— Не стоит меня бояться. Чего ради мне тащить тебя в Трибунал, если и сам я — колдун?
— Ты? — Брови Роба удивленно поднялись, а затем нахмурились. — Ну, пожалуй, ты и вправду не выглядишь судьей.
Ноздри Курика раздулись от отвращения.
— Только не судьей.
— Судьи ищут колдунов, — вмешался Дикон, — чтобы убить их.
— О, я ищу колдунов совсем не для этого, — заверил Курик братьев, качая головой. Он откинулся к стене, в темноте глаза мерцали как звезды. — Я их нанимаю.
Братья только заморгали в ответ, гадая, не ослышались ли они. Затем во взгляде Дикона промелькнула догадка.
— Так ты из людей принцессы? — развязно спросил он. — Народ тут в городе не жалует ее. Говорят, она пыталась убить короля с помощью своего брата, принца Николаса.
Курик едва удержался от довольной усмешки. За те восемь лет, что Мудрец правит островом Саре, он добился многого, но такой поворот следовало признать гениальным ходом. Весь прошедший год Атайя Трелэйн, бесспорный лидер лорнгельдов на материке, призывала их не поддаваться законам, запрещающим применение магии, и отказываться от церковного обряда отпущения грехов. Однако после того как она отказалась поддержать восстание против короля Кайта, заявив, что хочет лишь отменить законы, направленные против магии, Мудрец все время искал способы опорочить принцессу в глазах ее приверженцев. Известно, что его заклинание, наложенное на Николаса, не достигло цели — Дарэк так и не сделал тот единственный глоток отравы, который принц предложил ему, — но дело сделано. Атайя опорочена — а это верный путь к сердцам разуверившегося народа Кайта, где Мудрец со временем займет ее место.
Если только он не разрушит себя до того, как это произойдет. Непрошеные мысли мелькнули в голове и задержались там. Курик вспомнил, в каком состоянии находился Мудрец, когда он отплывал в Кайт. Мудрец уверял своих людей, что знает все об опасностях, которые таит в себе заклинание блокировки, а болезнь и безумие — да, и безумие тоже, — вполне можно предотвратить. Однако насколько мог судить Курик, Брандегарт страдал от воздействия своей запечатанной магии гораздо дольше, чем ожидал, и в любой момент может погибнуть. Какие бы новые магические знания ни обрел впоследствии его господин, Курик серьезно сомневался в том, что ради них стоило так безумно рисковать.
— Слыхал я об этой авантюре принцессы, — небрежно отвечал Курик, стараясь не выдать собственных опасений. — Но, по правде сказать, я никогда даже не видел Атайю Трелэйн. Я служу другому господину — колдуну с гораздо большей силой и возвышенными стремлениями, чем у вашей принцессы-отступницы. — Курик бросил взгляд в сторону Роба. — Он принесет всем вам великое благо, если ты и подобные тебе помогут ему.
— Но как? Семейная ферма — все, что я видел в жизни.
Не успел Курик ответить, как над ним склонилась служанка, наполняя кубок и выставив на обозрение роскошный бюст. Курик едва не подпрыгнул, когда женщина заговорила, — он и не предполагал, что она так близко.
— Желаете чего-нибудь еще? — спросила служанка, безмолвно, одними глазами давая понять, что предложение включает в себя не только выпивку и еду.
Внезапно Курик заподозрил в ее поведении что-то неладное — женщина словно никак не могла решиться спросить о чем-то важном. Кроме того, в ее развязности ощущалось нечто искусственное, какая-то холодность… и едва заметная доля страха.
— Не сейчас, спасибо.
Служанка пожала плечами и без дальнейших пререканий удалилась, окинув беглым взглядом Роба и Дикона. На нее натолкнулись двое дерущихся и опрокинули на пустой стол. Бормоча проклятие, служанка выплеснула остававшуюся в кувшине муть им на головы.
— Так вот, — продолжил Курик, — мой господин хочет править Кайтом, и чтобы достичь этого, он нуждается в армии. Он придет, друзья мои. Уже скоро. И те, кто поддержат его, будут щедро вознаграждены. А прочие — погибнут.
— Так ты призываешь меня повернуть против короля? — одними губами прошелестел Роб, не осмеливаясь произнести подобное даже шепотом.
— Король и его слуги уничтожат тебя только за то, что ты колдун, — резонно возразил Курик. — И этим людям ты собираешься хранить верность? Самое большее, чем они вознаградят тебя, будет скорое отпущение грехов.
