Трудно передать наши переживания и ощущение чувств, нас обуреваемых.

Постояв минут двадцать, все направились в Мавзолей. Пошли и мы. Мне памятно это посещение до деталей. Войдя в первое помещение, перед ступенями лестницы, в темном углу справа стоял Отто Гротеволь, на груди его рыдала супруга, маленькая женщина в сравнении и рослым Гротеволем, а рядом, положив руки и голову ему на плечо, плакала Долоресс Иббарурри. Вся в черном, с открытой седой головой, она убивалась, не скрывая горя.

Саркофаг стоял напротив гроба В.И. Ленина у лестницы, по которой шел люд. Проходя мимо, можно было остановиться и посмотреть на Сталина через стекло. Лицо перед глазами. Оно осталось в памяти, не тронутое смертной тенью.

Возвратившись с похорон на службу, мне было о чем поведать собравшимся сослуживцам.

Мне приходилось видеть Сталина и в жизни, но не так близко. Это было на торжественных собраниях в Большом театре, на демонстрациях на Красной площади, на спортивных парадах и один раз на похоронах А.А. Жданова на Красной площади, у Мавзолея.

Но не об этом речь. Просто мне показалось нелишним привести здесь свидетельство очевидца тех похорон.

С той поры прошло пятьдесят лет. Через три года после смерти И.В. Сталина состоялся XX съезд КПСС. Проходил он под знаком преемственности прошлого. Выступающие не подвергали его ревизии, заботились о дальнейшем развитии страны. Пути экономического развития еще задолго до съезда довольно убедительно изложил Г.М. Маленков на V сессии Верховного Совета СССР, став Председателем Совета Министров. Обширную программу улучшения дел в сельском хозяйстве доложил пленуму ЦК КПСС в сентябре 1953 года первый секретарь ЦК Н.С. Хрущев.

Под этим углом зрения проходил и XX съезд. Выступающие думали и излагали заботу о будущем государства, об укреплении основ социализма.

Но закрытие съезда завершилось неожиданным докладом. Н.С. Хрущева о необходимости борьбы с культом личности И.В. Сталина и ликвидации его последствий.

Время выступления докладчик определил правильно: после избрания нового состава ЦК и его руководителей.

До этого Хрущеву нельзя было выступать с таким докладом, так как съезд мог среагировать на доклад по-иному. Обсуждение культа И.В. Сталина на съезде прошло бы с тяжелыми последствиями и даже возможным расколом партии. Тем более что виновником репрессий был не один Сталин. Немалую роль в них сыграли и многие делегаты XX съезда, в том числе и докладчик.

Важнейшим выводом из доклада являлась необходимость восстановления законности в стране, укрепление социалистического правопорядка. Это был важный и актуальный шаг. Он позволял привлечь широкие круги населения и общественности к активному участию в укреплении общественно-политического строя в стране, веры в проводимую партией политику. Это имело значение еще и потому, что в живых тогда еще оставалось не малое число жертв, необоснованных и фальсифицированных репрессий, их детей и родственников.

Сказать здесь хочу не о докладе, а об атмосфере после того, как он был сделан. Явной ошибкой стало то, что его содержание долгое время скрывалось и страна знала о нем по рассказам и комментариям делегатов съезда в интерпретации их личного понимания, сказанного Н.С. Хрущевым. Общественность жила слухами, сплетнями, домыслами.

Читать доклад на закрытых партийных собраниях позволили лишь летом 1956 года.

В такой обстановке непросто было ориентироваться даже тем, кто поддерживал содержание доклада. В партии же наступил молчаливый раскол. И не потому, что были противники пресечения произвола, а потому, что «борьба с культом» приняла подковерный характер. По линии ЦК не было глубоко продуманной разъяснительной пропагандистской работы. К тому же рос культ новой личности, правда, в условиях «оттепели».

Такая обстановка вела к зарождению оппозиционных советскому строю сил различной направленности, как «борцов с культом», так и защитников Сталина.

К сожалению, отсутствие четкой программы действий, вытекавших из доклада Н.С. Хрущева, демобилизовывало актив партии, но способствовало усилению сил, направленных на разрушение советского конституционного строя, спекулируя к тому, что это детище сталинского времени.

Но все это потом.

