Тишина длилась несколько мгновений, а затем Баллас резко двинул Каллена кулаком в лицо. Удар был силен: Каллен отшатнулся, однако устоял на ногах. Размахнувшись подносом, он заехал им Балласу по лбу. Баллас охнул. Перед глазами заплясали разноцветные искры. Он подался назад. Кровь потекла по лицу: твердый край подноса разодрал кожу на лбу. Баллас утерся ладонью, но тут же вновь набежавшая кровь залила глаза. Баллас выругался. Снова стерев кровь, он увидел, что Эгрен Каллен кинулся к груде одежды, сваленной на дальнем конце кровати. Баллас прыгнул за ним. Каллен схватил штаны и выдернул из ножен на поясе длинный тонкий стилет. Баллас подскочил сбоку и ударил Каллена в ухо. Тот отлетел и повалился на стену, опрокинув столик. Ароматические травы посыпались на пол. Баллас выхватил нож и, держа его наготове, двинулся вперед.

Оттолкнувшись спиной от стены, Каллен выпрямился. Свободной рукой Баллас то и дело утирал кровь – но через секунду она вновь заливала глаза.

– Что, худо, парень? – ухмыльнулся Каллен.

Баллас не ответил. Кровь опять ослепила его. Каллен напал; стилет был нацелен противнику в живот, но Балласу удал ось увернуться. Теперь он ударил сам, целя в грудь. Каллен отскочил. Баллас по инерции пролетел вперед, едва не потеряв равновесие. Кровь снова залила глаза. Стерев ее, Баллас ткнул кинжалом туда, где, как он полагал… как он знал – должен быть Каллен.

Лезвие сверкнуло в свете свечей. Баллас не промахнулся: оружие было направлено прямо в противника. Но Каллен успел схватить шлюху и загородился ею…

…Время застыло. Кинжал повис в воздухе, словно схваченный чьей-то невидимой рукой. Баллас видел холодный блеск в глазах Эгрена Каллена. В темных зрачках женщины отражалось желтоватое мерцание свечей – две крошечные золотистые искры…

Клинок Балласа ударил женщину под ребро. Она подалась назад, прижавшись спиной к груди Каллена и недоуменно наблюдая, как по белоснежному льну медленно расплывается, увеличиваясь в размерах, яркое алое пятно. Потом она едва слышно вздохнула и повалилась на кровать.

Каллен кинулся к двери. Баллас преградил ему путь. Отшвырнув нож, он ударил противника в лицо – потом еще раз, и еще. Каллен не сумел противостоять яростному напору, с каждым ударом он сопротивлялся все слабее, и когда Баллас остановился, лицо его превратилось в кровавую маску. Каллен хрипло дышал, на губах его выступила красная пена.

– Кто… ты… такой?.. – выдавил он.

Баллас не ответил. Он нагнулся, чтобы подобрать нож. Каллен отшатнулся от него и подался к окну. Баллас недоуменно нахмурился. Каллен толчком распахнул створки и выскочил на карниз. Баллас подошел к окну. Карниз был не слишком широк, однако же Каллену удалось на нем устоять. Он закричал – вернее сказать, попытался, но из горла вырвалось лишь сипение.

– Охрана! Сюда! – Каллен внезапно осознал, что этот хриплый шепот никто не услышит – кроме противника. Он в ужасе повернулся к Балласу. Тот холодно взирал на него. – У меня есть деньги… Ты кто? Грабитель? Я дам тебе много денег. И ничего не скажу охране. Я…

Баллас поднял нож. На сей раз промахнуться было невозможно. Клинок вонзился Каллену в бедро. Тот сдавленно вскрикнул и машинально попятился. Раненая нога подломилась; Каллен взмахнул руками и свалился вниз. С пятидесяти футов – на вымощенный каменными плитами двор. Тело ударилось о землю с глухим влажным стуком. Стоявший неподалеку охранник подскочил неожиданности.

– О Пилигримы! Господин Каллен! Он упал! Охранник задрал голову, посмотрев на окно. Баллас подался назад – но было поздно.

– Там кто-то есть. В комнате Каллена!

Сбежались другие охранники. Баллас понял, что уже нет нужды прятаться, и спокойно взирал на них сверху вниз. Для того, чтобы выйти, ему придется прорубать себе дорогу наружу. Убивать этих людей – которые приходятся кому-то отцами или мужьями, сыновьями или братьями. Чья смерть принесет горе невинным – тем, что будут страдать, потому что любят их.

