III Детство Гайаваты В летний вечер, в полнолунье, В незапамятное время, В незапамятные годы, Прямо с месяца упала К нам прекрасная Нокомис, Дочь ночных светил, Нокомис. Как дитя, она играла, На ветвях на виноградных Меж подруг своих качалась, И одна из них, сгорая Злобой ревности и мести, Эти ветви подрубила, И на Мускодэ упала, На цветущую долину, Замирая от испуга, Летним вечером Нокомис. «Вон звезда упала с неба!» — Говорил народ в селеньях. Там, на мягких мхах и травах, Там, среди стыдливых лилий, В тихой Мускодэ, в долине, В звездном блеске, в лунном свете, Стала матерью Нокомис, Назвала дочь первородной — Назвала ее Веноной. И, как лилия в долине, Расцвела ее Венона: Стала гибкой, стала стройной, Точно лунный свет, прекрасной, Точно звездный отблеск, нежной. И Нокомис часто стала Говорить, твердить Веноне: «О, страшись, остерегайся Мэджекивиса, Венона! Никогда его не слушай, Не гуляй одна в долине, Не ложись в траве меж лилий!» Но не слушалась Венона, Не внимала мудрой речи, И пришел к ней Мэджекивис, Темным вечером подкрался, С тихим шепотом склоняя На лугу цветы и травы. Там прекрасная Венона Меж цветов одна лежала, Там нашел ее коварный Ветер Западный – и начал Очаровывать Венону Сладкой речью, нежной лаской, — И родился сын печали, Нежной страсти и печали, Дивной тайны – Гайавата.  Лист клена Люлька Воин Так родился Гайавата; А коварный Мэджекивис, Бессердечный Мэджекивис Уж покинул дочь Нокомис, И недолго после билось Сердце нежное Веноны: Умерла она в печали. Долго с криками рыдала, Долго плакала Нокомис: «О, зачем жестокий Погок Не меня унес с собою? Лучше б мне лежать в могиле! Вагономин, вагономин!» На прибрежье Гитчи-Гюми, Светлых вод Большого Моря, С юных дней жила Нокомис, Дочь ночных светил, Нокомис. Позади ее вигвама Темный лес стоял стеною — Чащи темных, мрачных сосен, Чащи елей в красных шишках, А пред ним прозрачной влагой На песок плескались волны, Блеском солнца зыбь сверкала Светлых вод Большого Моря. Индианка Корзина из буйволовой кожи для ношения младенцев Там, в тиши лесов и моря, Внука нянчила Нокомис, В люльке липовой качала, Устланной кугой и мохом, Крепко связанной ремнями, И, качая, говорила: «Спи! А то отдам медведю!» Там, баюкая, певала: «Эва-ия, мой совенок! Что там светится в вигваме? Чьи глаза блестят в вигваме? Эва-ия, мой совенок!» Много-много рассказала О звездах ему Нокомис; Показала хвост кометы — Ишкуду в огнистых косах, Показала Танец Духов, Их блистающие рати В небесах Страны Полночной, В Месяц Лыж морозной ночью; Показала серебристый Путь всех призраков и духов — Белый путь на темном небе, Полном призраков и духов. Трубка, томагавк и кисет Ножны для шила Вечерами, теплым летом, У дверей сидел малютка, Слушал тихий ропот сосен, Слушал тихий плеск прибоя, Звуки дивных слов и песен: «Минни-вава!» – пели сосны, «Мэдвэй-ошка!» – пели волны. Видел мушку, Ва-ва-тэйзи, Что, сверкая белой искрой, Светит в сумраке вечернем Над травою и кустами, И тихонько пел ей песню, Что Нокомис научила: «Ва-ва-тэйзи, Ва-ва-тэйзи! Крошка, огненная мушка, Крошка, белый огонечек! Потанцуй еще немножко, Посвети мне, попрыгунья, Белой искоркой своею: Скоро я в постельку лягу, Скоро я закрою глазки!» Видел, как над Гитчи-Гюми, Отражаясь в Гитчи-Гюми, Подымался полный месяц, Видел тень на нем и пятна И шептал: «Что там, Нокомис?» А Нокомис отвечала: «Раз один сердитый воин Подхватил старуху-бабку И швырнул ее на небо, Зашвырнул на месяц прямо. Так она там и осталась». Видел радугу на небе, На востоке, и тихонько Говорил: «Что там, Нокомис?» А Нокомис отвечала: «Это Мускодэ на небе; Все цветы лесов зеленых, Все болотные кувшинки, На земле когда увянут, Расцветают снова в небе». |
