Принцесса любезно кивнула. Она рассеянно подумала, что Дарэк уже не впервые беседует с мастером Хедриком наедине, возможно, ища совета, который гордость не позволяет ему просить у нее. Если дело обстоит действительно так, то это лучший признак того, что король медленно пытался понять, что представляют собой ее люди, совсем как Кельвин — пусть и с гораздо большим энтузиазмом — много лет назад.

Справа от принцессы на табурете перед письменным столом сидел Николас, подобрав под себя ноги, одетый как приличествует принцу, однако его туфли из превосходной кожи были небрежно отброшены в сторону. Кончик языка слегка высунулся наружу, а принц выцарапывал ряд букв на листке пергамента, особенно стараясь не посадить кляксу.

— Привет, Атайя, — сказал он, подняв глаза.

Принцесса вздрогнула, решив, что Николас узнал ее, но отсутствующее выражение глаз сказало ей, что это приветствие вовсе не является признаком того, что его память вернулась, — просто принца, как попугая, научили повторять ее имя.

— Мастер Хедрик снова учит меня буквам, — продолжил он. — Неужели я когда-нибудь выучу их? Это так тру-удно.

— У тебя все получится, Ники. Хедрик превосходный учитель — во всех смыслах.

Принцесса послала ему поощрительную улыбку, а Николас вернулся к прерванной работе. Атайя постаралась подавить тупую боль в сердце, всегда возникающую, когда она смотрела на принца.

— Как его успехи? — спросила Атайя Хедрика.

Ей гораздо больше хотелось узнать, как далеко продвинулся Дарэк, но принцесса ограничилась вопросом об успехах Николаса.

— Честно говоря, неплохо. Принуждающее заклинание ограничивает его способности к чтению и письму, и я вынужден был снова учить с ним алфавит, но он схватывает на лету. Мне кажется, возвращение домой поможет принцу вспомнить многое гораздо быстрее. Это напомнило мне кое-что, — произнес Хедрик с беспокойством, — прошлой ночью Николас говорил о каких-то книгах, которые он взял из библиотеки Родри и отправил одному из людей Мудреца. Вы что-нибудь знаете об этом?

Атайя уже хотела было отрицательно покачать головой, но внезапно остановилась.

— Постойте, лорд Джессингер упоминал что-то о книгах, когда приезжал в мой лагерь прошлой зимой, но я так беспокоилась за Николаса, что совсем забыла об этом. Отправка книг могла быть частью принуждения. — Атайя прислонилась к дверному косяку, внезапно почувствовав необходимость опереться на что-нибудь. — Мне это не нравится. Идеи Мудреца и без того достаточно опасны, чтобы разбавлять их замыслами Родри. Впрочем, — добавила принцесса, — Мудрец никогда не упоминал о книгах и, кажется, не использовал их. Он получил книги незадолго до того, как его магические силы были запечатаны, так что, может быть, после того просто забыл о них.

Хедрик слегка пожал плечами — что ж, оставалось только надеяться на это.

— Джейрен уже встал?

— Несколько минут назад. Он не слишком доволен тем, что остается, но, по-моему, понимает, что путешествие принесет ему больше вреда, чем пользы. Джейрена мутит, когда он просто пытается сидеть, так что мысль о трехдневном путешествии в карете по ухабам не кажется ему особенно соблазнительной.

— Мы должны вернуться не позже, чем через неделю, — сказал Дарэк Хедрику, провожая Атайю до двери. Я сказал капитану Парру и гвардейцам, что если во время нашего отсутствия возникнут какие-либо проблемы с людьми Мудреца, то он сам и его гвардейцы поступают в ваше распоряжение и обязаны повиноваться вам, как мне самому.

Если Хедрик просто спокойно склонил голову в знак согласия, успешно подавляя свое изумление, если вообще испытывал таковое, то Атайя едва не упала, споткнувшись о порог.

— Что ты сказал?

— Вот именно, — отвечал Дарэк с гримасой на лице. — Можешь вообразить, как посмотрел на меня капитан. Если раньше он думал, что я попал под влияние одного из твоих заклинаний, то теперь вряд ли в этом сомневается. Однако если уж мы заключили союз, я должен пользоваться его преимуществами. Даже мой весьма способный капитан вынужден был признать, что не ему равняться с Мудрецом — особенно после Эристона. Ну что же, вперед, — сказал Дарэк, быстро пересекая зал. — Если доберемся до Кайбурна раньше Мудреца, у нас есть надежда спасти город.

