Литмир - Электронная Библиотека

Ибн Баттута покидает Мекку 8 сентября 1332 года. Ему к тому времени уже исполнилось 28 лет.

Часть вторая

НА КРАЮ НАСЕЛЕННОГО МИРА

Доколе мы будем во мраке ночном
со звездами вдаль стремиться?
Ведь нет ни копыт, ни ступней у звезд —
легко им по небу катиться.
Назерно, и веки у звезд не болят,
бессонница им незнакома.
А путник не спит, ночуя в степи,
вдали от родного дома.
Аль-Мутанабби

Глава первая

«Три вещи нельзя скрыть: любовь, беременность и езду на верблюде», — говорили древние арабы.

Ибн Баттуте не удавалось скрыть страх перед морем.

— Укушенный змеей боится веревки, — беззлобно посмеивался капитан Бартоломео, глядя на своих пассажиров, собиравшихся на корме к вечерней молитве.

Декабрьское море неприветливо, серые грозовые тучи громоздятся, тесня друг друга, до самого горизонта, но опытный генуэзец знает — попутный ветер за два дня домчит быстроходную галеру до мелководных малоазийских берегов.

«На десятый день мы достигли города Алайа, с которого начинается страна Рум», — писал Ибн Баттута, преувеличивая протяженность морского путешествия по меньшей мере в пять раз. Но в этом преувеличении была своя логика: приятное сердцу пролетает мгновенно, мучение, длящееся мгновения, кажется вечностью.

Страну Рум Ибн Баттута назвал одной из самых прекрасных на земле.

«Аллах собрал в ней все хорошие качества, имеющиеся у других стран порознь, — писал он. — Ее жители самые красивые по внешности, самые чистые в одежде, самые изысканные в пище и самые мягкосердечные из всех созданий аллаха. Именно поэтому говорят: „Блаженство в Сирии, а милосердие в Руме“, подразумевая жителей этой страны. Всякий раз, когда мы останавливались в этой стране в странноприимном или частном доме, наши соседи, будь то мужчины или женщины, — а они не покрываются чадрой, — приходили справляться о нас, а когда мы уезжали от них, они прощались с нами, словно были нашими родственниками или домочадцами…»

Восторги Ибн Баттуты нетрудно понять. Южное побережье Малой Азии издревле считается одним из благодатнейших мест на земле. Со стороны моря изящные каменные постройки Алайи, уютно примостившиеся на скалистом мысу, кажутся вырезанными из картона декорациями театра теней. Пологие горы курчавятся низкорослым лесом, в долине — чересполосица виноградников, оливковых и апельсиновых рощ. Нежный ветерок, чуть колышущий верхушки пирамидальных тополей и кипарисов, приносит терпкие запахи йода и древесной смолы. В порту, где покачиваются на легкой волне выстроенные в ряд фелюги, галеры, шуны, пахнет рыбой и свежей древесиной, которую отсюда отправляют в Александрию, Латакию, Дамаск.

Первая крупная остановка в малоазийском маршруте Ион Баттуты в Анталье, древней Атталее, Саталии средневековых портоланов. Город лежит подковой на берегу бухты, лесистые горы прижимают его к морю, при полном штиле их очертания как в зеркале отражаются в зеленой воде.

Как любой приморский город, Анталья шумна, разноязыка. В порту услышишь греческую, турецкую, франкскую, арабскую речь. Европейские купцы селятся тут же, в обнесенном стеною квартале, где лепятся друг к другу двух- и трехэтажные каменные дома. Чуть поодаль выглядывает из-за кирпичной ограды синагога, вокруг нее окруженные кипарисами и лаврами жилища иудеев.

Мусульмане отмежевались от всех в Великом городе, где по пять раз на дню молятся в соборной мечети, а остальное время слоняются по рынку, блаженствуют, набивая чрева жирным кебабом и пахлавой, или дремлют на пыльных паласах в тени пахучих пиний.

