Подумать только, а ведь когда-нибудь от капли того, что течет по паутине под моей кожей, меня будут бояться так же сильно, как их. Утешает лишь то, что друзья, зная мое истинное происхождение, пока меня не отвергли.

Желание больше узнать о своем наследии и будущих силах вызывает соблазн проникнуть в комнату Лоркана. Наверняка он скроет правду, ведь когда ко мне вернется магия, я стану вновь уязвима перед обсидианом, да к тому же меня вышвырнут из Люче.

Двойная потеря для Короля воронов.

Полагаю, и я ничего особенно не выиграю, разве что…

Поскольку я только наполовину ворон, возможно, обращусь в обсидиановую глыбу только наполовину. Так себе расклад. Если окаменеет нижняя часть, то можно распрощаться с ходьбой. А если верхняя… да, определенно, незавидная участь.

Лоркан наверняка знает, что происходит с полукровками.

Вдруг пол накреняется, а каменная стена перед глазами расплывается.

Я оказываюсь в комнате, полностью уставленной книгами – толстыми кожаными корешками с позолоченным тиснением. Некоторые названия понятны, некоторые явно не на лючинском: с черточками над буквами и посередине слов.

Разворачиваюсь. Где это я, подземный мир меня задери?! Я почти теряю равновесие, когда носа касается черная кожа брони, а спины – жесткая рука. Вытягиваю шею и тяжело сглатываю, встречаясь взглядом с золотистыми глазами.

– Нестерпима разлука, Биокин? – Его запах щекочет кончик носа, как переливающийся на ветру солнечный свет и летние грозы.

Закатив глаза, впиваюсь ладонями в жесткий кожаный нагрудник.

– Отпусти!

Прикосновение к спине исчезает так внезапно, что я отшатываюсь и ударяюсь копчиком о книжный шкаф.

– Как я здесь очутилась?

– В моем сознании? Ты моя пара.

– Твое сознание – библиотека? – Я намерена пропускаю вторую часть ответа мимо ушей.

На его губах появляется улыбка.

– Когда я бодрствую, мое сознание выглядит так же, как место, в котором находится мое тело. Когда сплю, сознание там, куда приводят меня сны.

Хм!

– Каков предел этой самой ментальной штуки?

– Парных уз?

Я бросаю на него испепеляющий взгляд, который, надеюсь, выражает мое отношение к тому, что он упорно использует это выражение.

Его улыбка становится шире.

– Ресничка в глаз попала? – спрашивает он. Я недоуменно хмурюсь. – У тебя левое веко подергивается.

Я широко распахиваю глаза и выставляю вперед подбородок. Новый взгляд, которым я его прожигаю, ничуть его не пугает.

– Каков предел, Морргот? Сосредоточься. Каков размах ментальной связи?

– Парных уз.

– Ментальной связи. – Мое упрямство только забавляет его еще больше.

– Нет никакого предела. Пока бьются наши сердца, мы можем проникать в сознание друг друга.

Что ж, как говорится, мерда!

– Тогда почему Кахол не может проникнуть в сознание Зендеи?

Этот вопрос наконец стирает улыбку с его лица. Выражение становится таким мрачным, что вокруг начинает сгущаться черный дым. Завитки проносятся по воздуху между нами и обвиваются вокруг моих голых икр и лодыжек.

В кои-то веки я не возмущаюсь: в его намерения не входит вывести меня из себя. Вряд ли он вообще осознает, насколько эмоции влияют на его дым.

– Думаешь, она мертва, да?

– Честно, не знаю, но молюсь, чтобы узам препятствовала кровавая печать, которую Мериам нарисовала на своей дочери.

– Кровавая в смысле?..

– Написанная кровью.

Мысль о том, чтобы разрисовывать людей содержимым вен, еще больше скручивает желудок.

– Значит, для разрыва нашей связи нужно, чтобы ведьма-шаббинка капнула немного крови мне на кожу? Или лучше тебе. – Я морщу нос. – От вида крови меня тошнит, за исключением ежемесячных… Впрочем, это совершенно не относится к делу и тебя не касается.