Благодаря превосходной погоде и сухим дорогам путешествие до Кайбурна заняло меньше трех дней. Подобная скорость радовала Атайю, так как наконец-то они расстались с опозоренным архиепископом Люкином, путешествовавшим в отдельной карете позади них. Архиепископ был помещен в свой городской дом, расположенный в зажиточном западном районе города, так и не дождавшись от короля даже прощального слова.

— За ним нужно присматривать, — пробормотала Атайя, когда обширная черная мантия архиепископа последний раз возмущенно мелькнула в украшенных богатой резьбой парадных дверях его дома.

Дарэк сделал знак кучеру двигаться дальше, а сам откинулся на подушки, покачав головой.

— Никогда бы не подумал, что ему хватит смелости задумать подобное. — Король бросил взгляд в занавешенное окно, словно чтобы убедиться, что Люкин не следует за ними по пятам. — Я даже не мог себе представить, — внезапно добавил он, повернувшись к Атайе, во взгляде застыло нечто похожее на мольбу, — даже не предполагал, что у него на уме.

Странное чувство некоей общности заструилось по венам принцессы.

— Я никогда и не думала, что ты мог знать об этом, — отвечала она, удивленная тем, что говорит подобное Дарэку, не меньше, чем тем, что тот слушает ее.

Новость о приезде короля достигла города гораздо раньше самого Дарэка, поэтому, когда королевская карета пересекала западный мост, направляясь к центру города, каждое окно и дверь были забиты горожанами, надеющимися взглянуть на короля хоть краешком глаза. Атайя подозревала, что горожане рассчитывали увидеть редкое зрелище, которое представлял собой король, открыто появляющийся в компании своей сестры.

Когда карета пробиралась к соборной площади, Атайя заметила необычайно большое количество повозок и карет, трясущихся по булыжной мостовой и доверху нагруженных сундуками и корзинами. Это были вовсе не торговцы, перевозящие свой товар, внезапно поняла принцесса, — люди бежали из города. Те, кому было куда бежать, добавила принцесса про себя, заметив, что в основном беженцы представляли собой самых зажиточных горожан, владеющих сельскими поместьями. Хотя изредка попадались люди, которые направлялись к городским воротам, прихватив с собой лишь несколько тряпок, увязанных в узел. Они испытывали единственное желание — оказаться подальше от Мудреца.

— Похоже, все они в курсе тех слухов, о которых говорил Мэйзон, — заметила принцесса. — Или слышали что-нибудь о разведчиках, замеченных возле Халсея Адамом Грайленом.

Когда карета въехала на соборную площадь, лейтенант Бернс, правая рука капитана Парра, быстро доложил Дарэку о том, что удалось узнать заранее посланным разведчикам.

— Шериф говорит, что примерно четыреста людей Мудреца были замечены вчера около деревни Лифорт, к югу от города.

Он также рассказал, что люди бегут из города, опасаясь за свои жизни.

— Только четыреста? — спросила Атайя, бросив на брата насмешливый взгляд. — Не хочу себе льстить, но даже в моем лагере достаточно людей, чтобы дать бой такому количеству врагов. Если Мудрец действительно хочет уничтожить нас, почему он не привел целую армию? Под его знаменами собраны тысячи людей.

Дарэк беспокойно пожал плечами.

— Ты всегда отмечала, что он достаточно высокомерен. Может быть, он просто недооценил количество твоих колдунов?

Атайя сомневалась, что дело обстоит так просто, но ничего не ответила, так как Дарэк вышел из кареты и движением руки поприветствовал своих подданных. Когда король обернулся, чтобы подать ей руку, принцесса внезапно поняла, что все взгляды и перешептывания толпы относятся к ней одной. Атайя почувствовала себя уродцем, выставленным на деревенской ярмарке. Однако по сравнению с ее прошлым пребыванием в Кайбурне взгляды горожан заметно потеплели — сегодня они смотрели на принцессу с восхищенным любопытством, так как ныне Атайя была другом и союзником короля, а не преследуемой законом преступницей. Поэтому люди были довольны знаками королевского внимания, которые оказывал ей Дарэк, и совсем не собирались, как в прошлый раз, забрасывать принцессу гнилыми фруктами. Этому определенно способствовал и внешний вид принцессы. Сегодня Атайя была одета не в изорванную и заляпанную чернилами юбку, но в соответствующее рангу ее брата воздушное одеяние из бледно-серого шелка, отделанное серебром. Тонкая белая вуаль обрамляла лицо принцессы, делая ее похожей на раскаявшуюся послушницу, а не на изменницу и отлученную от церкви преступницу.