Баллас пожал плечами. Ему-то что?

Много позже, когда дом Каллена остался позади и Баллас больше не ощущал ладонью шероховатую рукоять меча, отобранного у охранника, и не слышал противного скрипа стали, взрезающей плоть, он вернулся в «Алый призрак».

Гостиница была погружена во тьму. Баллас попытался войти, но передняя дверь оказалась заперта на засов. Тогда он тихонько пробрался под окно своей комнаты, набрал горсть мелких камушков и принялся швырять их в ставни. Наконец окно распахнулось. Люджен Краск высунулся наружу.

– Кто там? – прошипел он.

– Спустись, – приглушенно сказал Баллас. – Отопри дверь. Он вернулся к входу. Через несколько минут дверь открылась. На пороге стоял Люджен Краск со свечой в руке.

– Живее! – прошептал он. – Чего доброго, разбудим хозяина, и тогда быть беде. Он может доложить стражам, что мы тут шастаем по ночам, и… – Краск осекся. – Быстрей заходи, – добавил он.

Баллас вошел. Минуя общий зал, он снял со стойки бутылку виски.

– Что ты делаешь? – всполошился Краск. – Это… это же воровство! Мы не должны привлекать к себе внимание! Ты же сам говорил…

Совершенно на него не реагируя, Баллас поднялся в комнату. Краск следовал за ним по пятам. Оказавшись внутри, старик поспешно запер дверь и зажег лампу. Эреш уже спала, но свет разбудил ее. Она открыла глаза и уставилась на Балласа. Выражение ее лица было непонятным.

Баллас же покосился на Краска. Их взгляды встретились. В отличие от Эреш чувства старика были ясны. Рот его приоткрылся; глаза округлились от испуга и изумления.

– Что… что случилось? Где ты был? Что ты делал? О Пилигримы! Скажи мне: ты что, опять подрался со стражами?

Баллас посмотрел на свое отражение в маленьком зеркале. Влажные красно-бурые пятна покрывали лицо. Кровь заляпала рубаху и штаны и пленкой засохла на руках – точно на Балласе были перчатки из тонкого кагиннианского шелка.

Он откупорил бутылку и сел на пол. Сделал большой глоток. Обжигающая жидкость заструилась по горлу. Баллас привалился к стене. Краск и Эреш смотрели на него, не отводя взглядов. Будто бы с ним произошла какая-то невероятная метаморфоза. Словно он превратился из человека в самое что ни на есть мерзкое чудище…

Баллас закрыл глаза. Даже темнота казалась красной.

Баллас проснулся.

Во рту стоял привкус виски и еще какой-то гадости, отдающей металлом. Медью.

Кровь, понял он.

Скривившись, Баллас открыл глаза. Первым, что он увидел, была кровь на его рубашке. И на руках. Тихо застонав, Баллас поднял взгляд. Люджен Краск и Эреш сидели на кровати – и смотрели на него. Баллас рассеянно подумал: неужели они так и созерцали его всю ночь напролет? Он чуть пошевелился, и тут же все тело отозвалось тупой ноющей болью. Каждый мускул был напряжен до предела. Баллас распрямил скрюченные пальцы, с трудом изгибая суставы. Прошедшей ночью он слишком долго сжимал рукоять меча.

Баллас с трудом сглотнул слюну, все еще ощущая во рту мерзкий привкус. Сколько человек же он убил? Баллас не мог вспомнить. Да он и не считал их…

– Который час? – хрипло спросил он. Рядом стояла бутылка. На дне еще оставалось немного виски. Баллас прикончил его одним глотком.

– Скоро полдень, – отозвался Краск. Он нервно облизнул губы и, кажется, хотел что-то прибавить. Однако же промолчал.

– Мне нужна свежая одежда. Принесите что-нибудь.

– Что? – тупо переспросил Краск.

– Я не могу ходить в этом! – рявкнул Баллас, ударив себя по животу, обтянутому окровавленной рубахой. – Сильно бросается в глаза – тебе не кажется? Купи мне новую одежду.

– Тебе не следует разговаривать с нами подобным образом, – мягко сказал Краск.

Баллас одарил его тяжелым взглядом.

– Ты уже доказал свое преимущество, заставил нас участвовать в своих делах. Но ты зашел слишком далеко. – Краск нервно покосился на дочь. – Чем ты занимался ночью? Мы… мы не сможем помочь… не станем тебе помогать, пока не узнаем правду. До сих пор твоя жестокость была… – Он запнулся.