Страх вновь появился в глазах Роба, и Курик тут же использовал его в своих целях.
— Так это и есть то, к чему ты стремишься? Твоя семья и друзья соберутся в церкви, чтобы увидеть, как ты выпьешь чашу с ядом, причем большинство из них будут убеждены, что и впрямь присутствуют при некоем таинстве. Да, я знаю, ваши священники говорят, что магическая сила идет от дьявола, и победить его можно, лишь отдав наши жизни Богу. — Курик издевательски хмыкнул. — Они утверждают также, что истинно благочестивый человек не должен снимать панталоны ни днем, ни ночью, — какая глупость!
Что обещает Атайя? Жизнь — то, чем вы и так обладаете. Мой хозяин предлагает богатство, силу и почести для всех своих слуг. — В глазах Курика ясно отражалось осознание того, что доля его, одного из самых верных слуг Мудреца, в грядущих почестях будет немалой. — А если вы все-таки откажетесь, ну что ж… Почему бы вам не присоединиться к сторонникам Атайи? Ее люди прошлой зимой умирали от голода, и я не думаю, что сейчас что-нибудь изменилось. После того как они отказались сражаться, им осталось только попросить Трибунал прийти и перерезать им глотки. Мудрец предлагает вам пищу, деньги и теплую постель, а не палатку в лесу и сушеное мясо на обед.
По тому, как задумчив и молчалив стал Роб, Курик понял, что юноша заинтересован. Высокие идеи, конечно, хороши и правильны, но привлечь массы народа на сторону Мудреца может только обещание таких простых вещей, как кров и еда.
— Люди Мудреца не будут бездействовать, — продолжал он опутывать Роба сетями славы. — Наша армия завоюет все, чего заслуживает. У Мудреца сотни хорошо обученных магов — магов, умевших пользоваться своими заклинаниями еще до того, как Атайя появилась на свет! Наша сила делает нас особенными, а вовсе не проклятыми. Мы лучше обычных людей, и мы должны управлять ими! Это Божья воля и это то, для чего нам дан наш дар!
— Но постойте! — хрипло воскликнул Дикон.
— Нет, мы даже не лучше обычных людей, — быстро добавил Курик, осознав, что для людей неблагородных речь его прозвучала, пожалуй, чересчур возвышенно. Нельзя позволить, чтобы Роб попал под влияние брата. — Мы не лучше их, мы — другие. Лорнгельдам присущ особый дар — дар, встречающийся только у святых и ангелов… и у самого Всевышнего. Принцесса, конечно, обладает магической силой, но она не верит в святость дара своих людей. Она недостойна вести нас, Роб. Только Мудрец может быть нашим правителем.
Курик завершил свою проповедь. Он понимал, что Робу необходимо время, чтобы осмыслить сказанное. Дикон хмурился в замешательстве. Принцесса Атайя проповедует святость магии, но вряд ли Дикону под силу осознать практическую сторону этого утверждения. Верить в божественное происхождение магии — одно, а знать, что твой младший брат является неким небесным созданием, — совсем другое.
Не успел Роб ничего ответить, как Курик внезапно осознал, что в таверне наступила такая мертвая тишина, что можно было услышать бурчание в животе человека, сидящего за столиком на другом конце комнаты. Даже отпетые негодяи, сцепившиеся в драке, остановились, а повисшие над ними винные испарения как будто рассеялись. Курик осторожно бросил взгляд через плечо. Все завсегдатаи таверны застыли, словно каменные статуи, как если бы сам король со своей свитой, а не тощий священник с двумя вооруженными охранниками внезапно возник в проеме дверей. Один из охранников жадно облизывал губы, как будто собирался пожрать добычу, а не арестовать виновного.
Обвиняющий взгляд священника словно тупая бритва заскользил по таверне. Черная мантия с изображенной на ней кроваво-красной чашей, используемой при обряде отпущения грехов, безошибочно выдавала в нем судью Трибунала. Заметив Курика и его собеседников, священник медленно двинулся по направлению к ним, перешагивая через пивные лужи и остатки грубой пищи. Прочие посетители безмолвно возносили благодарственные молитвы, ибо на сей раз ангел смерти миновал их. Под недружелюбным взглядом священника, призывающего их заняться своими делами, люди возвращались к напиткам и картам, хотя и без прежнего оживления.
