Как дерево весной не знает, где вырастут его побеги, так и Жюль не знал, что ему делать. Однако подобно богатству цветочного великолепия, скрывающемуся в каждом бутоне, в нем скрывалась призрачная надежда, которая, как он верил, расцветет весной. И хотя внутренне его по-прежнему сковывала тяжесть, он любил ту внешнюю легкость, ту мнимую беззаботность, которую в нем можно было наблюдать и которую приносило времяпровождение с дочкой. Он прикладывал все усилия, чтобы соответствовать образу, сложившемуся о нем у других.

В солнечные дни Жюль часто лежал с маленькой Флорентиной на траве под дубом. Они наблюдали за ветвями, слегка покачиваемыми ветром. За игрой света, падающего сквозь нежно-зеленую листву и рисующего мерцающие узоры в природе.

Девочка умела радоваться мелочам, которые глубоко трогали Жюля.

Со временем им овладела такая любовь, какой он не ожидал испытать – ни к собственному ребенку, ни уж тем более к чужому. В полном изумлении он наблюдал за тем, сколько всего маленькая Флорентина узнает за кратчайшее время, как каждая эмоция выразительно отражается на ее личике и сколько в нем появляется любви.

Прошлое не вернуть. Что было, то было. Будущее неизвестно. Единственное, что ему оставалось и что он мог делать для других, – это с умом обходиться с тем, что изо дня в день предлагает настоящее. Если мы украдем у кого-то начало или часть его истории – тут Жюль был уверен, – мы задолжаем ему время, полное чудес.

Шарлотта никогда не сможет никому рассказать. Она это знала. Разве кто-то поймет, что она позволила подменить двух детей, чтобы не потерять одного, хоть и не родного, но своего?

Разве мать поймет? Женщина с нереализованным желанием иметь детей? А как воспримет поступок Шарлотты тот, кто никогда не испытывал подобного желания, заставляющего женщину душевно и физически страдать от бездетности? Можно ли объяснить всю широту и глубину понятия материнства тому, у кого нет детей, и кто никогда их не хотел?

Всякий раз, когда Шарлотта думала о девочках, у нее сдавливало горло. Она верила, что обладает сильным стержнем. Что она смелая. Уверенная. Умеет владеть собой. Отстаивать свое мнение. Однако события того дня в родильном доме с полной уверенностью показали, что ни одного из этих качеств у нее нет. Что она слабая и в решающий момент позволит себя шантажировать. И решающий момент настал.

Мысленным взором Шарлотта видела всю безвыходность своего положения и, что самое ужасное: что ей некого в нем винить, кроме себя самой. Она не должна была делать то, к чему ее принудил тот мужчина, судья. Она могла бороться за Антуана честно. Так зачем? Что случилось с некогда сильной девушкой, которую всегда было не так-то просто загнать в угол? События прежних лет превратили ее в бледное отражение самой себя? Или она устала от вечной борьбы? Жизнь никогда ничего ей не давала просто так. Когда очередь дойдет до нее? Если верить словам ее рано ушедшей матери, то очередь дойдет до каждого. Или это лишь то, что внушают себе все, кому это необходимо?

Жили они тяжело, без дохода медсестры, которой Шарлотта так больше и не устроилась. И все же она сохранила некоторое достоинство. Она занялась тем, что ей подходит. Тем, что ей нравится. Тем, во что можно вкладывать душу. Шарлотта вспомнила о своей давней мечте и сняла пустующую оранжерею. Там они вместе с мальчиком выращивали фруктовые деревья, изысканные кустарники, цветы, овощи и различные травы. Больших денег работа не приносила, но пока этого хватало. Пока у Шарлотты не было плана, что делать дальше. К тому же садоводство не отнимало много времени, и она могла заниматься с Антуаном. Во время ухода за растениями, их полива и обрезки она учила Антуана считать. А вечерами у камина – писать и читать.