А вот примером того, что случилось из-за незнания, как вести себя после доклада о культе Сталина, неподготовленности к этому даже руководителей партийных органов являются события в Тбилиси в марте 1956 года.

Ежегодно после смерти И.В. Сталина 5 марта к его огромному монументу, воздвигнутому еще при жизни вождя в Парке на берегу реки Куры, шли массы людей, возлагали венки, пели «Сулико» и «Ласточку», отдавая почет памяти национальному герою Грузии. Так было в 1954 и в 1955 годах. К этому готовились и в 1956-м. Но доклад. Его искаженное содержание широко распространилось в городе. Он понимался многими главным образом как оскорбление личности Сталина. Это подняло волну защиты Сталина, особенно среди студенчества. Подогрелись события и командой ЦК Компартии Грузии, запретившей изготовление и продажу венков для возложения к монументу Сталина. Студенты стали заказывать венки на имя «дяди Вано», «дедушки Серго», «бабушки Маквеллы», а затем менять имена на «И.В. Сталину». Вузы забурлили. Разъяснять решения съезда никто не мог, так как на местах доклада не знали, а если и знали, то не знали, как вести себя. Но годовщину смерти Сталина отмечать не могли. Молчала и Москва. Даже приехавший в Тбилиси первый секретарь ЦК ВЛКСМ А.Н. Шелепин для участия в конференции грузинского комсомола молчал и к студентам не пошел. Понятно, что и он не знал, как вести себя.

А процесс нарастал. 5 марта у монумента и на берегах Куры собралось сотни тысяч народа. Слышались призывы к непослушанию Москве. Кто-то выступал против Хрущева, кто-то проклинал Микояна, а кто-то звал и к объявлению независимости Грузии. Начались и беспорядки.

Обстановка потребовала ввода войск и объявление города на осадном положении. Но митинг у монумента продолжался.

Мне пришлось увидеть Тбилиси б марта, куда я приехал в составе группы сотрудников КГБ при СМ СССР, направленной И.А. Серовым для наведения порядка в столице Грузии, для помощи грузинским чекистам. Было нас 16 человек во главе с заместителем председателя КГБ С.С. Бельченко. В нее входили заместители начальников 4-го Управления В.А. Измайлов, Следственного А.А. Козырев и ответственные сотрудники КГБ И.И. Елисеев, П.П. Чеклин, С.А. Конопленко, В.А. Лутов, А.Ф. Крупенников, И.В. Синюшин (их помню).

Город жил напряженной жизнью. Митинг продолжался у монумента и у здания, где разместилась делегация Компартии Китая, приехавшая в Грузию после XX съезда, гостем которого она была. Возглавлял ее видный китайский руководитель Чжу Дэ. Скопившиеся у особняка просили китайцев выступить на митинге, но никто из них туда не пошел, да и вообще особняка не покидал. Они покинули город 7 марта, увозя с собой массу листовок, записок и обращений, переданных им собравшимися у особняка. Свое пребывание, оценки событий в Тбилиси, как и отношение к Сталину, китайцы высказали позже в газете «Женьминьжибао». Кстати, редакционная статья газеты, написанная в защиту Сталина, была опубликована позже в газете «Правда».

Приехав в Тбилиси, мы окунулись в события, стремясь понять, что происходит, а главное, что делать. Трудность опять-таки была в том, что никто не знал содержания доклада. Аргументировать призывы и просьбы, не говоря о требованиях, прекратить стихийную волну протестов, приходилось своим пониманием происшедшего на съезде.

А непросто это было. До сего времени в памяти беседа с умной женщиной, редактором газеты «Сталинское племя», выходившей в родном городе Сталина Гори Маквеллой Окропиридзе. Она активно выступала на митингах, звала к непризнанию доклада, к защите имени Сталина и пользовалась поддержкой собравшихся на митингах в Гори и Тбилиси.

Не стану приводить своих доводов к тому, чтобы она помогла успокоить людей. Но ее мотивы были такими. «Я родилась в Гори. Наш дом рядом с домом Сталина. Окончила школу и университет имени Сталина. Была пять лет сталинской стипендиаткой. Писала диплом о трудах Сталина. Издаю газету «Сталинское племя». Как могу выступать против Иосифа Виссарионовича.