Его дым втягивается обратно в плоть или куда он там обычно девается?

– В общем… – Я потираю кожу на ключице, чувствуя, как краснею, и сосредотачиваюсь на книгах, вместо вернувшейся на губы Лора улыбки. – Мне надо… э-э, идти.

Закрываю глаза и думаю о своей спальне-клетке. Примерно через три с половиной секунды напряженной фокусировки приоткрываю веки.

Лоркан обжигает меня ухмылкой.

– Как мне отсюда выбраться? – бурчу я.

Он опирается стройным бедром о высокий письменный стол, заваленный пожелтевшими картами.

– Достаточно просто захотеть уйти.

Я таращусь на него.

– Только этого мне и хочется!

– Если бы это было так, ты бы уже вернулась в свое тело, Биокин.

Я раздраженно выдыхаю, отчего прядь уже высохших волос подлетает, и думаю о Фебе, ушедшем за едой. Желудок издает глубокое урчание, и звук возвращает меня обратно в мое тело, которое, на удивление, все там же, где я его оставила.

О боги, я покинула свое тело!

Я могу выйти из собственного тела…

Невероятно!

И совершенно нежелательно… Тем не менее воистину невероятно.

Хуже всего, что я не могу рассказать об этом даже лучшему другу: он обязательно спросит, как это у меня получается нырять в чужое сознание, а мне не хотелось бы вдаваться в подробности.

Если подумать, никто не должен знать правду.

Ни единая душа.

Твой отец не любит сплетничать.

Я подпрыгиваю от голоса Лоркана и, прищурившись, оглядываюсь: не перенес ли он ко мне нечто большее, чем голос. Однако мои покои не омрачает ни один ухмыляющийся, покрытый дымом ворон.

Ну а ты?

Разве я произвожу впечатление человека, который откровенничает со всеми подряд?

Нет. Да. Не знаю. Ты не совсем могила.

Со мной твои тайны в безопасности, Биокин. А теперь мне нужно вернуться к планированию следующей войны.

Я фыркаю, пока до меня не доходит…

Погоди! Ты планируешь войну?

А как, по-твоему, растут империи и захватываются троны?

Какой трон ты намерен захватить?

Минует мгновение. Наконец он отвечает:

Твой принц в безопасности. Пока что.

Дверь спальни распахивается с такой силой, что ударяется о стену. Заходит Феб, шатаясь под тяжестью блюда в руках.

– Я принес тебе все, что может душенька пожелать.

Моя душа желает свободы, и никто, кроме короля воронов, не способен мне ее предоставить.

Я стою на пороге гардеробной, живот так набит, что выпирает под тканью чужой рубашки. Рассматриваю ряд вешалок и вереницу обуви. Похоже, Лоркан предусмотрел наряды на все случаи жизни. Платьев столько же, сколько брюк и блузок, и все они в монохромной гамме.

Заглянув в каждый выдвижной ящик, Феб проводит пальцами по платью, полностью сшитому из черных перьев.

– Сногсшибательное.

– Ужасное! Должно быть, ради него общипали множество птиц! – шиплю я. – Лор считает, его вороны лучше фейри, но те хотя бы не делают одежду из кожи собственного народа.

Феб морщит нос, отнимая руку от платья.

– У тебя выдающийся талант портить малину.

– Напомни, почему мы здесь?

– Потому что у тебя пятно от соуса на правой груди. – Он тычет пальцем в упомянутое место, будто я могла о нем забыть, учитывая, как усердно его оттирала. – Оно привлечет внимание во время нашей экскурсии.

– Внимание к чему? К тому, насколько неаккуратно я ем?

Друг ухмыляется.

– К этому тоже.

Я пожимаю плечами.

– Меня больше не волнует, что обо мне подумают.

– Какой ты стала пресыщенной, Пиколина.

– Лишенной иллюзий, а не пресыщенной.

Вздохнув, он поворачивается к вешалкам, хватает черную рубашку, затем достает из ящичка что-то персиковое и блестящее.