— Познакомьтесь, господин вице-консул, это моя русская жена.

Девица с лисой назвала какое-то имя, а я спросил шведа:

— Мы с вами где-то встречались?

— Да, конечно. Помните, я был у вас на приеме. Мне нужно было срочно получить визу, а вы потребовали за срочность оплату пошлины.

— Ваша фамилия Ларссон?

— Так точно.

— Теперь я вспоминаю.

Ларссон в самом начале контракта лично приносил паспорта на визу, но тогда еще я не был заочно знаком с его женой.

Итак, шведская статистика зафиксировала еще один распад семьи, а шведское общество обогатило себя еще одной персоной, выезд которой за границу доставил неподдельную радость ленинградской милиции.

Впрочем, я не буду слишком строго судить выбор господина Ларссона и его коллег. Из «интердевочек» тоже могут выйти неплохие жены. Дай бог ему счастья. И нашей девочке тоже.

…В результате массового притока в страну иностранцев шведы имеют у себя то, что имеют. Когда я вновь появился в Стокгольме В 1996 году, то убедился, что за четырнадцать лет, прошедших с момента моего убытия из ДЗК, в столице многое изменилось. Сразу бросилось в глаза, что на телевидении появилась масса мулатов и метисов, которые по внешнему виду ничем не отличались от жителей Ямайки или Пакистана, но говорили на хорошем столичном диалекте шведского языка.

На улицах столицы, в магазинах, офисах появились смуглые, черноволосые и кареглазые шведы, которые уже не подметают метлами улицы, не сидят за рулевой колонкой автобуса, а заняли вполне престижные по старым меркам рабочие места, принадлежавшие когда-то коренным шведам. Особенно непривычно для моего глаза было наблюдать неказистого потомка латиноамериканских индейцев в форме капрала шведской армии или. наоборот, стройного гибкого выходца из индусской касты неприкасаемых за прилавком банка.

Когда я улетал из Стокгольма и ждал самолет «Аэрофлота», начинавший свой рейс в Лиме и осуществлявший транзитную посадку в Арланде, я был шокирован толпой коротконогих, пузатеньких, ширококостных и упитанных латиноамериканцев с большой примесью индейской крови в жилах, вывалившихся из чрева ТУ-154 и звонко перекликавшихся между собой на шведском языке. То были чилийцы или боливийцы, возвращавшиеся в Швецию из отпусков, которые они проводили на своей бывшей родине.

Иностранцы в весьма приличных дозах влили свою кровь в шведскую, и я сомневаюсь, что шведам при таком этническом соотношении удастся сохранить свой чисто северный тип на будущее. По языку это, конечно, будут шведы, но при виде таких шведов у Августа Стриндберга вряд ли поднялась бы рука написать знаменитую «Красную комнату».

Но времена меняются.

В пятницу вечером 28 февраля 1986 года премьер-министр Швеции Улоф Пальме вместе с супругой Лисбет покинул свою квартиру в Старом городе и отправился на метро в кинотеатр «Гранд». В 23.20 после просмотра фильма они вышли из кинотеатра и, миновав пару кварталов, приблизились к перекрестку улиц Свеавэген и Туннельгатан. Время было позднее, на улице, кроме трех мужчин, шедших впереди, и одного молодого человека, тенью скользившего по противоположной стороне, никого не было. На Свеавэген супруги заметили медленно двигающееся такси.

В это время кто-то незаметно подкрался к ним сзади и два раза в упор выстрелил в спину Пальме. Лисбет Пальме бросилась к упавшему супругу, но успела заметить, как стрелявший резко отвернул в сторону и побежал по Туннельгатан в обратную сторону. Прохожий, шедший по другой стороне улицы, бросился за ним с криком «Стой!», но убийца мгновенно растворился в темных «проходняках» старинного квартала. Водитель такси, наблюдавший сцену убийства со Свеавэген, вызвал по радио «скорую помощь», которая прибыла буквально через несколько минут, но Пальме скончался по пути в ближайшую больницу.

