ПОБЕГ О. А Кузьминой-Караваевой «Нам бы только до взморья добраться, Дорогая моя!» – «Молчи…» И по лестнице стали спускаться, Задыхаясь, искали ключи. Мимо зданий, где мы когда-то Танцевали, пили вино, Мимо белых колонн Сената, Туда, где темно, темно «Что ты делаешь, ты, безумный!» — «Нет, я только тебя люблю! Этот ветер – широкий и шумный, Будет весело кораблю!» Горло тесно ужасом сжато, Нас в потемках принял челнок… Крепкий запах морского каната Задрожавшие ноздри обжег. «Скажи, ты знаешь наверно: Я не сплю? Так бывает во сне…» Только весла плескались мерно По тяжелой невской воде. А черное небо светало, Нас окликнул кто-то с моста, Я руками обеими сжала На груди цепочку креста. Обессиленную, на руках ты, Словно девочку, внес меня, Чтоб на палубе белой яхты Встретить свет нетленного дня. 1914 * * * Когда в мрачнейшей из столиц Рукою твердой, но усталой, На чистой белизне страниц Я отречение писала. И ветер в круглое окно Вливался влажною струею, — Казалось, небо сожжено Червонно-дымною зарею. Я не взглянула на Неву, На озаренные граниты, И мне казалось – наяву Тебя увижу, незабытый… Но неожиданная ночь Покрыла город предосенний. Чтоб бегству моему помочь, Расплылись пепельные тени. Я только крест с собой взяла, Тобою данный в день измены, — Чтоб степь полынная цвела, А ветры пели, как сирены. И вот он на пустой стене Хранит меня от горьких бредней, И ничего не страшно мне Припомнить, – даже день последний. Песочная бухта 1916 * * * Зачем притворяешься ты То ветром, то камнем, то птицей? Зачем улыбаешься ты Мне с неба внезапной зарницей? Не мучь меня больше, не тронь! Пусти меня к вещим заботам… Шатается пьяный огонь По высохшим серым болотам. И Муза в дырявом платке Протяжно поет и уныло. В жестокой и юной тоске Ее чудотворная сила. 1915 * * * Мы не умеем прощаться, — Все бродим плечо к плечу. Уже начинает смеркаться, Ты задумчив, а я молчу. В церковь войдем, увидим Отпеванье, крестины, брак, Не взглянув друг на друга, выйдем… Отчего все у нас не так? Или сядем на снег примятый На кладбище, легко вздохнем, И ты палкой чертишь палаты, Где мы будем всегда вдвоем. 1917 * * * Вижу, вижу лунный лук Сквозь листву густых ракит, Слышу, слышу ровный стук Неподкованных копыт. Что? И ты не хочешь спать, В год не мог меня забыть, Не привык свою кровать Ты пустою находить? Не с тобой ли говорю В остром крике хищных птиц, Не в твои ль глаза смотрю С белых, матовых страниц? Что же кружишь, словно вор, У затихшего жилья? Или помнишь уговор И живую ждешь меня? Засыпаю. В душный мрак Месяц бросил лезвие. Снова стук. То бьется так Сердце теплое мое. 1915 * * * Бесшумно ходили по дому, Не ждали уже ничего. Меня привели к больному, И я не узнала его. Он сказал: «Теперь слава богу, — И еще задумчивей стал. — Давно мне пора в дорогу, Я только тебя поджидал. Так меня ты в бреду тревожишь, Все слова твои берегу. Скажи: ты простить не можешь?» И я сказала: «Могу». Казалось, стены сияли От пола до потолка. На шелковом одеяле Сухая лежала рука. А закинутый профиль хищный Стал так страшно тяжел и груб, И было дыханья не слышно У искусанных темных губ. Но вдруг последняя сила В синих глазах ожила: «Хорошо, что ты отпустила, Не всегда ты доброй была». И стало лицо моложе, Я опять узнала его И сказала: «Господи Боже, Прими раба твоего». Слепнево 1914 * * * Стал мне реже сниться, слава богу, Больше не мерещится везде. Лег туман на белую дорогу, Тени побежали по воде. И весь день не замолкали звоны Над простором вспаханной земли, Здесь всего сильнее от Ионы Колокольни Лаврские вдали. Подстригаю на кустах сирени Ветки те, что нынче отцвели; По валам старинных укреплений Два монаха медленно прошли. Мир родной, понятный и телесный, Для меня, незрячей, оживи. Исцелил мне душу царь небесный Ледяным покоем нелюбви. 1912 Киев |