Мудрец протянул Атайе руку, молчаливо надеясь получить поцелуй, но принцесса грубо оттолкнула ее, одновременно испуганная и разгневанная.

— Не стоит бояться, Атайя, — сказал он, сухо усмехнувшись. — Я не собираюсь быть настолько грубым, чтобы принуждать вас силой. Однако когда вы станете моей женой, вашей обязанностью — и довольно приятной, клянусь вам, если верить Дриане, — станет наполнять детскую маленькими адептами. Мы сами сделаем их такими, — добавил Мудрец с таинственным видом, — если Господь откажет нам в этом.

— Вы превзошли самого себя, Брандегарт, — произнесла принцесса, настолько пораженная его безумными и высокомерными устремлениями, что даже не почувствовала себя рассерженной. — Вы слишком многого хотите, а в результате все ускользнет из ваших рук.

— Не так уж и многого я хочу, — бойко отвечал он, — а вот вы уже остались с пустыми руками. Так почему бы не рискнуть?

Атайя отвернулась от него.

— Я никогда не пойду на это.

— Конечно же, не пойдете, — насмешливо отвечал Мудрец. — А принц Николас никогда не клялся мне принести книги Родри и не предлагал кахнил королю. Вот что я скажу вам, — произнес Мудрец, и все его легкомыслие улетучилось, — ваши желания можно и изменить… а вы даже не почувствуете разницы.

После этих угрожающих слов Мудрец пробормотал заклинание перемещения и в мерцающей дымке и звездном свете исчез из комнаты. В других обстоятельствах Атайя сочла бы его уход довольно впечатляющим.

— Чего-нибудь желаете, миледи? — спросил Тулис, все еще почтительно медливший в дверях.

Атайя послала ему исполненный ненависти взгляд.

— Я желаю, чтобы дьявол убрался отсюда, — огрызнулась принцесса. Сжав руки в кулаки, она свирепо уставилась в то место на полу, где минуту назад стоял Мудрец. — Однако, кажется, — добавила она язвительно, — он уже покинул нас.

С неловким видом Тулис удалился, бормоча нелепые пожелания приятного пребывания на Саре.

Наконец-то оставшись одна, Атайя подошла к кровати Дрианы и бросилась поперек нее, измученная и удрученная до слез. Принцессе хотелось забыться сном без сновидений и отыскать убежище, где Мудрец со своими безумными планами не сможет найти ее. Сегодняшний вечер казался ей ужасным повторением той ночи в подземелье, когда жизнь Тайлера находилась в руках Родри. Но сегодня на весах была не жизнь одного человека, а судьба всего Кайта. Ее решение изменит ход истории — и вновь принцессе предстоит выбирать, останутся ли в живых ее любимые.

Родри нужна была сила Атайи, Брандегарт хотел ее душу. И если бы принцесса могла здраво оценить свое положение, она поняла бы, как велики его шансы заполучить желаемое.

— Делай свой выбор, — бубнил Курик, стоявший слева от Мудреца в своей черной с серебром ливрее.

Его голос был вялым и тусклым. Все в зале, включая самого Мудреца, давно уже потеряли счет тому, сколько раз за день Курик произнес эти слова. Уже в первые дни нападения на Делфархам стало очевидно, что Мудрецу удалось подчинить себе город. Последние из сопротивлявшихся были окружены и захвачены и сейчас ожидали встречи с правосудием Мудреца.

— И прежде чем ответить, подумай более тщательно, чем твой предшественник, — посоветовал Мудрец своей истерзанной жертве. Чувствуя себя уже полноправным властителем Кайта, Мудрец раскинулся на троне Дарэка в Большом зале, неумолимо сверля глазами стоящего перед ним пленника, облаченного в испачканные кровью лохмотья, оставшиеся от темно-красного гвардейского мундира. — В тебе нет зерен магической силы. Мне не нужна твоя жизнь, если только ты не поклянешься служить мне.

Глаза пленника стрельнули направо, где полуобнаженное тело наставника Мобарека болтаюсь на стропилах, лицо было искажено продолжительной агонией, предшествовавшей смерти старика. И если жуткий вид повешенного священника еще недостаточно убеждал тех, кто собирался принести клятву верности Мудрецу, то зрелище распоротого живота наставника, его внутренностей, выпавших на каменные плиты пола и представлявших собой жуткую пародию на перерезанную пуповину, заставляло их осознать, что Мудрец способен осуществить свои угрозы.

