, легла мне на плечо, мы остались друзьями и, может быть, немного заговорщиками.

Аттила принял меня, как только я вновь облачился в варварские одежды.

- Ты должен был вернуться, но не так скоро, - сказал он те же слова. - Последний соглядатай...

За моим ответом направление разговора изменилось, так как моя слегка ухоженная в гуннской эпохе рана была припрятана.

- Я не ошибся, - сказал Аттила. - Что у тебя с глазами?

Мы с Демаратом выразили почтительное недоумение.

- Ты, - Аттила навёл на меня перст указующий, - послан ко мне. - И он перевёл перст на себя, в разинутый рот золотого льва, сочно вышитого на груди в виде большого медальона-фалеры. - Ты нигде не нашел Мага Эона.

Он сделал жест, будто помешал небрежно рукой весь необъятный Хаос, кишевший вокруг его дворца.

- Это так, базилевс, - не дрогнув, ответил я.

- Теперь мы будем искать его вместе, - грозно выговаривая каждое слово, сказал Аттила. - Сядь здесь.

И он посадил меня на раскладной табуретик, по правую руку.

- Стратег, ты привел ко мне верховного прорицателя, - сообщил он Демарату. - Ты свое дело сделал.

Демарат склонил голову с эллинским достоинством... и словно подмигнул мне своим чистеньким большим пальцем правой ступни.

- Базилевс, я не уверен, что способен оправдать твое доверие, - блюдя должностную честность, признался я, когда шаги стратега стихли за дверями.

- Не твое дело оправдываться, - миролюбиво поморщился Аттила. - Свою силу ты уже показал. Довольно. Раз-другой в год ты будешь говорить "да" или "нет". По желанию. Как подскажут тебе боги... Или брюхо. - Тут он в самой величественной Зевсовой позе гулко пустил ветры. - Так будет "да". Разумеешь, великий прорицатель?

Я вышел из дворца очень сытый, чуть-чуть пьяный и - совершенно равнодушный. Никогда - ни до, ни после того дня - я не погружался в столь всеобъемлющую наплевательскую нирвану. Даже Нисе не обрадовался, а кто другой за все эти никчёмные тысячи лет хоть раз кинулся мне на шею и так сердечно пустил слезу. Я только спросил ее между прочим:

- Что скажет Демарат?

- О! Демарат тебя тоже очень любит! - отпустив меня, взмахнула руками Ниса. - Ты как он. Пойдем, у нас теперь очень просторно. Я приготовлю тебе ложе.

- Сожалею, Ниса, - ответил я, ни о чем в ту минуту не сожалея. - Отныне я - цепной пёс базилевса. Вернее, собачка на шелковой подушке.