ХАРЬКОВСКИЙ ДЕМОКРИТ
Тысяча первый журнал!
Издаваемый Василием Масловичем
___________________________________
Все в ежемесячны пустилися изданья.
И, словом, вижу я в стране моей родной –
Журналов тысячу, а книги ни одной!
____________________________________
Месяц июнь
ХАРЬКОВ,
в университетской типографии, 1816 года
Учреждённый при Императорском Харьковском университете Цензурный комитет, основываясь на донесении читавшего сие Сочинение профессора Ивана Срезневского, печатать оное дозволяет с тем, чтобы по напечатании до выпуска в публику, представлены были в Цензурный комитет: один экземпляр для Цензурного комитета, два для департамента Министерства просвещения, два для Императорской публичной библиотеки и один для Императорской академии наук. Января 7 дня, 1816 года.
Декан Гавриил Успенский*
___________________
I
ПОЭЗИЯ
1
Утаида
(Комическая поэма)
Содержание четвёртой песни:
Рассуждение о блаженстве рифмотворцев относительно их сна – певец отыскивает своего героя в лесу, слушающего песнь неизвестного – самая песнь – просьба незнакомца – он угощает Утая в своей хижине – Утай кушает по-богатырски – очаровывается игрою и пением незнакомца – история незнакомца – Утай в походе.
Нет, рифмотворцы, вы блаженны;
Людей счастливее стократ,
Когда от рифмы утомленны
Вы наконец ложитесь спать!
Уж то-то сладко, сладко спите,
Не поворо̀титесь – храпите!
Кикимора же между тем
Какие сны дарѝт вам всем!
Иному грезится поэту
(Пускай Абрамом будет он),
Что он, окончив песню «Лету»,
Взят музами на Геликон.
Что там сидит он на престоле,
Родной считается царям,
Вконец забыв, что он не боле,
Как жалкий рифмоткач Абрам.
Что поутру, когда проснётся,
Минёт его царева честь.
Своей поэмой он займётся,
И чёрствый хлеб рад будет есть.
А стихотворцу снится Доду,
Что он свою окончил оду
И князю оную поднёс.
Тот сотню дал ему червонных,
Дод от сего подъемлет нос
И презирает всех учёных.
Сидит счастливый день и ночь
И от стола не ѝдет прочь,
На них сатиры длинны пишет,
На них ужасной злобой дышит
И лишь возносится собой.
И дав полёт воображенью,
Надряпав рифм великий строй,
Их предаёт уже тисненью.
И весь свой дрязг – на княжий счёт!
Но полно, затворю-ка рот.
Я что-то очень заболтался,
Я только доказать старался
Сколь рифмотворчий счастлив род,
Как спит он сладко и завидно! –
Мне будет горько и обидно,
Когда кто станет вымышлять
И заключать совсем другое
Да к этому прибавит втрое,
Что будто бы я подсмехать
Хотел тебя, народ почтенный!
Я чтил всегда твой дар священный.
Сказать хотелось только мне,
Что был я сам в подобном сне.
Что спал я эту ночь прекрасно,
И что законом положил
Писать – пока не станет сил
И спать не захочу ужасно.
___
Ну что, Утай, обманщик злой,
Ну как ты ныне поживаешь,
Что думаешь и где гуляешь?
Всё-всё, пожалуйста, открой.
Ты причинил печаль мне многу
И не хотел ты, молодец,
Чтоб сказке был моей конец.
Пустился в дальнюю дорогу.
Ах, если б ты да в эту ночь
Хотя б сквозь землю провалился,
Гулять бы не был ты охоч
И в путь в другой раз не пустился.
Не видишь ты, о, богатырь,
Как я, певец твой, днесь страдаю,
Не слышишь ты, как я ругаю
Тебя, себя – и целый мир!
Не мучь же ты меня, довольно!
Ей-ей терпенья больше нет.
Так делать, право, непристойно,
Открой, пожалуйста, свой след.
Открой – иль Савва, твой читатель,
Большой всех сказок почитатель,
Тебе Херсона предпочтёт,*
Наморщится и прочь пойдёт.
