Нет, она была бы рада приютить у себя и Кэтрин и ее ребенка. Но не в нынешней ситуации. Где она возьмет деньги для обеспечения троих человек, один из которых ничего не способен делать самостоятельно, если расследование затянется или, того хуже, выяснится, что она была не права? Думать об этом Энн тоже не очень-то хотелось, и она предпочла поразмышлять о том, что приготовить из минимума находящихся в холодильнике продуктов и как было бы здорово пригласить на ужин Фредерика, дабы блеснуть своими кулинарными талантами.

Ей уже словно наяву виделись свечи и чудный торт «Мороз и солнце», облитый горящим ромом, но при этом наполненный мороженым, как вдруг все чудные видения были втоптаны в грязь.

В данный момент в роли грязи выступил все тот же сержант Гроувер. Он сидел под дверью Энн и прижимал к себе нежно, словно ребенка, толстый альбом для вырезок.

– А я уже вас заждался! – радостно сообщил Седрик, потирая спину.

– А вот я вас не ждала, – довольно грубо отозвалась Энн.

– Позволите войти? Очень пить хочется.

– Не позволю! У меня сейчас финансовые проблемы. И так нечем платить за воду...

Она сердито открыла дверь и одним только взглядом пригвоздила Гроувера к порогу.

– Ну что я вам такого сделал?! Это же моя работа! Думаете, мне очень нравится следовать за вами тенью?

– Думаю, не нравится. Вот и не утруждайте себя!

– А я вам тут альбомчик принес. Почитайте.

– На ночь, что ли? – удивилась Энн.

– Кому другому я не советовал бы читать такое на ночь, но вам будет очень полезно, – язвительным тоном, совсем как голосок в сознании Энн, сказал сержант. – Вы ведете себя совершенно безрассудно, и это когда вам угрожает смертельная опасность! Вы же совсем не знаете Фредерика Стрейта!

– Вы тоже его не знаете. До свидания!

Энн захлопнула дверь прямо перед носом Гроувера. Но он изловчился и успел забросить в квартиру странный альбом. Энн поняла, что этот раунд проиграла: все же ей было ужасно интересно, что же такое собрано в этом альбоме? Вдруг что-то о Фредерике?

И почему сегодня все в один голос говорят, будто Фредерик – маньяк? – устало подумала Энн. Так и поверить можно...

Она взяла альбом и принялась листать его. Но на лице Энн тут же появилось брезгливое выражение.

Как хорошо, что я не читаю бульварную прессу! – облегченно подумала она, выбрасывая альбом в мусорную корзину. Надо же, печатать такие снимки в газете! Уму непостижимо!

Энн поспешила вымыть руки, будто прикоснулась к чему-то ужасно грязному.

Нужно все-таки пожаловаться начальнику Седрика. Подумать только, собрать в один альбом все фотографии и статьи о серийных убийцах! Какие же мерзкие снимки!

Энн поспешила на кухню, чтобы налить себе чаю. Она искренне надеялась, что чашка горячего ароматного напитка позволит ей подумать о чем-то другом. Но на кухне Энн поджидал очередной сюрприз от Седрика Гроувера: огромный кроваво-красный том под названием «Самые кровавые и опасные маньяки двадцатого столетия».

И когда только Седрик успел его подбросить? Надеюсь, там нет ничего о человеке по имени Фредерик Стрейт! – мрачно пошутила Энн и отправила книгу вслед за альбомом: та попала с трех метров точно поверх альбома.

Там ей и место! – удовлетворенно подумала Энн.

Ночью она спала просто великолепно.

Энн уже тридцать минут размешивала сахар в давно остывшем чае. Чай она решила попить только из-за того, что больше нечем было заняться, а тревожные мысли не давали ей покою.

Вот уже три дня Фредерик не давал о себе знать.

Она тяжело вздохнула и обвела рассеянным взглядом сияющую чистотой кухню. Впрочем, во всей квартире Энн теперь был порядок. Она наконец-то добралась до кладовки, забитой всяческой ерундой, разобрала одежду, безжалостной рукой выкинув все немодное и неудобное, и теперь шкаф стал закрываться. Энн даже испекла для сестры ее любимый торт из пятнадцати коржей! Но вот ее фантазия иссякла, книги не привлекали, телевизор Энн на дух не переносила, от компьютера ее тошнило уже довольно давно, Фредерик по-прежнему не звонил, и заняться было решительно нечем.