Иное дело — греки, которые живут суетно и шумно. В их квартале день-деньской пьют вино, смеются, ругаются, плачут, поют грустные, протяжные песни. Ибн Баттута не понимает их языка, а поэтому не знает, о чем грустят беспокойные византийцы.

О чем же они грустят? Наверное, о тех безвозвратно ушедших временах, когда не было в Анталье ни минаретов, ни крикливых муэдзинов, каждое утро от виллы наместника летели к рынку на белых конях глашатаи и, разворачивая хрустящие свитки, читали указ василевса. Однажды они принесли страшную весть: в сражении у Мириокефали орды степных варваров окружили воинов императора со всех сторон и зарубили всех как стадо баранов. Это случилось в 1176 году, а через тридцать один год кровожадные степняки появились у стен Антальи.

Сражение у Мириокефали было лишь одним из эпизодов смертельной схватки между византийцами и напиравшими с Востока кочевыми ордами огузов, возглавляемых вождями из племени сельджуков. В течение XI века византийцы мужественно сопротивляются натиску степняков, но военная удача не на их стороне. Положение не спасают и привлеченные на службу в императорскую армию кочевники-акриты: в битве при Малазкирте в 1071 году, увидев перед собой единоплеменников, наемники вероломно покидают императора Романа Диогена, и его армия терпит сокрушительное поражение.

Битва при Малазкирте (Манджикерте) оказалась роковым рубежом в истории Византии. Оттесняя полководцев василевса на запад, в глубь страны, сельджуки один за другим овладевают крупнейшими малоазийскими городами. Особенно чувствительным ударом для византийцев и всего христианского мира было падение Никеи, священного города, где в 325 году состоялся I Вселенский собор. В 1081 году Никея становится столицей Румского султаната и резиденцией его основателя Сулеймана. С тех пор никейский агарянин Сулейман стал одним из действующих лиц средневековых рыцарских романов, в которых описывались походы крестоносцев на Восток.

Весь XII век сельджуки провели в борьбе, мечом и огнем покоряя новые и новые города, присоединяя к созданному ими государству еще не захваченные области.

Государству Сельджукидов не суждена была долгая жизнь. Тем не менее именно на период их властвования приходится мощный культурный подъем. «В течение полустолетия, — отметил известный востоковед В. Гордлевский, — создали они здесь памятники, которые пережили творцов».

В первой половине XIII века в Малую Азию пришли новые завоеватели — татаро-монголы. Сульджукидам, как и многим другим династиям, пришлось принять роль вассалов монгольских ильханов.

Хотя в 1261 году императору Михаилу VIII Палеологу удалось уничтожить Латинскую империю, созданную крестоносцами в Малой Азии в начале XIII века, это в конечном счете лишь на время отсрочило гибель Византии, спасти которую было уже невозможно. Византийскую империю при династии Палеологов со всех сторон теснили враги. Самыми опасными были неаполитанский король Карл Анжуйский и латинские рыцари, сохранявшие свои феоды в Пелопоннесе и Средней Греции.

С конца XIII века над восточными границами империи нависла тень нового опасного врага — турок-османов, которые лишили Палеологов значительной части их малоазиатских владений.

В 1299 году вождь небольшой турецкой орды Осман наголову разбил сельджуков в битве при Конье и принял титул султана. Как свидетельствовали современники, ему было не занимать ни мужества, ни ума. Скончавшись в 1326 году, он оставил в наследство своему сыну Орхану могучее государство и, по-видимому, наказал ему не останавливаться на достигнутом. Сразу же после смерти отца Орхан начал завоевательные кампании, в результате которых покорил Малую Азию до самого Геллеспонта.

Напуганный неудержимым натиском незваных гостей, император Иоанн Кантакузин отдал свою дочь Феодору в жены предприимчивому султану.

…Ибн Баттута попал в Малую Азию зимой 1332 года, оказавшись, таким образом, свидетелем двух противоположных процессов: распада сельджукских княжеств и постепенного собирания раздробленных сельджукских феодов родом Османа, который положил начало Оттоманской империи, будущей Блистательной Порте.

34
{"b":"122973","o":1}