Она ведь только хотела, чтобы их с Антуаном оставили в покое. В то же время она знала, что в этом мире от них с мальчиком не отстанут. Кто-то придет. Однажды. И попросит свидетельство об усыновлении. Возможно, уже завтра.

Как совершение правильного поступка оказалось неправильным? Разве это не значит, что с миром, в котором она живет, что-то не так?

Шарлотта была из простой семьи и знала, что на жизненном пути постоянно встречаются изматывающие отрезки, прохождение которых требует огромных усилий. Которым свойственно нечто изнурительное, по которым идут без карт, указателей и заранее обозначенных маршрутов, часто даже против собственной природы. Однако она также знала, что такие отрезки неизбежны. И если получается остаться собой, то в какой-то момент даже самые сложные шаги становятся прекрасны в своей последовательности, а отдельные станции объединяются в одну сплошную линию жизни. Поначалу едва узнаваемую, словно теряющуюся вдали, но если удается осознать необходимость отдельных точек или хотя бы принять их и увидеть в них мост к следующему отрезку жизненного пути, то можно оставить после себя неизгладимый след, выходящий за рамки простого, земного. В этом Шарлотта не сомневалась.

О том, чтобы сократить трудный путь и обратиться за помощью к государству, не шло и речи. Наличие у Антуана свидетельства о рождении и отсутствие у Шарлотты документов об усыновлении разрушило бы все ее мечты.

Однако постоянно испытывать страх и сомнения, что Антуана могут забрать в детский дом, было больше невыносимо. Оставался лишь один вариант. Но вскоре Шарлотта засомневалась, возможно ли вообще после всего случившегося построить для них с Антуаном ту новую жизнь, о которой она мечтает. Она чувствовала себя окруженной следами прошлого. Запертой в своей истории, которая, словно зеркало, напоминала некогда уверенной в себе девушке о том, что ей никогда из нее не вырваться.

Она вышла из дома и села на край колодца, глядя вдаль. Пейзаж сверкал в нежном утреннем тумане, словно обещание. Может ли все наладиться?

Жемчужины росы на цветах и листьях. Почти забытый голос, шепчущий, что никогда нельзя подчиняться тому, что было, и тому, что сделано. Что всегда нужно верить в себя и в то, что в любой точке жизни можно стать кем угодно, если только осмелиться и не повторять того, что сбило с правильного пути. Голос, шепчущий в ухо, что жизнь всегда дает возможность загладить свою вину. Пусть часто и не перед теми, кому мы навредили, а перед теми, кто косвенно связан с их судьбой. Со звоном этого обещания в сердце Шарлотта ощутила, как внутри что-то шевельнулось, как что-то укрепилось в ее душе. Она поняла: единственный способ не оступиться на тончайшей грани между интуицией и страхом и не угодить в трусость – снова довериться своему чувству. Чувству, что возможно найти для них с Антуаном новый дом. Убежище. Место для людей, которые нашли внутреннюю родину в другом времени.

Ей нужно положить конец старой жизни, чтобы суметь начать новую. Остаться на том же месте – значит позволить боли и сожалению, словно сорнякам, заглушить свою душу, а так может прорасти лишь стыд и отчаяние.

Подменив детей, Шарлотта неправильно поступила с некоторыми людьми. В судьбы многих она вмешалась. Даже ее жизнь, вероятно, ухудшилась. Теперь ее обязанностью было улучшить хотя бы жизнь Антуана. И она поклялась себе: даже если в поисках дома ей придется объехать с мальчиком весь мир, она это сделает.

Как часто она слышала от своей бабушки: «В молодости мы воображаем будущее, о котором мечтаем. В старости – выдумываем прошлое, которого у нас не было».

Шарлотта не хотела, чтобы ее план оставался мечтой. Ни для нее самой, ни для Антуана. Ей не хотелось в старости стыдиться всей своей жизни.

Этот план не был побегом с целью натянуть на себя образ невинной женщины в другом месте. Его целью была привлекательная жизнь, в которой они и в самом деле смогут пожинать плоды возможностей, чтобы обеспечить Антуану достойное будущее.