С этого дня началось не закончившееся до сих пор «блуждание по пустыне» — следствие по делу убийства первого человека Швеции, выдающегося государственного деятеля и социал-демократичес-кого лидера, снискавшего широкую и искреннюю признательность далеко за пределами своей страны.

Следствие, возглавляемое на первых порах комиссаром полиции Хансом Хольмером, а затем его коллегой Хансом Эльвебру, перебрало около 170 рабочих версий, но за прошедшие одиннадцать с лишним лет так и не приблизилось к решению главного вопроса об убийце. Сейчас X. Хольмера обвиняют в зацикленности на версии о причастности к преступлению членов Курдской рабочей партии. Спустя год после трагедии полиция арестовала-таки 20 курдов, подозреваемых в убийстве, но скоро была вынуждена отпустить их за недостаточностью улик.

И в самом деле, предположение о том, что члены партии, борющиеся за независимость Курдистана, могли замыслить покушение на своего активного и естественного союзника, каким несомненно был Улоф Пальме, могло прийти в голову человеку, неискушенному в политике, или… Как бы то ни было, но после этого X. Хольмер был отстранен от следствия, и в марте 1987 года его возглавил X. Эльвебру.

Последний произвел реорганизацию в поисковой группе и вновь попытался вернуть ее к событиям той драматической мартовской ночи. В итоге к пожизненному заключению был приговорен некто Кристер Петтерсон, на которого как на убийцу указала вдова покойного Лисбет Пальме. Однако Верховный суд страны не утвердил приговор за недостаточностью улик, и Петтерсон был также выпущен из тюрьмы.

Спустя некоторое время в дело У. Пальме была подброшена еще одна сенсационная версия. О ней поведал адвокат Пелле Свенссон, чьим клиентом был один из авторитетов уголовного мира Швеции Ларе Тингстрем. Согласно П. Свенссону, его клиент, осужденный в 80-х годах к нескольким годам тюрьмы за покушение на жизнь своего делового партнера, посчитал решение суда несправедливым и решил отомстить прокурору. Выйдя на свободу, Л. Тингстрем организовал на вилле прокурора взрыв самодельной бомбы, в результате которого погиб жених дочери юриста. За это преступление Тингстрем, получивший кличку «Бомбманнен» («Бомбист»), был приговорен снова, но уже к пожизненному заключению.

Сидя в тюрьме, «Бомбист» направил шведским властям несколько прошений о помиловании, но получил отказ. Тогда он якобы принял решение рассчитаться с высшими должностными лицами в государстве — королем Карлом XVI Густавом и премьер-министром Пальме. За решеткой «Бомбист» сколотил группу террористов из 4 человек, в состав которой входил небезызвестный Кристер Петтерсон. Револьвер «магнум-357», из которого был застрелен Пальме, был выброшен, по словам уголовника, в озеро Клараше.

Обо всем этом «Бомбист» якобы поведал своему душеприказчику уже на смертном одре в 1993 году, умирая от рака и «завещая» ему обнародовать свои откровения не ранее чем через 5 лет после убийства Пальме. «Бомбист» отошел в мир иной, где судить его будут другие, неземные судьи, а адвокат П. Свенссон хранил таинственное молчание три года и лишь в 1996 году поведал общественности об этой истории. Почему этот «благородный» юрист, получив серьезные данные, имеющие отношение к убийству Улофа Пальме, в течение стольких лет покрывал его убийц?

Полиция провела расследование всей этой истории с «Бомбистом» и пришла к выводу, что никакого завещания — ни устного, ни письменного — он после себя не оставил. Водолазы спустились на дно Клараше, обшарили указанное «Бомбистом» место, но никакого оружия там не нашли. Версия Свенссона-Тингстрема, наделав шума, тихо умерла. А между тем полиция установила, что Тингстрем действительно был в дружеских отношениях с Петтерсоном и часто общался с ним в тюрьме.

Вопросы, вопросы…

Перед уходом в кино Пальме позвонил своему сыну и предупредил, что будет отсутствовать два часа. Сын поинтересовался, будет ли с отцом охрана, раз он намерен был идти пешком. Отец «успокоил» сына, что охраны не будет — он ее отпустил.