Впрочем, если бы Фредерик просто пропал, Энн, может быть, не так сильно мучилась бы. Ну мало ли какие у человека могут быть дела?!

Какими бы дела ни были, позвонить можно всегда! – в сотый раз подумала Энн.

В сотый же раз она вздохнула и с тоской посмотрела в окно. Чай пришлось вылить, уж слишком гадким получился прохладный сироп, в который Энн умудрилась превратить его за полчаса. Теперь она могла вновь поставить чайник, вновь дожидаться, когда же он закипит, вновь засыпать заварку и размешивать сахар.

Так и с ума сойти можно! – сердито подумала Энн. Если бы Фредерик просто пропал, если бы при этом Седрик не появлялся, словно чертик из табакерки...

Энн в последние дни казалось, будто сержант Гроувер преследует ее. Куда бы Энн ни пошла, везде она встречала Седрика и могла прочитать на его лице что-то вроде: «Ну и кто оказался прав?». Больше всего Энн в эти моменты хотела врезать по довольной физиономии Гроувера.

А когда в супермаркете банки с консервированными ананасами неожиданно разъехались в стороны перед лицом Энн, открывая чудный вид на довольную физиономию Гроувера, Энн поняла, что она на грани. И сержант умудрился заставить ее пересечь эту грань. Он сказал всего одну фразу. И это было даже не «ну и кто оказался прав?», фраза была гораздо длиннее:

– Личности с психическими расстройствами и склонностью к депрессивным состояниям, каковыми и являются серийные убийцы, после эмоционального подъема впадают в крайнюю степень депрессии, и в эти моменты они часто запираются от всего внешнего мира, – с довольным видом процитировал он учебник по криминалистике или психологии преступников, это Энн было совершенно безразлично. – Мистер Стрейт уже три дня не объявлялся?

Это оказалось последней каплей. Энн мило улыбнулась и неожиданно не только для Гроувера, но и для самой себя ударила сержанта точно по центру довольно ухмыляющегося лица. Судя по звуку, это был чистый нокаут.

Она спокойно взяла банку ананасов и отправилась к кассам. Энн было совершенно безразлично, как себя чувствует сержант. Ей было плевать на весь этот мир. Она знала только одно: Фредерика нет уже три дня.

Очередная чашка чаю оправилась в раковину, и Энн поняла, что, если она повторит процедуру заваривания чая еще раз, разум может и не выдержать. Отправляться в психиатрическую клинику в планы Энн не входило.

Она еще раз тяжело вздохнула и сняла трубку.

– И что у тебя стряслось на этот раз? – весело поинтересовалась Клер.

– Мне так неловко! – Энн почувствовала, что краснеет.

Она опять не удосужилась позвонить подруге, когда у нее все было хорошо.

– Не нужно рвать на себе волосы. Для чего существуют друзья? В том числе и для того, чтобы позвонить им и пожаловаться. Выкладывай!

– Помнишь, я тебе рассказывала об искусствоведе Фредерике Стрейте? Он оценивал коллекцию Кристофера Ланкастера, моего дяди.

– С которым ты целовалась и тебе это понравилось? – уточнила Клер. – Помню, а как же! Если уж ты так вцепилась в Боба, не познакомишь?

– Не познакомлю.

– И почему же? Жалко? Или вы зашли дальше невинных поцелуйчиков под портретом дядюшки?

– Мы еще никуда не зашли. И, я чувствую, не зайдем. Клер, он уже три дня не появляется... – проскулила Энн и расплакалась.

– Эй, что это с тобой?! Какое тебе дело до этого искусствоведа? У тебя есть Боб, в конце концов. Кстати, вы объявите о своей помолвке или нет?!

– У меня уже нет Боба! – сообщила Энн. – Он есть у Кэтрин, хотя она и не хочет выходить за него замуж, несмотря на то что ждет от него ребенка. У меня, как выяснилось, глупая сестра. Даже видеть не хочет Боба. А я хочу видеть Фредерика!

– Кажется, я пропустила что-то существенное. – Судя по тону Клер, Энн все же удалось удивить ее. – Рассказывай все по порядку, а то я уже запуталась в этом мексиканском сериале!