Заметно побледнев, пленник закрыл глаза и сглотнул.

— Я… хорошо. Я клянусь.

— Будь ты проклят, Джеймс! — послышался гневный голос. — Ты же клялся королю, а не этому кровожадному узурпатору!

Послышался громкий шлепок от удара рукой в перчатке по голому телу — голос замолк.

— Скажи целиком, — потребовал Курик.

Услышав проклятие товарища, пленник задрожал, но заставил себя выговорить вероломные слова:

— Я в-веряю тебе свою душу и тело и обещаю служить и защищать тебя до последних дней моей жизни.

Курик схватил руку пленника и уколол его указательный палец иглой, затем выдавил большую каплю крови в наперсток с чернилами.

— Подпиши здесь, — объяснил Курик. Он подал пленнику перо и подтолкнул к раскрытой книге, лежащей в дальнем углу стола. — Или поставь крест, если не умеешь писать.

Дрожа так, словно он собирался заложить свою душу самому дьяволу, пленник, спотыкаясь, подошел к столу и нацарапал разбавленными кровью чернилами свое имя. Голубоватое свечение охватило руку пленника, когда он писал, вскоре исчезнув на бумаге, скрепляя его клятву более прочно, чем чернила и те слова, которые он произнес ранее.

— А ты гораздо умнее, чем этот ваш почтенный наставник, — мягко заметил Мудрец, бросив мимолетный взгляд на жуткую картину слева от него. — Не то чтобы я собирался принять его клятвы, хотя он определенно с радостью принес бы их… Нет, я не собираюсь оставлять в живых тех, кто именем Бога занимался охотой на колдунов. Но тебе, — продолжил он, — я обещаю свою твердую поддержку, пока я жив и правлю здесь. — Ритуальный обмен обещаниями завершился, и Мудрец резким движением велел стражникам увести пленника. — Но не смей предавать меня, — предостерегающе добавил он. — Твоя подпись, сделанная кровью, навеки привязала тебя ко мне. Если ты предашь меня, то я смогу, если пожелаю, сделать так, что ты будешь молить о собственной смерти.

Прежде чем заняться следующей парой пленников, Мудрец потребовал питья, чтобы смочить горло. Толстые каменные стены давали достаточную защиту от палящего зноя конца июля, однако, несмотря на это, некоторые колдуны время от времени вынуждены были накладывать легкие заклинания ветра, чтобы сделать воздух менее спертым и давящим. Сводчатый потолок испещряли следы ведьминого огня, от него в комнате становилось еще жарче. Тонкая мелодия флейты нежно струилась из фарфорового горшочка, стоящего на краю помоста, успокаивая присутствующих и своим нежным звучанием внося неуместную ноту в мрачную атмосферу совершавшейся процедуры.

Молодая женщина поставила на стол стакан вина, ее тонкая правая рука слегка дрожала, видимо, женщина не могла решить — подать стакан или выплеснуть его содержимое в лицо сидящему перед ней мужчине.

— Спасибо, Дриана, дорогая, — проговорил Мудрец, совершенно игнорируя пылающую ненависть в ее глазах.

Возможно, Брандегарт воображал, что, когда он выгнал Дриану, несчастная женщина с разбитым сердцем должна была утопиться в море. Поэтому он не на шутку разозлился, когда обнаружил Дриану, обосновавшуюся среди его врагов. Брандегарт находил особое удовольствие в том, чтобы сохранить Дриане жизнь и оставить прозябать в рабстве, дав ей испить до дна горькую чашу унижения.

— А ну-ка сотри хмурое выражение со своего хорошенького личика, Дриана, — поддразнил ее Мудрец, ущипнув за щеку. — Кровь Господня, ты выглядишь кисло, как вдовствующая королева! Берегись, а не то я отошлю тебя в монастырь Святого Джиллиана, где ты присоединишься к ней.

— Прошу тебя, сделай это, — отвечала Дриана горько, — я предпочту оказаться запертой вместе с престарелыми монашками, чем страдать здесь, рядом с тобой. — Взгляд Дрианы невольно скользнул по изувеченному телу наставника, и, содрогнувшись, она отвернулась. — Ты жестокий и отвратительный человек, Брандегарт, ты не только не достоин стать королем Кайта, ты не способен быть даже Мудрецом острова Саре. Надеюсь, что Атайя убьет тебя, — добавила Дриана, глядя со скорбью и гневом на то, во что превратился Мудрец, — и что она поторопится сделать это.